Международная выставка «Пакт Рериха. История и современность» в Бишкеке (Республика Киргизия). В Сызрани открылся выставочный проект, посвященный 150-летию Н.К.Рериха. Выставка «Издания Международного Центра Рерихов» в Новосибирске. Новости буддизма в Санкт-Петербурге. Благотворительный фонд помощи бездомным животным. Сбор средств для восстановления культурной деятельности общественного Музея имени Н.К. Рериха. «Музей, который потеряла Россия». Виртуальный тур по залам Общественного музея им. Н.К. Рериха. Вся правда о Международном Центре Рерихов, его культурно-просветительской деятельности и достижениях. Фотохроника погрома общественного Музея имени Н.К. Рериха.

Начинающим Галереи Информация Авторам Контакты

Реклама



Род проклятых. Карма. В.Г. Кушнаренко-Суртаева


РАЗОРЕНИЕ.

Шёл по Земле девятнадцатый век нашей эры. Европейские и африканские завоевания Наполеона подошли к концу с разными последствиями, и ненасытная гидра тщеславия завоевателя с вожделением  обернула свой взор на Россию.
От благих когда-то намерений Наполеона, потянувшегося к власти, остались воспоминания. Когда-то он имел Камень Чинтамани. Но звёздный подарок, его ощутимая помощь, которой часто похвалялся Наполеон, не удержали честолюбия избранника судьбы, и настойчивый совет свыше не ходить на свою погибель в Россию он не принял. Так и растерял завоеватель свой счастье.
Но бед он наделал много. России пришлось собрать мощные силы, чтобы отстоять независимость. Раздираемая противоречиями, вызванными тем, что император Александр оказался республиканцем на словах и самодержцем на деле, Россия перед лицом врага отложила свои обиды друг на друга, объединилась, не допустила торжества личных амбиций, предательства и показала всему миру, что Россия есть Россия. Лучше её не трогать.
После нашествия французов в России остались разорённые, сожжённые города, сёла разграбленные жители. Войска России заняли Париж. Погибло множество людей с обеих воюющих сторон: солдат, офицеров, мирных жителей. Через смерти и кровь пришли завоеватели в Москву, через смерти и кровь пришли в Париж русские. Они защитили свою родину, свою Россию. Они должны были раздавить наполеоновскую гидру тщеславия, и они это сделали. Она от самой Москвы и до Парижа истончалась, пока не исчезла вовсе. Всё выпустил из своих рук Наполеон: и Звёздный Камень Ориона Чинтамани, и любимую женщину, и все завоевания. Оставалось умереть на маленьком острове в другом полушарии, далеко от большого мира в расцвете лет от яда тайного убийцы.

