26 марта в 19:00 в Московском доме книги состоится презентация книги «Николай Рерих». Круглый стол «Наследие Николая Рериха – культурный мост между Россией и Индией» (Дели). Выставка Международного Центра Рерихов «Вселенная Мастера», посвященная 150-летию Н.К. Рериха, в Индии Выставка «Издания Международного Центра Рерихов» в Новосибирске. Новости буддизма в Санкт-Петербурге. Благотворительный фонд помощи бездомным животным. Сбор средств для восстановления культурной деятельности общественного Музея имени Н.К. Рериха. «Музей, который потеряла Россия». Виртуальный тур по залам Общественного музея им. Н.К. Рериха. Вся правда о Международном Центре Рерихов, его культурно-просветительской деятельности и достижениях. Фотохроника погрома общественного Музея имени Н.К. Рериха.

Начинающим Галереи Информация Авторам Контакты

Реклама



Розанов. "Смертное" в культуре и человеке.


Проблема определения поля «смертного» в культуре и человеке для Розанова была одной из краеугольных проблем бытия. В «смертном» он выделяет два бытийных плана – внешний и внутренний. Первый относится к внешнему фасаду цивилизации и её культуре, в котором формируется посреднический, вторичный опыт восприятия мира через общественные институты. Другой – внутренний план «смертного», отражение личной встречи человека с трансцендентным Богом на «страшном суде» собственной совести. Обе проекции в бытии связаны с угасанием жизни в форме, окостенением человеческого духа, при котором «иное» (область смерти, противоестественное) начинает культивироваться индивидом и приводит его к физическому и духовному уничтожению.

Иное развивается в человеке в результате отсутствия понимания мира, когда происходит распад смысла, и возникает пустота между личностью и миром, что ведёт к свёртыванию «Я» для мира и мира для «Я», к разрыву внешней и внутренней сути объектов реальности. Следствием становится утрата целостности и единства, исчезновение целеполагания в существовании человека. Сущность и явление оказываются в сознании несвязанными и обособленными друг от друга, при этом личный опыт постижения мира человеком уже невозможен [1].

В культуре область смертного отражается в исчезновении личностного измерения, в распаде форм искусства и творчества, а также в понимании сущности мира вне-опытным путем, то есть не через личный опыт, а систему образования, социальных институтов, общественной морали, методических установок. В этом процессе возникает вторичность восприятия, и представления о реальности формируется через посреднический опыт «другого» — неизвестного и абстрактного. Появляются разрывы бытийных тканей, система формального образования искусственно сужает горизонт жизни и свободу творчества человека. Постижение сущности культуры меняется на формальную передачу знаний о феноменах и артефактах созданных в процессе истории, без обращенности к живой душе и её экзистенции. Результатом становится кризис культуры, в поле которой исчезает личная, интимная область общения человека и мира. Без неё происходит искажение социального бытия культуры: феномены искусства уже не отвечают на запросы человеческого духа и становятся фетишами, догматы церкви монополизируют духовную сферу, превращая интимность внутреннего общения с Богом в формальную обрядность публичных молитв, а тотальное право государства довлеет над внутренней свободой человека и его гражданским долгом. В этой связи Розанов полагал, что причиной гибели культур и цивилизаций в истории является забвение человека в общественном бытии, равнодушие к его проблемам, а главное, не понимание особенностей его внутренней природы, становление которой происходит в уединённом, сокровенном диалоге с миром [2].

Но как построить диалог в ситуации упадка культуры, распада её классических форм выражения в искусстве, сфере познания, слове? Двадцатый век начался с поиска альтернативных путей развития творчества, с экспериментальных методов в работе с реальностью. Однако, стремление сохранить личное, индивидуальное измерение обернулось уходом творцов культуры в себя, в построение собственной реальности, производной и зависимой от их внутреннего мира. Субъективная доминанта культуры Серебряного века расчищала поле жизни в противостоянии смертному, но была ориентирована не на диалог с живым миром, таким, каков он есть, а на поиск отдельной личностью своего языка самовыражения. Собственный опыт построения художественной реальности, её эстетизация, создание своего стиля, мифа было самозащитой в условиях глобального развоплощения и утраты формы.

