26 марта в 19:00 в Московском доме книги состоится презентация книги «Николай Рерих». Круглый стол «Наследие Николая Рериха – культурный мост между Россией и Индией» (Дели). Выставка Международного Центра Рерихов «Вселенная Мастера», посвященная 150-летию Н.К. Рериха, в Индии Выставка «Издания Международного Центра Рерихов» в Новосибирске. Новости буддизма в Санкт-Петербурге. Благотворительный фонд помощи бездомным животным. Сбор средств для восстановления культурной деятельности общественного Музея имени Н.К. Рериха. «Музей, который потеряла Россия». Виртуальный тур по залам Общественного музея им. Н.К. Рериха. Вся правда о Международном Центре Рерихов, его культурно-просветительской деятельности и достижениях. Фотохроника погрома общественного Музея имени Н.К. Рериха.

Начинающим Галереи Информация Авторам Контакты

Реклама



«Юрик». Воспоминания о Ю.Н. Рерихе. Л.С.Митусова


 

Юрий Николаевич Рерих. Конец 1950-х.Как хорошо, когда воспоминания прошедших дней идут по ступеням радости, любви и красоты. Когда встречи, события хотелось бы повторить ещё и ещё. А воспоминания встреч, бесед, поездок с Юрием Николаевичем и Святославом Николаевичем для меня всегда были очень памятны и сердечны.

И вот ряд таких воспоминаний - о поездке в Буддийский храм в 1958 году и о встречах в Географическом обществе в Ленинграде. В Ленинграде Юрия Николаевича встречал всегда Игорь Васильевич Сахаров. Не помню я ни пышных многолюдных встреч, ни проводов. Обычно встречали и провожали мы с сестрой и неизменный Игорь, которого мы в шутку называли «Адъютант Его Величества». Он как представитель Географического общества бронировал Юрику номер в гостинице, доставал машину, оформлял лекции... С вокзала они ехали в гостиницу, а завтракать приезжали к нам. После завтрака Юрик уезжал и приезжал к обеду (иногда с большим опозданием). Тогда уже до вечера не уезжал. И было удивительно просто, тепло, значительно и как-то по-родному. Мы с сестрой старались к его приходу что-то повкуснее приготовить и поначалу не догадывались, что он не ест даже рыбы, не то что мяса. А у нас он ел всё. Потом, когда мы догадались о его питании, спросили, почему же он нам сразу не сказал. Он ответил: «Не хотел вас огорчать».

Приходили его знакомые: Игорь Васильевич с женой Натальей Юрьевной, Владимир Сергеевич Люблинский (соученик Юрия Николаевича по гимназии К.И. Мая), Александр Васильевич Королёв (заместитель председателя Восточной комиссии Русского Географического общества), наши друзья. Мы старались, чтобы не было много народу, и потому звали наших друзей по одному, по два человека, чтобы не утомлять Юрика.

Из новых знакомых в то время - Юрий Павлович Медведевv[91]. Он бывал у нас при Юрии Николаевиче и Юрий Николаевич бывал у него.

 

* * *

 

Когда Юрий Николаевич первый раз к нам приехал, он вошёл в комнату и увидел старый шкапик, вывезенный с Мойки, 83 отцом вместе с другими вещами Рерихов. Мы знали, что этот шкапик стоял у Юрика в детской. Он подошёл к нему, погладил и сердечно сказал: «Это мой шкапик!» Я открыла дверцу и стала вынимать некоторые его вещи. Вынула и глиняную лепку -фигурку собаки. Он воскликнул: «Ой! Это Дружок! Я его лепил!». Вообще, Юрий Николаевич очень трогательно относился ко всем своим старым вещам.

А когда, рассказывая о Славе, я показала его работы, он как-то по-особому обратил внимание на вырезанную Славой из дерева статуэтку древнерусского воина. Взял её в руки, рассмотрел и сказал: «Вот это я люблю».

 

* * *

 

Всё исполнялось при жизни Юрика. Так, должен был открыться в Ленинграде Буддийский храм как музей при Академии наук. В один из приездов Юрия Николаевича, он, Игорь Васильевич и я ездили туда. Внизу, в самом храме, было какое-то учреждение. Там стояли машины или пульты, покрытые чехлами. Всё довольно чисто и отремонтировано. Ранее, в конце 1920-х годов, в алтарной части стояла статуя Будды, довольно большая и значительная, поразившая тогда меня своей синевой. Теперь её не было, или она была закрыта.

Поднялись наверх - бывшее помещение храмовой библиотеки и ряд комнат (очевидно, небольших). В них, как нам сказал сторож, останавливались какие-то командировочные, имеющие отношение к учреждению, занявшему храм. Игорь Васильевич спросил, не хотел бы Юрий Николаевич жить и работать в этих комнатах: тут его библиотека хорошо поместилась бы, и прекрасное уединённое место. Это, конечно, была шутка. Но Юрик сказал, что он вообще хотел бы жить в Ленинграде, но его работа и «начальство», и все организации, к которым по ряду вопросов приходится обращаться, находятся в Москве, и для дела ему нужно жить там. Дело в том, что его во многом поддерживал Никита Сергеевич Хрущёв. Да его и не отпустили бы в Ленинград. Если бы не его уход, храм был бы восстановлен как храм-музей, филиал Института востоковедения Академии наук. Был разговор и о каком-то монгольском или бурятском служителе, который мог бы жить в одном из помещений на территории храма.

Первая лекция в Географическом обществе (3 октября 1958 г.) прошла довольно неорганизованно. Сначала Юрика и нас, слушателей, провели в один зал. Потом перевели в другой. То ли аппаратура не была приготовлена, то ли её ремонтировали. Словом, доклад задержался на 30-40 минут.

Юрик сидел с нами в рядах. Я спросила, волнует ли его задержка. Без тени раздражения или осуждения он сказал с улыбкой: «Нет, нет, я уже начинаю привыкать». В Москве на его выступлениях такое уже случалось. Но всё это компенсировалось и самим словом Юрия Николаевича, и необыкновенно тёплым, внимательным и благодарным отношением слушателей.

Говорил Юрий Николаевич просто - не официально. Не блестящий лектор, увлекающий умением говорить с трибуны, не сама обстановка, а тема, и «просто», и «глубоко» об очень большом. Как будто не с кафедры и как будто не множеству народа; радость и волнение и у слушающих, и у говорившего.

Тема: «Научные исследовательские работы в Гималаях, в Монголии (в период 1923-1957 гг.)». И очень много вопросов - близко касающихся темы, но и уводящих в область искусства и философии.