В это время в России, в огромном поместье жила молодая женщина Анна. Её муж и братья сложили головы за свободу родины, и теперь она оказалась единственной наследницей земель двух семей – мужа и отца. Воспитанная в светском обществе, не имеющая понятия в ведении хозяйства, она крайне нуждалась в помощи, но помочь было некому.
В уездном городе жила её подруга Глафира. Она была из обедневших дворян, а, как водится, бедность всегда практичнее богатства, и Глафира это доказала. Она часто приезжала к подруге. Хорошие земли под пашнями, заливные луга под покосными угодьями, чудесная река, ухоженные огороды и два помещичьих особняка тянули её, словно магнит. Если до войны она приезжала сюда и любовалась роскошью подруги, то теперь ей приходилось скрывать лёгкую зависть под маской беспечности. Она это делала с поразительной лёгкостью, и Аня даже предположить не могла об истинном лице своей любимой подруги.
Однажды в прекрасный вечер, сидя в любимой беседке, Аня заговорила:
- Глаша, тебе не надоело жить в своём пыльном городке?
- Не думала об этом.  Живём да живём, - насторожилась Глафира.
- Почему бы тебе не переехать жить в имение моего мужа? Там и дочке твоей вольготнее, и свекровь  твоя будет дышать свежим воздухом! У тебя становится тесно – дочка подрастает.
- Что делать?! Живём в трёх комнатах, остальные комнаты сдаём внаём. Жить-то на что-то надо! Слава богу, фамильные драгоценности ещё не заложены! Но зачем переезжать в чужое поместье, когда есть свой дом?!
- Глашенька, посмотри, как резвится твоя дочка! Бабочек и цветы она любит больше, чем смотреть из окна на снующие по пыли экипажи!
Глафира хотела ответить, как обычно, весело и непринуждённо, но вдруг словно споткнулась. Она очень ясно представила, как её Наденька бегает здесь, не гостьей, а полновластной хозяйкой. Это видение так захватило женщину, что она не слышала, что говорит подруга, и очнулась только тогда, когда та заявила:
- Молчание – знак согласия! Я понимаю, что моё предложение неожиданное…
- Что?
- Ну… твой переезд, конечно. Вместе нам будет легче. Ведь ты поможешь мне, Глашенька?
- Я, конечно, помогу, Аня, но для этого переезжать не обязательно. Я и там живу хорошо. Кстати, нам пора возвращаться, - заторопилась гостья.
- Глашенька, но ты хотела ночевать у меня! Я приказала приготовить твои любимые кушанья! – недоумевала хозяйка. Она не могла понять, почему так переменилась подруга, и думала, что оскорбила подругу своим предложением. Отпустить её сейчас чувствительная Анна не могла. Надо примириться.
- Ладно. Я и забыла, - словно во сне отозвалась Глафира.
Анна немного успокоилась. Она залюбовалась хорошенькой семилетней дочкой подруги и вспомнила своего сыночка, умершего при родах. Они были ровесниками. Какая хорошая пара получилась бы из них!

Подруги познакомились ещё детьми, когда родители Анны пригласили в гости семью Глафиры на целую неделю. Родители Глаши были хоть не очень богатыми, но и в помощи никогда не нуждались. Девочки сразу подружились и секретов друг от друга не имели до сих пор. Они и замуж вышли почти одновременно, и овдовели во время этой проклятой войны. Родители Анны долго не имели детей, и только после тридцати лет родились трое детей-погодок. Два мальчика и девочка. Младшей была Аня. Она росла,  и не имела никакого понятия о трудностях.
В последнюю весну перед войной в семье произошла трагедия. Родители Ани угодили в полынью и утонули. Весенний ледостав всегда приносил кому-нибудь беду! Сыновья были очень дружны, и хозяйство содержали в надлежащем порядке. Уходя на войну, они наказали  управляющему, честному, прекрасному человеку, бывшему их крепостному, но ещё в молодости отпущенному на волю, и не пожелавшему покинуть их, своих настоящих, единственных друзей -  позаботиться и о поместьях, и об Ане. С ними вместе уехал и её муж. Так Анна осталась хозяйкой совсем одна в двух огромных усадьбах.

Глаша была единственной в семье. Отец её не стеснялся бедности и хоть немного, но готовил дочь к самостоятельной жизни, поэтому и удалось ей кое-как сводить концы с концами сейчас, после опустошения их городка захватчиками. После смерти новорождённого сына, которую Аня переживала очень тяжело, подруга часто навещала её. Их мужья служили вместе, были друзьями, и маленькая девочка, напоминая утрату молодой женщине, вместе с тем заставляла и забыться. Аня часами не отдавала малышку няне. Муж Ани не старался казаться сильным, и печалился вместе с женой. И ему требовалось отвлечься от грустных мыслей.  Он тоже играл с дочкой друга, стараясь смягчить тоску по малышу. Друг привозил к ним музыкантов, и в поместье звучала чудесная музыка. У женщин были хорошие голоса, и они иногда пели на радость всем, кто их слышал. Глаша была счастлива, и  тогда у неё не возникало чувства зависти, как сейчас.