У Розанова это проявилось в уходе от логосной (смысловой) речи к его, вывороченному наизнанку, стилю дневниковых записей, отрывочных заметок, нарочито показывающих разрывы смысла, а также демонстрирующих метод разложения словесной материи на атомы отдельных слов. По признанию Д. В. Философова, «после Пушкина, Тургенева, Достоевского, когда, казалось, русский язык достиг предела своей яркости и богатства, Розанов нашёл его новые красоты, сделал его совсем иным, и при том без всякого усилия, без всякой заботы о стиле». В своих последних работах, в исповедальной прозе «Уединенного», «Смертного», «Опавших листьев», «Апокалипсиса наших дней», мыслитель пытается выйти на непосредственный, личный и глубоко интимный диалог с миром. Для него важно вслушаться в себя, в своё сознание, свои потаённые шорохи, страхи, настроения, невысказанные желания для опознания не своего места в бытии, а, наоборот, для обнаружения его в себе [3]. Отсюда бессвязность речи, а подчас и мистическое «нутряное бормотание», родственное сумеречному, «темному перво-ощущению мира» Павла Флоренского. Оно – это ощущение — «весь океан подсознательного и сверхсознательного, колышущийся за тонкою корою разума», оно — проявление глубинного тяготения к корням бытия, следствием чего становится открытие языка, который сочинить и придумать невозможно. «Нельзя дать какие бы то ни было правила его созидания – кроме одного: отрешиться ото всех правил и прислушаться к внутреннему прибою своей души,.. не говорить, а петь что поётся, что рвётся из переполненной груди всякий раз по-новому,.. всякий раз творя всё новое». Так происходит возвращение к языку мифа – «заумному вселенскому языку», к его нерасчлененному, дологосному слову, к первичной интуиции встречи человека и мира [4]. Розанов отпускает мысль на свободу, не препарируя её словом, тем самым, оставляя сокрытым смысл. Горизонт внешней стороны бытия сужается, ибо оказывается, что свободная мысль привязана не к всеобщим, абстрактным и умопостигаемым понятиям, а к существованию единичных вещей – целостных по форме и содержанию. Розанов доверяет первичной интуиции, и напряженное всматривание в ход жизни конкретной реальности, позволяет ему видеть сущность и корни бытийных процессов в ней происходящих. На страницах исповедальной прозы он не открывает свой личный мир, скорее, наоборот, в излишней говорливости и обнаженности своих настроений, пристрастий, суждений скрывается в бытийном потоке реальности. Недаром он утверждал, что человек должен хоть раз остаться «голеньким» перед миром один на один, испытав чувство тотального одиночества, заброшенности в бытии. Это своего рода момент его личной инициации обнаружения «иного», интимного Бога, обитающего в глубинах собственной личности. Бог, уединенный и заброшенный человеком, жаждет встречи. Подобная встреча основа индивидуальной религии понимания — вечного возвращения к самому себе и укоренения в бытии реального [5].

Внутренняя религия в традиции отечественного любомудрия восходит к исходному представлению о философии, понимаемому как любовь к мудрости, соответствующей образу Софии Премудрости Божией. В данном контексте на первое место выступает нравственно – эстетический аспект, а не формально – логический. Мудрость прекрасна, она достойна поклонения и любви. Мир земных форм — её вместилище, потому и отношение философа к процессу жизни должно быть утверждением конкретной онтологической сущности бытия в наличности собственного существования. В подобной системе человек обнаруживает что связан с миром тысячами нитей, видит мир, проникающим в себя и себя, входящим в мир. В этом сосредоточена магистральная линия, проходящая через всю русскую философию – идея целостности духа жизни и цельного знания о мире [6]. Цельное знание о мире включает в себя значимый аспект интеллектуального молчания, при котором доминантой познания становиться не аналитика бытийных процессов в выведении всеобщих понятий, а понимание и открытие бытия, заключенного в природе вещей. Встреча с бытием невыразима в слове, она происходит в молчании, заставляя человека напряженно вслушиваться, всматриваться в окружающие формы и вещи. При этом, потеря дара речи проявляет внутренний голос, индивидуальный язык общения с миром и рождает особый стиль философствования. Стиль отражает «житийность» - личный опыт существования в протяженности бытия, благодаря которому, мыслитель обретает свою точку опоры, определяющую его мировоззрение.