Выступления Юрия Николаевича в Географическом обществе организовывал Александр Васильевич Королёв. Позднее, на юбилее А.В. Королёва, 15 января 1959 года, на котором тоже присутствовал Юрий Николаевич, юбиляр с кафедры и с азартом говорил о существовании «снежного человека». Искал поддержки Юрия Николаевича, но тот об этом ничего не сказал. Вообще, о снежном человеке» в выступлениях Юрий Николаевич не говорил, но вопросы после выступлений бывали. Мне же Юрик сказал, что они встречали «снежного человека» в Гималаях. При каких обстоятельствах и как, не рассказал. Но я и не спрашивала [92]. В ту пору о «снежном человеке» было много разговоров.

 

* * *

 

Когда я первый раз пришла в квартиру Юрия Николаевича на Ленинском проспекте, мне открыла дверь Рая Богданова. И сразу же вышел из своего кабинета Юрик и сказал: «А вот и Зюма!». Обнял. Поцеловал. Как будто не было многих лет разлуки, которые могли совсем стереть память о Злате, Зюме, Тане.

Таня после первого свидания с Юриком написала мне из Москвы об этой встрече:

 

7/XI-57

Дорогая Зюмила, пишу тебе, только что вернувшись от Юрика, так что это самое первое и очень сильное впечатление, какое когда-либо мне приходилось испытать за много, много лет нашего существования.

Невероятная простота, невероятная доброта, давно, давно не ощущаемая близость родного человека.

Была у них с полтретьего до половины шестого. Как жаль, что тебя нет здесь, всё бы это было полнее в тысячу раз, ведь ты всё же лучше знаешь Николая Константиновича, а я могла только слушать и смотреть. Борис [93], наверное, был уже у тебя и тебе, наверное, рассказывал о своих впечатлениях.

В общем-то это очень и очень трудно передать в письме, да и на словах тоже, это можно только ощущать, и даже не знаю, каким местом, вернее, каким органом чувств. Вот. Сестры его [94] очень Милые и такие ласковые, такие заботливые, что просто не верится, Что мы видимся в первый раз в жизни...

Послезавтра, т. е. 9-го, с утра буду у Юрика».

Предупреждённая Таней о том, что ей от Юрика попало за Попытку называть его Юрием Николаевичем, мне было легко и просто говорить с ним. Ведь в семье у нас иначе не говорилось как Светик, Юрик, тётя Ляля и Николай Константинович. И после моего первого посещения квартиры Юрика, мы, приезжая вместе или раздельно с сестрой, всегда останавливались у него.

Приезжали как в родной дом. И Людмилочка, и Раечка встречали нас с радостью и любовью.

Первое время мне было как-то неудобно перед ними. Обычно Юрик после обеда звал меня к себе в кабинет, где мы подолгу с ним разговаривали, и я совершенно не участвовала в уборке со стола и, вообще, в хозяйственных делах.

Очень тронула меня Людмилочка, когда однажды на моё извинение за то, что я не помогаю, она сказала: «Иди, иди к своему братцу. Я сама всегда справляюсь. Ведь Елене Ивановне нужен был "человечек", который бы ухаживал за ней, и этим "человечком", к моему счастью, оказалась я. А теперь ухаживаю за Юрием Николаевичем...»

 

* * *

 

Как-то сидела после обеда с Юрием Николаевичем в кабинете. Он показывал мне фотографии дома в Кулу, комнат, построек института «Урусвати», сада, цветов, окружающей местности и гор. Много фотографий Девики и Светика... «Это же рай!» - воскликнула я. «Да, рай», - очень серьёзно, утвердительно сказал Юрий Николаевич. А позже - целый ряд бесед о Кулу.

 

* * *

 

Вскоре после того, как вернулся на Родину Юрий Николаевич, мне должны были делать операцию в горле, и в качестве подготовки к ней было назначено вырвать зуб «мудрости». У меня были постоянно большие гланды, что даже затруднялось дыхание. Спросила Юрика: «Делать ли мне операцию?» -«Нет», - ответил он. «А как же быть?» - «Возьми стакан с тёплой водой и хорошую серебряную ложечку. Положи её в этот стакан и закрой его. Пусть он всю ночь так стоит. А наутро и в течение дня полощи этой водой горло и понемногу выпей всю воду из этого стакана. И делай так в течение двух месяцев»? — «Так просто»? — «Да, так». И я начала это делать.

В юности у меня уже была та же самая проблема с горлом. Мама водила меня на осмотр к одному хорошему хирургу. Он сказал, что не советует делать операцию: «Может быть, Ваша девочка будет петь».

После того, как я стала так лечиться по совету Юрия Николаевича, у меня не через два месяца, а гораздо-раньше, недели через две-три, совершенно перестало болеть горло. Так я и не понимаю - помог ли мне рецепт с ложечкой или это была прямая помощь самого Юрия Николаевича.

 

* * *

 

«Почему же не женился Юрик?», - однажды при нём подумала я, но спросить постеснялась. «Да, знаешь, - как бы ответил он, - я не женился. Передо мной всегда был пример жизни отца и мамы. Повторить этот идеальный союз я не сумел бы». И уже не однажды Юрий Николаевич отвечал на вопрос, мысленно ему заданный.

Помню, как в начале приезда Юрия Николаевича я волновалась из-за недоверия к некоторым посещавшим его. И нескладно, с обиняками высказывала это. Один такой случай.

Я встречала Новый, 1958-й год у Юрика. Была одна, без сестры. Новый год встречали очень скромно. Выпили по рюмочке красного вина, телевизор не включали. На другой день я хотела съездить к Елене Владимировне Романовой, которая жила на Арбате, и сказала об этом Юрику, в надежде, что он меня отправит на своей машине. Юрик сказал: «Я тебя попросил бы сегодня не ездить, так как придут Мухины поздравить меня с Новым годом. Мне хочется, чтобы ты присутствовала». Я осталась. Мухины зашли днём. Поздравили. Всё было очень чинно. Посидели не очень долго. Попили чаю. Было какое-то угощение. Послe их ухода Юрий Николаевич сразу же повёл меня в свой кабинет и спросил: «Ну, как?» Я постеснялась сказать своё мнениё вслух. Отрицательно покачала головой и сказала мысленно: «Ведь это приставленные к тебе люди». - «Не беспокойся», - сказал Юрий Николаевич. - «Я знаю, я знал это сразу» [96].

 

* * *

 

Так просто Юрик рассказывал и о своём распорядке в Кулу,  о том, как ежедневно утром он седлал лошадь и совершал верховые прогулки по окрестным горам до завтрака. Юрий Николаевич говорил: «Такая работа! А кругом - видны Горы. Голубые Горы». И там же - высокий уход Николая Константиновича, окружённого своими близкими, любимыми, родными.