Гибель обоих родителей потрясла Аню. Она несколько уменьшила воспоминание о сыне, перекрыв это горе.  Война заставила притупиться и этому несчастью. А битва под Бородино унесла сразу четыре родные души в один день, обездолив обеих подруг. Не вынеся горя из-за смерти зятя и разорения дома, умер отец Глаши.  На руках женщины осталась больная свекровь и маленькая дочь. Казалось, горе сроднило подруг, и Глаша всё чаще и дольше жила здесь.
Яркое видение Глафиры в беседке, что она владелица Аниных имений сначала испугало небогатую хозяйку огромного старинного дома в городке, но со смятением родилась ясная мысль заиметь это великолепие - оба владения подруги. Она позднее думала, почему ей захотелось завладеть сразу обоими поместьями, и не смогла ответить себе на этот вопрос.
Аня приглашала подругу жить в соседней деревне в имении мужа, хорошо обдумав этот вопрос. Она хотела подарить его Наденьке, дочке подруги, которую любила всем сердцем, но пока не говорила об этом никому. Она думала, что решит этот вопрос одна и сделает подарок или на свадьбу, или на совершеннолетие девочки, а пока все будут жить рядом. Так лучше. Пусть Глашенька сдаёт в наём весь дом. Ведь дочке надо копить приданое, а за проживание Анна не возьмёт ни гроша. Во всём поместье подруга будет полновластной хозяйкой. Ведь они, как сёстры!
Своим предложением поселиться по соседству, Аня словно выпустила из бутылки джинна, о котором Глаша и сама не знала. И этому джинну по имени «зависть» уже невозможно было вновь вернуться в покинутый сосуд. Глаша в первые дни ещё как-то боролась с собой, но лёгкая добыча стала пьянить её практичное воображение. Ведь её подругу очень легко обвести вокруг пальца!  И это обязательно кто-то сделает! Так почему не попытаться взять то, что само просится в её руки?! Она старалась не думать, как посмотрит в глаза лучшей, а вернее сказать – единственной подруге, почти сестре. Не гостьей, не квартиранткой, не приживалкой должна войти Глафира, а помещицей, владелицей двух прекрасно сохранившихся имений, в которых не побывали солдаты Наполеона.
Когда Глафира с дочкой вернулась домой, свекровь сразу заметила в невестке перемену. У той как-то затаённо блестели глаза, и старой женщине стало очень печально и неуютно. Она подумала, что красавица Глафира встретила мужчину и забыла её погибшего сына. Наденька щебетала с бабушкой, как весенний воробышек, весело и доверчиво. Расспросив очень подробно о поездке, о людях, которые разговаривали с мамочкой, свекровь убедилась, что только их собственный крепостной кучер и был единственным мужчиной, с которым они виделись.
А Глаша замкнулась. Ей надо было продумать всё чётко и действовать наверняка. Сказать что-либо свекрови она не могла – слишком щепетильна и честна эта женщина, воспитавшая в таком же духе своего сына. Пришлось думать в одиночку.