Точка опоры, свой взгляд на мир, позволяет создать поле личного противостояния всеобщим процессам энтропии, сосредоточенным в антиномичной природе человека, скрывающей, по мнению Розанова, не только корень жизни, но и корень смерти. В этом вопросе антитезой дореволюционной исповедальной прозы, становится его последнее произведение «Апокалипсис нашего времени». Если в предыдущих работах он открывает мир уединенной души в переживании отдельных оттенков бытия мимолетного, срывающего листья с древа познания, то в «Апокалипсисе» определяет сущность небытийных пустот, в которые проваливаются рассеянный народ, а также его рассыпанное царство и церковь [7].

В дореволюционной прозе Розанов по преимуществу использует глагольные формы языка, выражающие не сущность (о сущности он промолчал), а процесс отношения к явлениям бытия, по преимуществу с вопросительной интонацией. В «Апокалипсисе» своим синтаксисом многочисленных запятых, многоточий, в оборванных диалогах, мыслях он фиксирует окончательное исчезновение безжизненных и иллюзорных форм религии, государства в области «иного» — смерти. В вопросе «как мы умираем?», смерть обозначается провалом в «ничто», пустоту отрицания – нигилизм. Местоимение «я» меняется на «мы» в исследовании всеобщей смерти «былой России». Мыслитель выделяет объектные области бытия как верстовые столбы в бездне хаоса, выраженные в существительных и глагольных формах подзаголовков книги. И в гнетущей архитектонике текста, возникает неожиданно парадоксальный и примиряющий с бытием ответ, мы умираем по естественному, всеобщему закону жизни вечного Бога в нас. Потому как «иное» – не только проявленность распада форм и всеобщий хаос, она — неизбежный исток рождения нового смыслового содержания, в ней присутствуют не только разрушающие, но и созидательные силы. Это процесс естественного самообновления форм в бытии, в котором важную роль играет личность человека – творца, умеющего работать с пустотой, извлекать из неё новые горизонты развития.

На границе смертного, перед погружением в хаос, Розанову удалось увидеть в бездне истинного Бога, который исток и возвращение формы к иному бытию — существованию в духе. Страшный суд для России – это преодоление чар, иллюзий её исторического развития. Розанов, на протяжении своего творчества, в серии статей «Около церковных стен», в публицистике, исповедальной прозе, констатирует наличие двух Россий – России внешней (государственной) и Руси внутренней — сокровенной, спрятанной в русских монастырях, деревнях, народе. Первая Россия – презентабельная мировая держава, другая – тихая, незаметная. И в пространстве их существования рождается разное мироощущение, формируются два плана мировосприятия, и образуется пустота, провал в которую неизбежен. На протяжении всей истории русский человек существовал в полярности двух Россий и находился в состоянии не религиозного, а духовного двоеверия. Причем, чем выше был его уровень образования (по европейскому образцу внешней России), тем больше был разрыв с Русью сокровенной и шире пустота в нём [8].

Каждая Россия имела свою «русскую идею». Царская — притязание стать «третьим Римом» — мировым центром державности, Русь сокровенная исповедовала святость, поиск правды на земле. И тот, и другой идеалы, по мнению Розанова, были иллюзорны. Состояние русской культуры и цивилизации, мыслитель характеризовал как вечное ожидание невестой жениха. У внешней России – это особая любовь к иностранным образцам в политике, экономике, искусстве, философии; у внутренней – особая душевная привязанность к церковной, монастырской жизни, жалость к убогим, ожидание светлого заступника Христа [9]. Подобные иллюзии — исток самообманов, приводящих к убеждению, что иностранцы лгут, а святые врут. Через разочарования и постепенное накопление лжи, происходило сползание русского общества в пустоту, из которой, по мнению Розанова, стало возможно появление идеологических химер бунтов, революций, гражданских смут. Однако, двойственная природа русской апокалипсической бездны выражена в том, что, не смотря на гибель культурных форм государства и религии, только в ней возможен синтез двух Россий, скреплённый братской кровью. Момент наивысшего соединения в бездне и даёт импульс её преодоления. В ней происходит встреча с взыскующим Богом — «иным» по отношению к имманентной человеку реальности, но он (Бог) исток обновления и преображения человеческого духа.