 

* * *

 

Казалось бы, работы у Юрия Николаевича было выше головы. А тут ещё очень частые приёмы в посольствах. Приедет он из Института, переоденется в чёрный костюм и отправляется на приём. Говорил мне, что очень устаёт и хоть бы вызывали на приёмы стран Востока, а то и в Шведском, и во Французском, и в Английском посольстве надо было представительствовать. Языки-то знал все прекрасно, вот и вызывали. Несмотря на такую колоссальную работу, никогда не было ни торопливости, ни суеты. Находилось время для задушевных бесед с друзьями, с нами, с подходившими вновь.

Людмилочка и Рая Богдановы его обслуживали идеально. Всё было вовремя, всё было убрано, чисто и красиво. Юрик говорил мне: «Если тебе что-то надо упаковать, обращайся к Рае. Она отлично укладывает вещи». Когда бывали гости, ожиданно или неожиданно, они успевали приготовить ужин и, как было принято в Кулу, сервировать стол. А это создавало ещё большую значительность присутствия среди нас Юрия Николаевича.

Работа, работа, работа. Разная. Нужная. А сколько людей тянулось к нему! Некоторые из-за скромности так к нему и не попали [97].

 

* * *

 

Политика, казалось, Юрия Николаевича не интересовала. Хотя он аккуратно включал радио, когда передавали последние известия. Но всё в духовном плане. Всё для познавания.

Юрий Николаевич говорил мне, что в своё время Николаи Константинович не мог найти общего языка со Сталиным. Свидание не состоялось. Значило ли это, что и Юрий Николаевич не имел общего языка с правительством в 1957-1960 годы? Думаю нет. Ни на кого Юрий Николаевич не сетовал, никого не обвинял. «Каково сознание - таково и действие».

 

* * *

 

Юрик не раз говорил, что Хрущёв относится к нему очень сердечно. На приёмах в Кремле и в посольствах уже знали, что Юрий Николаевич не хотел бы пить водки, и ставили перед ним графин с водой.

Юрик рассказывал, как ему было трудно общаться с Хрущёвым из-за его малых знаний, но подчёркивал, что «несмотря на недостаточную образованность он искренен».

И как же меня поразило эмоциональное выступление ученика Юрия Николаевича Александра Пятигорского на нашей конференции 9 октября 2002 года [98], когда он рассказывал об одном визите Хрущёва в посольство Цейлона. Хрущёв тогда прямо сказал присутствующим, среди которых был и посол Цейлона господин Малаласекера, и Юрий Николаевич: «Вы думаете, что я на банкет пришёл, на ваш национальный праздник? Если бы я на все банкеты в посольства ходил, то меня бы вообще нигде не было. А я пришёл ради вас, потому что я вас уважаю».

Искренно!

 

* * *

 

Какие радости я получала от Юрия Николаевича, от Юрика! Иногда это были грустные радости. На его рабочем столе среди других предметов и изображений как-то я заметила фотографию отца. «Как мне не хватает в России дяди Стёпы!» - говорил Юрик. И как был тяжек ему до сих пор уход Елены Ивановны.

Однажды посетовал, что кабинет у него большой, материала много, что трудно одному управляться, а помощников знающих, настоящих нет. Уверена, многим услышать это обидно. Ведь каждый, видевший Юрия Николаевича хоть раз, бросился бы помочь ему по первому зову. Некоторые по самоуверенности, по самости думали: «Это я самый близкий, это я должен быть рядом, это меня любит он больше других». И обвинить нельзя, настолько Юрик был благожелателен, настолько хотел помочь каждому, что после общения с ним уходил человек с уверенностью, что только ему выпало это счастье.

Как-то сказал мне Юрик, что подходят новые люди, что рассказывают о других, изучающих наследие Николая Константиновича и Елены Ивановны. Но не хотел Юрик приглашать их к себе. Пусть, мол, работают самостоятельно. А кто нужен, тот придёт. И после долгого молчания: «Прибалтика всё-таки не то». Но, конечно же, не всех он имел в виду. Знаю из позже состоявшихся бесед.

Где же вы были, милые молодые друзья, позже пришедшие, но, знаю, близкие-близкие!?!! Или тогда вы были слишком молоды? И жаль, что не было этих встреч. И для Юрия Николаевича, и для вас.

В Москве в ту пору жила моя подруга по Академии художеств Тамара Мунц. Мне очень хотелось пригласить её побывать в квартире Юрия, особенно в его присутствии. Я обратилась к Юрику, а он ответил: «Мой дом - твой дом. Кого хочешь и когда хочешь - приглашай».

 

* * *

 

В Москве я бывала у Юрика обычно во время учебных каникул и жила у него полмесяца-месяц. Счастливые дни!

Юрик бывал весёлым, тонко шутил. Помню, как перед сном перестукивалась с ним через стенку. Его скромная раскладушка была с одной стороны стены в его спальне, а моя постель напротив, у стены в другой комнате... Ещё Юрик был необыкновенно стыдливым. Очень стеснялся, когда ему приходилось случайно «встречаться» с кем бы то ни было у бытовых комнат. И при этом каждый, приходящий к нему, был окружён предупредительным вниманием и заботой его и сестёр Богдановых.

 

* * *

 

Казалось бы, работа в разных направлениях у Юрия Николаевича шла вполне успешно. «Будет большим праздником вернуть творчество Николая Константиновича Родной Земле», - писал он нам в Ленинград 18 января 1958 года из Москвы. И в этом направлении делалось много. Долго замалчиваемое Имя зазвучало большим аккордом. Начались выставки в Москве, Ленинграде, Риге, проходившие с огромным (без преувеличения) успехом. Часто на выставках бывал Юрий Николаевич, и его окружала толпа. Подходили знакомые и незнакомые с самыми разными вопросами. Стали издаваться альбомы, репродукции, статьи.

В письмах к нам из Москвы Юрик больше писал о выставках: «Сердечное спасибо за Ваши милые письма. Каюсь, крепко каюсь, что не ответил сразу, но всё выжидал выяснения даты выставки. Выставка "решена на высоком уровне" и теперь решают вопрос помещения. Своевременно сообщу» (28 декабря 1957 г.).

«Двигаю выставку» (18 января 1958 г.).

«Спасибо Зюма за письмо (от 27/1) и список картин. Выставка намечается к концу февраля - началу марта. Подготовляем рамы и проч. Со всем этим порядком занят» (9 февраля 1958 г.).

«Выставка налаживается. Обо всём своевременно сообщу. Сейчас идут организационные разговоры. И вообще всё ближе к делу» (17 февраля 1958 г.)

«Это письмо отвезёт Арнольд Владимирович Марголин (Мин. Культуры), который направляется в Ленинград для сбора картин Николая Константиновича для предстоящей выставки. Очень прошу оказать ему всемерное содействие в этом деле.

Двигаем выставку. О дальнейшем сообщу. Очень важно выяснить о картинах в собрании профессора Блоха» (10 марта 1958 г.).