План возник, как озарение – простой и жестокий. Глафира не стала откладывать его осуществление и поехала к подруге одна. Аня обрадовалась её неожиданному визиту, сразу же распорядилась насчёт обеда и выбежала на крыльцо. Она расцеловала её, растормошила, заметив в глазах Глаши не-то грустинку, не-то усталость. Взяв за руку, повела в гостиную, усадила в мягкое кресло, сама придвинула лёгкое креслице и уселась визави. Глаша безмолвно подчинялась хозяйке, сдерживая себя: её охватило раздражение от суеты подруги. А та готова была засыпать вопросами любимую гостью.
- Ну, душечка, говори скорее, надумала ли ты переехать ко мне навсегда? Когда отправить за вещами? Надо ли коляски или перевезёшь всё на повозках?
И только когда Глафира ответила:
- Я не могу переехать туда! Не хочу! – Аня увидела жёсткий блеск в глазах  подруги.
- Почему?! – воскликнула Аня.
- Не хочу. Слишком много воспоминаний связано у меня с этим имением! Не идти туда, а бежать оттуда хочется!
- Но… почему же?! Почему, Глашенька?! - Анна взяла руку подруги в свои ладони, попыталась заглянуть в глаза, но та прятала взгляд, опустив голову. – Объясни мне, дорогая моя! Объясни, почему – бежать?!
- Не хочу я вспоминать об этом! Противно! – Глафира, наконец, подняла голову и посмотрела  долгим, пристальным взглядом в распахнутые глаза подруги.
- Глашенька! У нас же никогда не рождались секреты! -  взволновалась Аня.
- Ошибаешься! Рождались! И ещё как рождались! Только ты, как святой ангелок не видела ничего, а, может, просто не хотела видеть! – жёстко, беспощадно сказала  гостья, не отводя взгляда.
- Да о чём ты? – побледнела Аня, но не выпустила из своих ладоней руку подруги. – Глаша! Говори! Я прошу тебя!
- Аня, я не хочу ранить тебя! Ты и так настрадалась за последние годы!
- Не жалей меня! Что ты можешь сообщить такого, что страшнее смерти всех моих родных?! Говори! Я умоляю!
- Ладно…
- Да говори же!!!
- Моя дочь Надежда – дочь твоего мужа… - через силу выдавила Глафира.
Анна похолодела. Побледнев так, что, кажется, в ней не осталось ни капли крови, она выпустила руку гостьи, выпрямилась в креслице, пристально посмотрела прямо в глаза Глаши и прошептала:
- Неправда…
Глафира не отвела взгляд, но обе свои руки спрятала под мышки, словно охваченная ознобом и надо скорее согреться. Обе надолго замолчали. Глафира не выдержала первой:
- Нет. Это правда. Я об этом не хотела говорить никогда, тем более теперь, когда наши мужья убиты. Но ты настаиваешь на переезде, а это для меня – нож острый.
Анна, наконец, заговорила:
- Глаша, я не верю. Ты никогда не была с моим мужем одна. Мы все всегда были вместе!
- Почти… мы и не стремились к уединению! Так получилось…
- Как?!
- Помнишь, была ужасная гроза? Твой муж побежал в дом принести мне плащ. Мы тогда надолго задержались, но не только из-за грозы…
Глафира говорила твёрдо и очень убедительно. Действительно, и гроза была, и плащ, и задержались надолго, только близости не было и не могло быть – они любили своих супругов, но кто теперь мог  доказать ложь женщины, задумавшей недоброе?! Она хотела рассказать Анне всю придуманную картину измены, но та остановила запрещающим жестом, решительно подняв руку:
- Не надо! Пожалуйста, не говори больше… Слабы люди… даже друзья. Даже любимые!..  Пусть это будет на вашей с ним совести…
Аня медленно встала, словно на плечи ей положили непомерную ношу, и так же медленно, тяжело вышла из комнаты. Глафире вдруг стало очень стыдно, больно, она рванулась было броситься вслед за подругой, рассказать правду, но   её жестокий, беспощадный джинн приказал сесть на место. Через несколько минут её карета простучала колёсами по мостовой усадьбы Ани, убитой свалившимся на неё несчастьем.
В дороге Глаша вдруг вспомнила Заповедь Господню: «Не пожелай богатства ближнего своего». Её словно ошпарили кипятком. Снова она хотела исправить содеянное, даже крикнула кучеру остановиться. Тот натянул вожжи, сдерживая лошадей, но снова зависть-джинн одёрнул женщину. Ей показалось даже, что он обрёл своё жуткое лицо и захохотал прямо ей в глаза! Она приказала ехать дальше.