Розанов ещё в конце 19 столетия в серии статей «Сумерки просвещения» утверждал: «Не в великих исторических движениях, где одно сменяется другим, не в широких массовых волнениях, не в переворотах, которые нас пугают и изумляют,- источник жизни новой, отличный от того, что мы узнали, поняли, возненавидели, презрели; её источник в тревогах личной, уединенной совести: где-нибудь в незаметном углу, иногда в попираемом человеке, зреет новое настроение, зажигается ещё не горевший свет, лучи которого не входят ни в какое сочетание с лучами прежнего гаснущего света. И когда только смрад исходит от источника прежнего света и в этом смраде задыхаются люди, одинокий, чистый, хотя и слабый свет привлекает их всех. Они идут сюда все – согреть около него душу, осветить разум, который совершенной тьмы никогда не может переносить… И новая эпоха настаёт, с другой верой, не прежней любовью» [10]. Этот своеобразный рецепт бессмертия культуры и человека Розанов подтвердил спустя четверть века на последней странице «Апокалипсиса», в совете юношеству.

В нём от исповеди, как двойственного процесса открытия-сокрытия себя в бытии, он переходит к проповеди – пробросу в будущее своего слова, голоса, звучащего из области Апокалипсиса: «Помни: Небо как и земля. И открытое Небу – открывается «в шепотах» и земле. В шепотах, сновидениях, предчувствиях. Поэтому никогда не лги, в совести-то, в главном – не лги… И помни: жизнь есть дом. А дом должен быть тепел, удобен и кругл. Работай над «круглым домом», и Бог не оставит тебя на небесах. Он не забудет птички, которая вьёт гнездо» [11]. В этом фрагменте присутствует проникновенный исповедальный стиль провозвестия «из глубины», через который Розанов призывает вернуться к искомой идентичности, к целостному бытию с Богом в преодолении небытийных пустот внешней и внутренней жизни. Пафос его слова, не смотря на синтаксические разрывы и смысловые провалы текста, восходит к последним вопросам человека к Богу и ответом на них. Подобная архитектоника текста соединяет ветхозаветные пророчества с традицией христианской исповеди, но при всей серьёзности, имеет форму рукописного дневника, отмеченного декадентским эстетством своей эпохи, самоиронией, авторской раздвоенностью.



Ссылки


1. В. В. Розанов. О понимании (Глава XVII «Учение о добре и зле»). СПб., 1994. С. 428-447.

2. В. В. Розанов. Сумерки просвещения. М., 1990. С. 4-91.

3. В. В. Розанов. Уединенное. М., 1990. С. 43, 46, 109, 159.

4. П. Флоренский. Христианство и культура. У водоразделов мысли. (Мысль и язык). М., 2001. С. 159-160.

5. В. В. Розанов. Уединенное. С. 175.

6. М. Н. Громов, Н. С. Козлов. Русская философская мысль X-XYII вв. МГУ, 1990. С. 24-25.

7. В. В. Розанов. Апокалипсис нашего времени. В кн.: В. В. Розанов. Уединенное. С. 391–440.

8. В. В. Розанов. Возле «русской идеи»… В кн.: В. В. Розанов. Сумерки просвещения. С. 346-363.

9. Там же.

10. В. В. Розанов. Сумерки просвещения. С. 132.

11. В. В. Розанов. Апокалипсис нашего времени. С. 440.



__________________________

Дата публикации 29.12.06



29.12.2006 03:00АВТОР: Ирина Владимировна Горина | ПРОСМОТРОВ: 4803




КОММЕНТАРИИ (0)

ВНИМАНИЕ:

В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:

1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".

2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.

3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".

4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.

5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".



Оставить комментарий

<< Вернуться к «Культура »