«Выставка - грандиозный успех. Бесконечные очереди по Кузнецкому. Действительно духовное возвращение Николая Константиновича на Родину! Отсюда выставка пойдёт в Ленинград, в Ригу, в Таллинн и Киев. Будет издана монография (30 цветных [иллюстраций]), открытки и фильм. <...> Выставка показывалась по телевидению. Со всем этим порядком устал, а тут ещё доклады и чтение чужих диссертаций. Ещё не знаю, когда буду в Ленинграде. Это будет зависеть от срока выставки в РУССКОМ Музее» (26 апреля 1958 г.).

Когда устраивалась первая выставка Николая Константинова в Русском музее [99] подходы к ней были не совсем удачными в смысле  развески тех или иных художников. Юрий Николаевич поделился этим с нами: «Как жалко, что перед выставкой Николая Константиновича развешен Репин, а не Врубель, Куинджи, Серов или Васнецов. Они бы лучше подводили к нему». Я очень обрадовалась такому совпадению наших вкусов, ведь раньше с Юриком у меня разговоров ни о Врубеле, ни о Серове не было.

Очень был огорчён Юрик, когда без его ведома распределились картины отца, привезённые им в дар Родине, и в Новосибирск ушли те картины, которые он предназначал для Ленинграда и Москвы. Ему сообщили об этом, когда картины были уже распределены [100]. Например, он говорил, что картина «Бэда-проповедник» (1945), написанная по мотивам стихотворения Якова Полонского, которого Николай Константинович знал ещё в Петербургском университете, обязательно должна быть в Ленинграде. И вдруг ему сообщают, что она тоже ушла в Новосибирск. Он огорчился...

 

* * *

 

Именно работа в Кулу была раем. Работа очень насыщенная, радостная. Радостная от окружения, от природы, от возможности удобно и свободно говорить и писать. Каждый занимался своей работой. Елена Ивановна - у себя, Николай Константинович - у себя. Работу института «Урусвати» поднимал Юрий Николаевич. Когда приезжал Светик - много рисовал, писал картины. Потом с ним приезжала и Девика... Это было место, долгое время защищённое от политических потрясений и слежки, место, где принимались друзья и гости отовсюду. И всё здесь - не иллюзии, а реальность Истины, как и Сам Учитель.

Особенно важно то, что здесь были возможны высокие Встречи и было легче принимать Вести с Гор. Об этом тоже говорил Юрий Николаевич.

Однажды вечером, когда всё в доме уже затихло и все наружные двери были на ночь закрыты, Юрий Николаевич услышал голоса в кабинете Николая Константиновича. Заглянув в кабинет, он увидел отца, беседующего с высоким Посетителем — реально видимым и слышимым. Позже Николай Константинович сделал сыну выговор за приход без стука и разрешения.

Мы вдвоём с Юрием Николаевичем ездили на машине в Троице-Сергиеву Лавру. Хотели и места эти посмотреть, и храмы, а главным образом, Юрий Николаевич хотел подойти к мощам Святого Сергия Радонежского. Когда мы приехали, Троицкий собор был открыт, шла служба, а затем стали читать Евангелие. Мы походили по храму и потом перешли в предел, где находится рака, по очереди приложились к мощам Святого Сергия. Юрий Николаевич был очень сосредоточенным, каким-то отрешённым. Я волновалась, смотрела всё время на него. Когда мы вышли из храма, он сказал: «Всё хорошо».

 

ИСПОВЕДЬ

 

Когда беседовала с Юрием Николаевичем, речь зашла об исповеди. Он говорил, что исповедь нужна в жизни. Исповедь приносит очищение исповедующемуся. Исповедь, быть может, отягощает принимающего её. Пусть он будет выше тебя. Тогда он на самом деле снимет бремя с тебя.

Как трудно писать о том, что не совсем поняла.

И вот пришла мысль: хорошая книга, хорошее слово - это исповедь писателя. И если это исповедь, то слово творца искренне, правдиво. Читающего, слушающего оно наставляет, иногда потрясает. Ведь и о радостях - тоже исповедь! И другие виды творчества тоже исповедь: художник, музыкант, ваятель, изобретатель.

Елена Ивановна, Николай Константинович, Юрий и Святослав очень дорожили своей родословной. Бывало, Юрий говорил: Я ещё одного нашего родственника нашёл, поедем, я тебя с ним познакомлю». В письме к нам делился: «Встретил даже Липранди, Мужа тётушки Прасковьи Ивановны (урождённая Голенищева- Кутузова). Вероятно, Вы их знаете. Кажется, дочь жила у Вас в Ленинграде. Из прошлого это, кажется, всё» (26 апреля 1958 г.). Потом Юрик дважды возил меня к К.Р. Липранди, человеку старой культуры, единственному ещё оставшемуся нашему близкому родственнику в Москве, и я с ним очень подружилась. Бывая в Москве, ездила к нему, мы переписывались до 1970 года.

А дочь тёти Нюры Рита действительно с лета 1940 года жила у нас на Моисеенко. После окончания Лесотехнической академии по специальности «инженер-химик» её отправили в Ленинград, где она не имела своего угла, и тётя Нюра очень просила папу её приютить, что он и сделал.

 

* * *

 

С большими трудностями была издана «Дхаммапада» под редакцией Юрия Николаевича. Пришлось отстаивать, доказывать. Ответственность большая, и это, по-моему, отняло много сил и здоровья у Юрика. «Дхаммапада» вышла в свет в 1960 году. Собственно, срок, сравнительно со сроком других выпускаемых книг, очень малый. Но так всё шло в эти три года жизни Юрия Николаевича в России.

Занятия в Институте востоковедения шли тоже очень хорошо. Правда, был ряд «анекдотов», о которых весело рассказывал Юрик. Ученики его быстро поняли, оценили и полюбили. Времени Институт отнимал очень много.

Кроме всей этой работы велась переписка с братом по поводу организации его выставки в России. Эти хлопоты тоже увенчались большим успехом.

И ещё были командировки в Монголию, которые очень радовали Юрика. Там ему подарили коня, ведь он очень любил верховую езду и вообще был знатоком лошадей. Рассказывал анекдотический случай в Лондоне, когда он чуть не выехал раньше срока на авансцену в «Князе Игоре» на коне Фёдора Шаляпина (Шаляпин сам пригласил его принять участие в спектакле). Коня из Монголии, конечно, привезти в Москву не удалось. В 1959 году для Юрия Николаевича строилась дача от Академии наук. И думали: вот, когда будет дача, тогда-то и привезут коня. Я набивалась в конюхи. Сестра - в садоводы. Д ля нас проектировалась комната. Обо всем этом только мечталось. Но и дача отнимала время. Юрий Николаевич, сестры Богдановы (Людмила и Рая) и я ездили, выбирали место, даже смотрели уже выстроенные дома. Остановились на одном, но потом все было переиграно. Ездили не один раз.