Дома, увидев свекровь, Глафира не подошла к ней, как раньше, а молча прошла в свою комнату. Свекровь схватилась за грудь – ей показалось в лице снохи что-то чужое, непривычное, отталкивающее. Предчувствие беды охватило старую женщину, и острая боль пронзила грудь. Она превозмогла эту боль и не позвала на помощь. Внучка играла во дворе и не видела начала разлада в семье.  
А Глафира прилегла на кровать, даже не скинув ни пелерину, ни туфли. Она хотела бы уснуть и больше не вспоминать о своём предательстве, но облегчающий душу сон не шёл, и постепенно мысли снова сосредоточились на поместьях подруги. У Анны детей больше не будет. Она одна в целом свете. Значит, после её смерти и другое поместье отойдёт Наденьке.  Стал вырисовываться дальнейший план действий, в которых уже не было места прежних, счастливых посещений земель Анны – она въедет туда только хозяйкой! Надо было оговорить себя, поговорив с самой большой сплетницей в городке. Та разнесёт небывальщину во все уголки России. Только после этого можно будет как-то отсудить поместье мужа Анны. А уж потом придумается новый вариант для новой битвы за место под солнцем. Так в основание лжи лёг второй камень.
- Ради тебя, доченька, иду я на это, - вслух подумала Глафира и уснула.
Утром её разбудила Наденька, вбежав в комнату с весёлым криком:
- Ой, ты вернулась за мной? Я тоже хочу к тёте Ане! Ты уже одета?! Ну, так едем же!
- Мы не едем. Иди, играй. Я что-то устала.
Она и впрямь чувствовала себя уставшей, но, поспав, укрепилась в мысли, что стоит ради блага дочери жертвовать собой. Стало легче. Камни, что легли на её душу сегодня, исчезли. Глафира пойдёт до конца! Она вышла из комнаты, где обычно сидела свекровь, но не обратила внимания, что с нею не всё в порядке. Зато свекровь явственно видела перемену в невестке:
- Что случилось, доченька?
- Ничего! Да и не доченька я Вам! – вспыхнула Глафира.
- Господи! Да что же случилось-то?!
- Сказала – ничего! Рассказала Анне, что моя дочь от её мужа!
- Неправда! Моя внучка - вылитая мой сын! – схватившись за грудь, прошептала несчастная старушка.
- Вы просто слепая! Не хотите видеть очевидного! И Вам удобно не замечать ничего! – почти прокричала Глафира, и, как ужаленная, выскочила из дома.

Старушка долго сидела, опустив голову на руки, превозмогая боль в груди и осмысливая сказанное Глафирой. Она не поверила ей, но поняла, что пора уйти из этого дома. Поместье её и сына было сожжено дотла, не осталось ни одного строения, где можно было бы прислонить осиротевшую голову. Дворня или погибла, или разбежалась. Оставалось пойти к сестре. Она живёт неподалёку. Не жить к ней, та и сама перебивается одному Богу известно, как, а хотя бы поделиться горем. Она через силу поднялась, оделась и вышла чёрным ходом. С большим трудом преодолела она несколько кварталов пешком, рассказала всё сестре и, чувствуя, что слабеет, поспешила домой, к невестке, к внучке Наденьке.
Глафира встретила её на пороге и недовольно буркнула:
- Надо хотя бы двери запирать, раз уходите надолго неизвестно куда и зачем.
- Я…  у сестры была…
- Поболтали? Уже проболтались?! – воскликнула Глафира, почти не скрывая свою радость. План оговорить себя, пустить сплетню начал действовать быстрее, чем она могла предположить. Ложь побежала стремительно. Теперь её уже не остановить. Такую новость разнесут не болтливые сплетницы, а почтенные дамы, известные в высшем свете как честнейшие матери сливок общества. Глафира об этом даже мечтать не могла. Она почти выбежала из комнаты, с силой хлопнув дверью. А свекровь в который раз схватилась за грудь и медленно повалилась на пол. Она вся скрючилась от невыносимой боли и так, скрюченная, и умерла.

Наденька наткнулась на бабушку и упала на её остывшее тело уже в сумерках, когда, наигравшись, прибежала домой. Она испугалась и побежала к гувернантке, торопя её скорее зажечь свечи, потому что и мама не отозвалась на её крики.