В Москве мы с Юрием Николаевичем ещё несколько раз выезжали за город на природу. В эти поездки он всегда брал Раю и Людмилу. За городом он вёл себя очень интересно. Как-то преображался.

Один раз поехали в лес. Вышли на поляну. И я говорю: «Кто первый белый гриб найдёт - тот на целый день будет Царём и все должны его слушаться». Первый белый гриб нашла я, и Юрик меня «слушался».

Тут же был такой эпизод. Едет мужичок, а его телега наполнена сеном. И вдруг эта телега начинает валиться. Прежде всего, мне было жалко лошадку, ведь она в оглоблях и тоже вроде бы начала падать. Юрий Николаевич бегом к телеге - и вместе с этим мужичком поднимает её и ставит на место. Подходит к лошади, берёт за морду и смотрит на её зубы. Говорит: «А лошадёнка-то старая, совсем беззубая».

Как-то рассказал мне Юрик о войне в Индии. Она как раз совпала с болезнью Николая Константиновича перед его уходом.

Николай Константинович лежал и спрашивал, что за стрельба слышится ему, что за шум. Его отвлекали и о кровавой истине не говорили.

А истина была действительно кровавой. Кто бы мог подумать, что в Индии может быть такая жестокость, когда муху убить там грехом считалось. Для меня было непостижимо. Индусы и магометане. Друг против друга. Разве не там наибольшая веротерпимость? И вот на глазах матери-магометанки зверски о камни разбили её детей. Стон необыкновенный вырвался из груди матери. Потом и её убили.

Каждую ночь слуги Рерихов дежурили с оружием в саду. Дежурил и Юрий Николаевич. Однажды в страхе прибежали к нему слуги: стонет в саду кто-то, стонет давно, голос слышимый, явственный. Пошёл проверить. Да, действительно, стонала мать- магометанка. Стонала, детей своих звала. Не мог её дух оторваться от места насилия, не находил покоя.

Помог ли ей Юрик? Не знаю. Он ничего не сказал. А я по спросила*.

Разговор был, как всегда, в кабинете Юрия Николаевича. У нас в квартире беседовать почти не приходилось. Своих друзей он принимал у нас. Днём приезжал пообедать, а вечером сидел допоздна и всегда кто-либо был. Однажды сказал, что он с большим удовольствием останавливался бы у нас, но отсутствие телефона и кабинета вынуждало его устраиваться в гостинице. Так было удобнее для его организационных, деловых приездов в Ленинград.

 

* * *

 

Б.А. Смирнов- Русецкий и В.Т. Черноволенко приходили к Юрию Николаевичу на его квартиру на Ленинском проспекте в Москве. Их встречи происходили, как правило, по средам. Как-то я приехала к Юрию Николаевичу на зимние каникулы. И наступила среда. Пришли и Борис Алексеевич, и Виктор Тихонович. Юрий Николаевич сказал мне: «Пойдём, посидишь с нами». Я присутствовала на их беседах, не участвуя. Они разбирали отдельные места из Учения Живой Этики, спрашивали у Юрия Николаевича, как понимать то или иное место. Юрий Николаевич рассказывал о путешествиях, о том, что и когда пришло в работу его семьи.

 

* * *

 

Однажды Юрик рассказал, что на днях у него был Учёный совет. И что при большом количестве участников этого совета, «настоящих учёных», как он выразился, было человека два-три.

Как одно цепляется за другое. Вспоминаются некоторые анекдотические рассказы Юрия Николаевича. Очень долго он не мог привыкнуть к тому, что у нас развешивают на балконах бельё. Удивлялся, пожимал плечами. Его многое удивляло в советском воспитании, в советской отсталости. Об этом он говорил, из-за этого у него происходили смешные недоразумения с обслуживающим персоналом. Вспоминаются и мои трагикомические происшествия. Например, случай с шубой в магазине, когда Юрий Николаевич как настоящий джентльмен шёл со мной под руку и так прикрывал вдруг обнаружившуюся прореху в экспедиционной шубе Елены Ивановны, которую я носила [101].

 

ЗАТЯГИВАНИЕ

 

Однажды Юрик вернулся довольно рано. Это был его последний приезд в Ленинград. Мне думается, что он был в Эрмитаже по поводу выставки Светика. Не спросила. Задумчиво стоял он у окна. Рассказал о сравнительно ранней своей прогулке по городу. Останавливался он всегда в «Астории». Путь к Эрмитажу по Мойке. Мимо здания бывшего Общества поощрения художеств и их последней квартиры.

Всё воспоминания! Когда он вышел на Дворцовую площадь по переулку, связывающего Неву с Миллионной улицей, мимо здания с атлантами, у входа в Малый Эрмитаж, на площади появился небольшой строй солдат.

Юрик представил себе или, вернее, просто увидел этот строй форме дореволюционного времени. И даже услышал бой барабана и музыку, которую слышал в юности. «Как же так?» - удивилась я. Очень просто, без тени удивления, таинственности или Испуга он сказал: «Это затягивание». Тут же рассказал, как некий его знакомый увидел у своего друга что-то наподобие туманности, исходящей от него. На другой день тот человек скончался.

Долго над этим всем я не задумывалась, просто радовалась наступившему для нас времени общения с Юрием Николаевичем. И казалось, что многое к лучшему изменится в жизни моей в последующие годы.

 

* * *

 

При Юрии Николаевиче решался вопрос с Мемориальным музеем Николая Константиновича в Ленинграде. «Игорь Васильевич говорил, что у вас всё благополучно. Планы Музея не оставлены. Большинство теперь за Мемориальный Музей в бывшей квартире на Мойке, 83. Видимо, так и будет», - писал нам Юрик в Ленинград 10 июля 1959 года. Этот вопрос с большим трудом он пробивал через Министерство культуры. Когда я ему говорила о том, что квартира это не те масштабы, что всю старую школу Рериха нужно восстановить, ведь это было завещано Николаем Константиновичем и Еленой Ивановной, он мне отвечая: «Время для этого ещё не наступило. Придёт время, и этот маленький Музей на Мойке разрастётся в большое учреждение, которое проявит здесь всю работу, нужную для России». И ещё: «Музей в Петербурге и школа (поначалу несколько классов) вырастут в будущем в целый поток научной, образовательной, просветительской работы». Так Юрием Николаевичем всё уже было намечено. Позже, когда я говорила с ним об этом по телефону, незадолго до его ухода, он совершенно определённо сказал: «Будет по-нашему». Думаю, музей был бы создан уже тогда, если бы не неожиданный его уход.

В будущем необходимо подготовить отдельное издание о Рисовальной школе Императорского Общества поощрения художеств, о принципах обучения и воспитания в ней, в том числе об отсутствии узкой специализации и широком, разностороннем образовании, которое она давала [102].

 

* * *

 

Об Изваре Юрик говорил, что это было имение бабушки Марии Васильевны и что они с Еленой Ивановной и Светиком там не жили. Ещё он вспоминал старую собаку Изварку, которая доживала свой век у Марии Васильевны в петербургской квартире на Васильевском острове.

О создании музея в Изваре он как-то не беспокоился. В этом вопросе он был нацелен прежде всего на Ленинград и Алтай.

Поскольку Новосибирск оказался ближайшим городом к Алтаю, где был подходящий музей, он назначил в Новосибирск отправить картины Николая Константиновича.

 

* * *

 

Май 1960-го... Грустный был Юрик в ту пору. На выставке толпы народа вокруг Светика, а Юрик против обыкновения один. Да ещё я верно огорчила его, высказав возмущение по поводу Раиного обращения с шофёром, который работал у них. Рая, не скрывая от шофёра, отмечала расход горючего в машине, считала, что он может обманывать и за их счёт возить людей и прирабатывать.

«Разве можно обижать человека, не будучи уверенным, что он крадёт?» - сказала я Юрику. Он со мной согласился и объяснил это тем, что Рая постоянно следила за работой слуг в Индии.

А шофер был удивительный. Работал у Юрика очень недолго, но проникся к нему большим уважением, может, даже любовью. Смотрел на него преданно и даже восхищённо. Не знаю, беседовал ли Юрик с ним, когда ездил один. Но меня просто трогало отношение его шофёра к нему. Даже к сестре и ко мне этот человек отнёсся необыкновенно тепло после ухода Юрия Николаевича и старался чем-то утешить, чем-то помочь.

Хотелось бы увидеть его, поговорить. А я даже не помню имени его. И, может, уже всё забыто?

 

* * *

 

В последний мой приезд в мае 1960 года, когда мы с Юриком остались одни, он сказал взволнованно, что ему предлагают вступить в партию. «Ну и как?» - спросила я. «Очевидно, будет ещё новое задание или работа», - ответил он.

Когда расставалась с Юрием Николаевичем и не предполагала, что вижу его в последний раз. А он как-то особенно сердечно обнял меня, целовал несколько раз, за ухом, в щеки... Очевидно, он чувствовал, что это встреча последняя...

Прибыв на Родину, Юрий Николаевич исполнял волю Николая Константиновича и Елены Ивановны в очень трудных условиях. Как духовный их наследник, Юрий Николаевич взял на себя всю тяжесть борьбы за исполнение Указа с Гор.

Беседуя с Юрием Николаевичем, я всегда ощущала как единое целое его научную работу, творчество Николая Константиновича, Живую Этику, письма Елены Ивановны. Если бы Юрий Николаевич не был таким крупным учёным в области востоковедения, ему было бы гораздо труднее объяснять и поддерживать все направления деятельности своей семьи.

Тогда я думала, что у меня ещё много времени для работы и встреч с Юрием Николаевичем. Думала, успею и спросить о многом, и узнать.

В одной беседе со мной Юрий Николаевич высказался о том, как хорошо, что Светик в Индии. Это даёт возможность сближать Запад и Восток, организовывать экспедиции, экскурсии, пристанища и т. д. Как жаль, что мало Юрик пожил в России! Едва начавшаяся его работа так трагически внезапно оборвалась!

 

РАДОСТЬ

 

Радость! Какая же она сильная! Мощная! Сильнее горя. Сильнее ужаса. Радость убить может. Но смерть от Радости - Радость. От горя и ужаса - униженная, тяжкая. Горе - это когда уходит Радость. Если Любовь умирает - горе. Если борьба за правое дело, если веришь в него - Радость. Прииди, Радость! Прииди до боли! Ты сильная! Сильная! Когда уходит любимый тобой, ведущий душу твою - горе жестокое, большое. Значит, любовь твоя большая. Когда любовь живёт в тебе - Радость. И молитва за Него сильная, действенная - Радость.

Павел Фёдорович Беликов, с которым я познакомилась в трагические дни ухода Юрия Николаевича, потом рассказывал мне, что в момент ухода Юрик был чем-то напуган, у него было испуганное лицо. В ежедневнике Таня записала, что Юрик ушёл 21-го мая в 17.20.

Мы приехали в Москву на следующий день. Людмила говорила мне, что когда врач скорой помощи, констатировавшая смерть, вышла от Юрия Николаевича, она в сердцах подняла руки и сказала: «Какого человека убили!». Но в гробу у Юрика было удивительно спокойное, просветлённое лицо. Не лицо, а Лик.

На гражданской панихиде было много выступающих, много представителей Востока. От ленинградских учёных говорил Александр Васильевич Королёв. Потом он оставил нам небольшую папку документов об увековечении памяти Рерихов в их родном городе - о тех шагах, которые предпринимали навстречу усилиям Юрия Николаевича ленинградские учёные из Географического общества, университета и Академии наук. Последней в этой папке оказалась его речь на гражданской панихиде. В ней были такие слова: «Путешествие семьи Рерихов (отца, матери, его самого) в великой экспедиции по Центральной Азии в 1920-е - 1930-е годы, где Ю.Н. Рерих руководил научной частью, по научным результатам и продолжительности можно сравнить только с экспедициями Пржевальского. А победа над природой была такой, что трудно себе представить! Экспедиция провела целую зиму на границе Китая и Тибета на высоте почти 5,5 километров, т. е. выше Эльбруса. При этом погибли все животные и четверо членов экспедиции.

И я, перед раскрытым гробом почившего, даю слово от имени Восточной комиссии Всесоюзного Географического Общества и всего Географического Общества, — мы постараемся, чтобы все советские люди знали об этой великой экспедиции!

Прощай, бесценный друг, Юрий Николаевич!» [103].

 

* * *

 

После ухода Юрия Николаевича Святослав Николаевич был как-то растерян и даже напуган. К сожалению, Юрий Николаевич не успел ему передать многое в смысле организации работы семьи в России. Уверена, что если бы они успели хоть какое-то время ещё пообщаться, подумать обо всём вместе, Светик не сделал бы две непоправимые ошибки.