Вскоре сбежался весь дом. Пришла и Глафира. Она поразилась смерти свекрови, мысленно обвиняла себя, но в ней уже укоренилась и другая, беспощадная Глафира. И эта, вторая, отметила, что теперь  развязаны руки. Не надо видеть всевидящих глаз свекрови, отвечать на её недоумённые вопросы. И, самое главное, она помогла невестке оклеветать себя. Молодая красавица на похоронах ощущала на себе нелестные взгляды, слышала перешёптывания о её неверности мужу, о Наденьке, как дочери другого мужчины… всё складывалось так, как задумала она, Глафира.
Новость, пущенная Глафирой, не могла не донестись до Анны. Глафира ждала, как среагирует подруга под воздействием сплетен, но ожидала совсем не этого и не так скоро. Анна появилась в дверях знакомого дома вечером после похорон, когда все уже разошлись, разъехались. Ещё не всё было прибрано, и она остановилась у порога. За три дня Аня изменилась так, что, увидев её, Глафира ужаснулась. И прежде, почти прозрачная, она теперь стала, словно тень. Вынув из сумочки какие-то бумаги, Аня шагнула к предавшей её подруге и молча протянула их. Та так же молча взяла, развернула и прочла. Это была бумага, заверенная нотариусом. Имение её мужа перешло к Наде. Можно было ликовать, но у Глафиры сжалось сердце. Она подняла от бумаги глаза, но Ани уже не было.
В который раз в Глафире просыпалась прежняя Глашенька, она готова была кинуться в ноги несчастной Анечки, но властный, внутренний голос вновь и вновь остановливал её. Глафира зарыдала, подчинившись ему. Она стремительно вошла в спальню и бросилась на постель. Её рыдания привлекли дочку, и она стала гладить, успокаивать мать, приговаривая:
- Не плачь, мамочка! Бабушке теперь земля пухом. Ей там хорошо у Боженьки. Это мне бабушки сказали. И ты не плачь, а то ей в гробике сыро будет. И я не буду плакать. Ну, не плачь, мамочка! Не плачь, а то я тоже заплачу!