Во-первых, он не стал бы ограничиваться простой передачей картин Николая Константиновича в Русский музей, а обязательно продолжил бы устройство музея на Мойке, 83. А так ему казалось, что для художника такого уровня, как его отец, гораздо почётнее иметь постоянную экспозицию в самом Русском музее, чем где-то в другом месте. Возможно, так было бы действительно представительнее, но Светик не учёл советскую специфику, когда одни чиновники обещают, а другие про эти обещания ничего не знают. Юрик во всём этом разобрался, и совершенно правильно добился решения об организации отдельного музея Н.К. Рериха на Мойке, 83 (пусть даже и как филиала Русского музея) для размещения привезённых им из Индии картин и тех вещей, которые мы с сестрой могли бы в него передать. Это надо было только закрепить. Отказавшись от продолжения устройства музея на Мойке, 83, Святослав Николаевич надолго затормозил весь процесс в Ленинграде. Автономная экспозиция в Русском музее так и не была создана. Лишь спустя 15 лет Светик осознал свою ошибку и стал действовать в направлении, намеченном старшим братом. Но теперь это было очень трудно - наиболее удобное время было упущено. Все чиновники сменились, никто уже не собирался выполнять сделанные когда-то при Юрии Николаевиче распоряжения...

Вторая ошибка Святослава Николаевича это то, что он оставил квартиру Юрия Николаевича в Москве сестрам Богдановым.

 

* * *

 

Вспоминаю развеску первой выставки Святослава Николаевича в Эрмитаже вскоре после ухода Юрия Николаевича. Почти ежедневно мы с сестрой там бывали. Святослав Николаевич всегда присутствовал.

Его картина «Трудимся ночью» (1939) была уже повешена. Остальные - расставлены по стенам. Светик работал. Мы с сестрой ему помогали. Когда требовалось, приводили и уводили посетителей. Многие через нас впервые попадали к Светику. И рижане, и новосибирцы, и москвичи. А потом многие быстро об этом забывали, говорили: «Вот здесь путаются какие-то Митусовы». Но мне это не важно.

Как-то утром мы снова пришли на выставку. Осмотрев картины, Таня вдруг у картины «Трудимся ночью» остановилась: «Но ведь тут была звезда, а её теперь нет». Таня тут же позвала Светика. «Да, звезда была», - подтвердил он. Поднялся переполох. Искусствоведы, служители, помощники забегали. Оказывается, маляры, которые накануне в этом помещении подправляли внешний вид стен, решили, что они капнули на полотно, и стёрли эту белую звезду. Святослав всех успокоил. Тут же принесли стремянку и краски. Так и вижу Святослава на стремянке с палитрой, восстанавливающего утраченную по недоразумению звезду.

Уже в 1975 году большую картину «Господом Твоим» (1967)** администраторы выставки оставили в кабинете директора Эрмитажа Бориса Борисовича Пиотровского. В то время её нельзя было ещё выставлять из-за религиозного содержания. Помню, как я её снимала на слайды. Для этого её выносили из подсобного помещения и ставили на стулья. И хотя её никто не должен был видеть, по просьбе Светика я приводила к ней отдельных посетителей. И её снова вынимали и ставили на стулья. И так повторялось несколько раз. А снимки картины до сих пор хранятся у меня.

 

РАЗБОР ЛИЧНЫХ ВЕЩЕЙ ЮРИКА

 

После открытия выставки в Эрмитаже [104], Светик просил меня приехать в Москву и заняться разбором спальни Юрика: «Я хочу, чтобы его комнату разбирали свои руки». Мне были выданы деньги на дорогу [105].

Кабинет Юрия Николаевича разбирала и описывала Маргарита Иосифовна Воробьёва-Десятовская, ученица Юрия Николаевича, востоковед. Ей помогала Кира Молчанова, тогда студентка, о которой её дядя [106], Павел Фёдорович Беликов, говорил мне, что она необходима ему как секретарь, так как была очень хорошая стенографистка, но по своим знаниям она ещё не готова выполнять более серьёзную и глубокую работу.

Разбор спальни я начала с книжного шкафа. В нём - книги, записки, небольшие рисунки, письма. Очень много автографов Елены Ивановны: такого-то числа «Дорогому Юханчику». Опись всего этого я аккуратно делала на листах бумаги. Напротив простой раскладушки Юрия Николаевича, на которой он спал, стояла довольно высокая корзина, покрытая красивым покрывалом. На ней лежали старые русские иконы.

В корзине были личные вещи Юрия Николаевича, привезённые им из Индии: одежда, бумаги и другое. Там же я обнаружила ленту с боевыми патронами и револьвер.

Ежедневно приходил Святослав Николаевич. Поработав в кабинете с Воробьёвой-Десятовской, он заходил ко мне спросить, как дела. Узнав о находке оружия, он взволновался, посоветовался с Павлом Фёдоровичем, и вечером они вынесли его из квартиры и утопили в Москве-реке. Его в описи я, конечно, не отметила.

У раскладушки Юрия Николаевича стояли кресло из квартиры Николая Константиновича на Мойке, 83 (его нам с сестрой удалось сохранить) и довольно высокая (приблизительно 1,2 м) статуя Будды. Он её тоже привёз с собой из Индии.

Ещё я описала все картины и фотографии, висевшие на стенах. Когда я открыла тумбочку, стоявшую подле раскладушки Юрика, я обнаружила в ней лекарственные порошки и рецепт, прописанные доктором Мухиным перед уходом Юрия Николаевича. Показала Святославу Николаевичу, он протянул руку и сказал: «Отдай мне их». Положил в карман и унёс с собой. О результатах своей проверки мухинских лекарств он мне не говорил, а я не спрашивала. Это лекарство и рецепт я также не включила в опись комнаты Юрия Николаевича. После спальни Юрия Николаевича я разбирала чемоданы с вещами Елены Ивановны и тоже описывала их. Они находились на антресолях в коридоре. Святослав Николаевич должен был срочно возвращаться в Индию (у него кончалась виза), и в полном доверии, не ожидая последующего, по словам Светика, предательства, я передала описи Людмиле Богдановой, которая вскоре ушла из жизни.

И как тяжко было узнать, что сразу после ухода Юрия Николаевича в его спальню без разрешения Святослава Николаевича мог заходить кто угодно - те, кто считал себя «близким» — и даже ложился на его постель. Мнение об этих людях я знала от самого Святослава Николаевича[107]. И кто же завладел этой комнатой и всей квартирой Юрика!?

Незаконно!..

 

* * *

 

Ко времени разбора спальни Юрия Николаевича относятся и мои письма сестре, отправленные в те трудные для всех дни из квартиры на Ленинском проспекте. Без всяких комментариев они передают горечь тех дней и вновь напоминают о том, какие темы тогда затрагивал Святослав Николаевич в разговорах со мной. И самое главное - мы говорили о создании музея Николая Константиновича в Ленинграде как о выполнении высокого завета его семьи.