Всю ночь прометалась Глафира между раскаянием и задуманным планом. Она не сомкнула глаз. Анна наглядно проявила своё благородство. Теперь это до изнеможения злило Глафиру:
- Ангела строит из себя! Благородную! – женщина ещё острее ощущала своё падение на фоне безропотно переносившей горе подруги. Аня становилась вечным укором для совести Глафиры и это она чувствовала пока интуитивно, без чёткого определения, но чувство злило, а злость помогла выстоять. Рано утром Глафира приказала заложить коляску. Она собрала самые необходимые вещи, разбудила Наденьку и отправилась в приобретённое имение. Наденька после вчерашних похорон и неудержимых слёз матери, заставивших и девочку горько рыдать, чувствовала себя вялой. Она немного обрадовалась, когда стали подъезжать к имению тёти Ани:
- Ой, мамочка, мы приехали совсем рано. Наверное, там все ещё спят! – Мать молчала. Наденька заметила, что проехали поворот в нужное имение, и закричала кучеру:
- Ой! Ты проехал дорогу! Мама! Мамочка! Он проехал дорогу к дому!
- Угомонись! – приказала дочери Глафира. Наденька сжалась. Она не понимала ничего. На её умоляющий взгляд  мать только взглянула сурово и сжала губы. Но Наденька не выдержала и спросила:
- Мама, куда мы едем?
- Домой! – резко ответила Глафира, и ребёнок не посмел больше задать ни одного вопроса.
В усадьбе их уже ждали. Аня распорядилась сделать всё, чтобы Наденька сразу почувствовала себя дома. И девочка действительно ощутила себя дома. А Глафира покрылась липким потом, когда крепостные слуги склонились перед ней в низком поклоне. Она обошла весь дом, задержалась в спальне. Это спальня её подруги. На туалетном столике стояла любимая Анина шкатулка. Её подарил Ане муж в день свадьбы. Глафира взяла её и открыла. Там лежали украшения, подаренные Ане в разное время. Сверху был положен гребень. Об этом гребне Глафира знала романтическую историйку. В первую брачную ночь этим подарком муж расчесывал Ане волосы, любуясь их красотой. Волосы были очень длинные и весело кучерявились под гребнем. Счастливые супруги берегли этот гребень. На его золотой ручке было выгравировано имя «Аннушка». Рядом с гребнем лежало зеркальце. Не обо всех вещицах шкатулки знали посторонние, но Аня говорила, что муж её балует, и Глашенька радовалась счастью подруги. Это было тогда… но сейчас в спальне находилась Глафира, и думала, что она такого богатства ещё никогда в руках не держала. На это золото можно было приобрести не меньшее имение, в котором сегодня поселилась хозяйкой её дочь. И она - опекуншей дочери до совершеннолетия. Теперь это богатство её. Богатство, которое досталось необычайно легко. Это её дом. За окном – сад,  лес, а за лесом… Анна.
У Глафиры вдруг сжалось сердце – как она там?! Захотелось побежать к ней через сад, через лес, обнять, как прежде! Но теперь между ними не сад и не лес – между ними ложь… отторжение, которое страшнее смерти. Женщина опустилась на великолепную кровать и поставила шкатулку на колени. Автоматически перебирая вещички, она увидела свои серьги. Да ведь она подарила их Анечке давно, на пятнадцатилетие! Совсем дешёвенькие, не золотые и не серебряные, а медные! И их сохранила подруга! Но неужели все подарки Анна вернула изменнице?! Глафира судорожно стала перебирать вещи, но не выдержала и вытряхнула всё себе на колени. Так и есть! Вот колечко. Вот заколка, браслет. Что-то завёрнутое в бумагу привлекло её внимание. Она развязала ленточку, развернула. Это были её записки. В одной из них Глашенька сообщала подруге, что встретилась на балу с красавцем-корнетом, и он оказывает ей знаки внимания. Записок было немного. Глафира их все перечитала, потом изорвала в мелкие клочки. Отдельно, в другом пакете лежало письмо, в котором Глаша сообщала Анне о гибели  в бою четверых героев – обоих мужей и обоих Анниных братьев. Ей это сообщил раненый в бою знакомый. Приехать она не смогла. Умирал отец, свалилась в горячке свекровь. Пришлось написать и отправить известие с кучером. Это письмо Глафира не порвала. Она подумала, что оно может пригодиться Наденьке.
А Наденька тут как тут! К двери приблизились дробные шажки, и Глафира едва успела прикрыть вещи накидкой с подушек.
- Мамочка! Позволь сбегать к тёте Ане!
- Нет! Ни за что!!! – яростно воскликнула Глафира, но тут же спохватилась и прошептала:
- Иди.
- А – ты?!
- Я останусь дома.
- Анфиса! Анфиса! Мы идём с тобой вдвоём!! Мама не будет идти с нами! – через секунду кричала Наденька служанке, сбегая вниз, в людскую.
- Не «не будет идти», а «не пойдёт»! – поправила дворовая девушка маленькую хозяйку. Она не любила, когда коверкают русский язык. А господа хорошо знают чужие языки и плохо – свой, родной, словно стыдятся, что они – русские! А русские вон как расправились с французами – за милую душу! И на их язык не посмотрели!