 

Примечания:

* Ещё один аналогичный эпизод тех трагических дней в Кулу приводит со слов председателя Рериховского общества Англии Роберта Хорнимана моя старая подруга Машенька Дроздова (вдова Виктора Черноволенко): «Однажды разъярённая, враждебная толпа разных племён вторглась в долину Кулу. Они с криком приближались к усадьбе Pepихов, неся зажжённые факелы, с намерением сжечь усадьбу. Тогда Юрий вышел на балкон первого этажа дома и спокойно обратился к ним на их наречии. Он сказал им, что профессор Рерих - великий Друг Индии - в настоящее время очень болен и лежит в постели. Юрий попросил толпу погасить факелы, положить их на землю и отойти с миром от усадьбы. Повинуясь просьбе Юрия, люди рассеялись...» (Вличко- Мухина ЕМ., Дроздова-Черноволенко М.Ф. Воспоминания о Юрии Николаевиче Рерихе. М., 2002. С. 74-75). К сожалению, Машенька свои правдивые воспоминания и ценные позднейшие исследования  отдала на объединение с местами недостоверными писаниями Е.М. Величко. (Примеч. Л.С. Митусовой).

** П.Ф.Беликов называл ее «Преображение».(Примечание Л.С.Митусовой).

91. Ю.П. Медведев - автор первой публикации на тему «Н.К. Рерих и Санкт-Петербургский университет». См.: Бондаренко А.А., Мельников В.Л. Рерих и университет. СПб. - Вышний Волочёк, 2002. С. 3-4.

92. Единственное, о чём мне потом обмолвился Юрий Николаевич, это то, что «снежный человек» использовался для быстрой передачи срочных сообщений. (Примеч. Л.С. Митусовой).

93. Имеется в виду Б.А. Смирнов-Русецкий.

94. Имеются в виду Л.М. и И.М. Богдановы.

95. Автограф хранится в МСССМ.

96. Имеются в виду Сергей Алексеевич Мухин и Евгения Михайловна Мухина (в дальнейшем - Величко). С.А. Мухин был известен как кремлёвский врач-гомеопат и владелец большой коллекции картин Н.К. Рериха, большая часть которой ранее принадлежала Б.К. Рериху и Т.Г. Рерих (в девичестве Овчинниковой). Вскоре после смерти Ю.Н. Рериха Мухины передали значительную часть картин Н.К. Рериха в провинциальный городок Горловку (сейчас это Украина, расстояние от Москвы более 1000 км), затем они разошлись и каждый создал новую семью. С.А. Мухин скончался в 1981 г. Е.М. Величко работала в Комитете по делам печати, «где она курировала выпуск литературы по медицине, пищевой и лёгкой промышленности» (Тоотс НА. Две жизни // Величко-Мухина Е.М., Дроздова-Черноволенко М.Ф. Воспоминания о Юрии Николаевиче Рерихе. М., 2002. С. 189).

97. Ср. запись в дневнике Р.Я. Рудзитиса: «4 июля [1960 года] Квартиру посетил Арвид Калнс. Он в прошлом году, будучи проездом в Москве, дошёл до дверей Квартиры, сфотографировал дом, но постеснялся навестить Юрия Николаевича» (Рудзитис Р.Я. Встречи с Юрием Рерихом. Минск, 2002. С. 204.).

98. Полностью выступление A.M. Пятигорского публикуется в Трудах конференции «Рериховское наследие», которые готовятся к печати Рериховским центром Санкт-Петербургского государственного университета.

99. Выставка в Русском музее открылась 11 августа 1958г. (Примеч. Л.С. Митусовой).

100. Приказ министра культуры СССР Н.А. Михайлова за № 285 от 4 мая 1960 г. предписывал и. о. директора ГТГ «передать в постоянное пользование Государственному Русскому музею и Новосибирской областной картинной галерее (согласно приложениям №№ 1, 2) картины Н.К. Рериха, переданные в дар государству его сыном Ю.Н. Рерихом и находящиеся в настоящее время на временном хранении в Государственной Третьяковской галерее». Согласно актам ГТГ № 157 вр. и № 159 вр., с 21 октября 1957 г. на хранении в галерее находилось 499 картин. Из них, согласно акту ГТГ №78, 16 мая 1960г. в Новосибирскую областную картинную галерею было выдано 60 произведений. Согласно акту ГТГ № 86, 3 июня 1960 г. (уже после ухода Ю.Н. Рериха) 355 произведений (из них 39 - живопись, 316 - графика) переданы в ГРМ; ещё раньше, в 1958 г., 6 произведений Ю.Н. Рерих забрал обратно. Таким образом, 78 картин тогда осталось в ГТГ.

101. В 1983 г. сестры Митусовы продали экспедиционную шубу Е.И. Рерих, а также передали в дар ещё несколько десятков экспонатов в Алтайский краеведческий музей для организации Государственного музея истории литературы, искусства и культуры Алтая в Барнауле.

102. В 2001 г. первое такое издание было осуществлено Всемирным Клубом Петербуржцев. См.: Художественное училище имени Николая Рериха. Страницы истории / Автор-составитель Э.М. Романовская. - СПб.: Издательство «Лань», 2001. - 416 с. - (Мир культуры, истории и философии).

103. Полный текст см.: Документы из архива Восточной комиссии Всесоюзного географического общества. Ленинград, 1958-1960// Петербургский Рериховский сборник. СПб., 1998. С. 371-381.

104. Как указано в ежедневнике Т.С. Митусовой, хранящемся в МСССМ, открытие выставки С.Н. Рериха состоялось 12 июня 1960 г.

105. Как указано в ежедневнике Т.С. Митусовой, 24 июня С.Н. Рерих и Девика Рани Рерих выехали из Ленинграда в Москву, а 25 июня вслед за ними выехала в Москву Л.С. Митусова.

106. Кира Алексеевна Молчанова является родственницей жены П.Ф. Беликова Галины Васильевны Беликовой (урождённой Маховой). Сын Беликовых Кирилл Павлович приходится ей троюродным братом.

107. Называть их не буду, ибо это может ранить как их самих, так и их близких. (Примеч. Л.С. Митусовой).

 

*  *   *

 

Источник: Митусова Л.С. «О прожитом и судьбах близких»: 1. Воспоминания — СПб.: Рериховский центр СПбГУ; Вышний Волочек: Изда-во «Ирида-прос», 2004.

 

Первая публикация на портале: 19.08.2009

 

21.05.2021 14:15АВТОР: Л.С. Митусова | ПРОСМОТРОВ: 4281




КОММЕНТАРИИ (1)
  • Ксения01-06-2021 19:53:01

    Очень тёплые воспоминания о Юрии Николаевиче Рерихе, человеке высочайшей духовной культуры. Его необыкновенная сердечная простота притягивала многих и очень разных людей и становилась важным событием их жизни на долгие годы. Обаяние его личности распространялось на всех, кто с ним общался и, конечно, на его родных. Поэтому так интересны и ценны воспоминания Людмилы Степановны Митусовой.

ВНИМАНИЕ:

В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:

1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".

2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.

3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".

4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.

5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".



Оставить комментарий

<< Вернуться к «Юрий Николаевич Рерих. Биография. Жизнь и творчество. »