Анфиса взяла хозяюшку за руку и, весело болтая, они пошли в соседнее имение, к Анне. А Глафире вдруг подумалось, что она здесь среди чужих людей, отданных Наденьке крепостных. И она почти никого не знает. И снова одёрнула себя – узнаешь! Ты – хозяйка. Но в огромном доме царила гнетущая тишина, словно она вообще здесь одна… одна со своей изменой.
Глафира встала с кровати, собрала всё содержимое шкатулки обратно, закрыла её на ключик и оставила его в скважине. Потом вынула из нижнего ящика комода вещи мужа Анны, проглаженные и аккуратно сложенные, поставила шкатулку в дальний угол ящика, сложила вещи обратно. Вошли не все, и она положила их в другой ящик. Поискала ключ от комода, нашла. Он лежал на виду, на комоде. Глафира закрыла все ящики и позвонила в колокольчик. Бесшумно вошла служанка, получила от новой хозяйки приказ:
- Пусть вынесут комод на чердак. Сюда надо поставить трюмо.
- Хорошо, барыня, - служанка сделала реверанс. Это не понравилось хозяйке. Здесь не бал.
- Почему ты сделала реверанс? – спросила Глафира.
- Так было принято.
- Теперь будете делать лёгкий поклон. Передай это всем в людской.
- Хорошо, барыня.
- Иди.
Четверо мужчин быстро и безмолвно выполнили поручение и ушли. И снова в доме воцарилась тишина. Глафира прошлась по всем комнатам, посмотрела, что на чердаке, опустилась в подвал, посетила все хозяйственные постройки. Всё было в полном порядке. Но ничто не радовало её. Только в конюшне она оживилась: там стояла её любимая лошадь. Глашенька любила кататься верхом, и часто совершала прогулки на этой лошади в обществе Ани и их мужей. Тут же стояла лошадь мужа Ани. Значит, у Наденьки есть теперь собственная прекрасная лошадь.
Подошёл вечер длинного, тяжёлого дня. Глафира ещё никогда не чувствовала такой мучительной усталости. Ей хотелось упасть в постель и провалиться в сон, но почему-то задерживалась Наденька. Это обеспокоило мать. Она вдруг с ужасом представила, что Анна заманила Глафиру в этот дом, а сама сейчас не отпускает Наденьку! Она хочет забрать её себе! Стать ей матерью! О, Господи! Бежать! Надо бежать к Анне! Надо вырвать у неё ребёнка!
Глафира пробежала сад и лес на одном дыхании. Она чуть не сшибла с ног идущих ей навстречу дочь и дворовую девушку, не заметив их из-за поворота на опушке леса. Она схватила дочь в крепкое объятие, целовала, как безумная.
- Мам! Мам! Ты же совсем задавила меня! – пытается освободиться от матери Наденька. Даже девушка испугалась за ребёнка.
Наконец, Глафира отпустила дочку и спросила:
- Почему же вы так долго? Я испугалась. Думала самое дурное!
- Тётя Аня нас угощала мороженым. Кухарка научилась его делать, но оно долго не замерзало, и мы ждали. Но ели его всё равно почти жидким.
А что делает Анна? – спросила Глафира, едва сдерживая волнение.
- Тётя Аня плачет.
- Почему плачет?
- Наверное, дядю вспомнила. Меня обнимала и плакала. Сидела в беседке и плакала. А сама смеялась, - ответила Наденька.
- Как это? Не пойму что-то. Скажи ты, девушка!
- Странная какая-то Анна Павловна. Смотрит, улыбается, а сама плачет.
Снова сжалось сердце. Глафира не выдержала. Наказав подождать её здесь, она побежала к Анне. Та сидела в беседке. Глафира подошла к ней. Аня встала, посмотрела ей прямо в глаза и спросила:
- Я должна сделать что-то ещё?
- Нет, - Глафира не ожидала такого вопроса, смешалась.
- Тогда уходи…
- Аня!
- Уходи. Кто предал один раз, тот предаст и другой. Уходи!
Глафира стояла, словно пригвождённая к месту. Видя, что женщина не собирается уходить, Анна встала, обошла её, словно прокажённую, и ушла, не взглянув, не обернувшись. У Глафиры потемнело в глазах – она же пришла! Она же хотела всё объяснить! Попросить прощения! Вернуть дружбу!!!
- Ах, какие мы гордые! Ладно, Анна! Кто предаст раз, предаст и другой! Ты сама указала мне путь! Семь бед – один ответ! Берегись, святоша! – Глаша не кричала – голос пропал, она это шипела вслед подруге, удаляющейся, кажется, не по дорожке, посыпанной жёлтым песком, а из самой жизни Глафиры.

Она пошла в лес, где её ждали дочь и служанка, не замечая слёз, спотыкаясь о корни деревьев. Встретившись, она словно не заметила их, прошла мимо. Девочки пошли следом. У Глафиры вырывались рыдания и сквозь них угрозы.
- Ты меня ещё не знаешь, святоша! Ушла, словно от проказы! Берегись!
Она шла очень быстро, почти бежала. А следом, стараясь успеть за ней, бежала Наденька, не понимая, что происходит. Испуганная.  Недоумевающая. Её ли это мамочка?!  Хорошая, весёлая мамочка?! Сейчас это словно чужая,  незнакомая женщина, которой Наденька боится. Она крепко сжала руку Анфисы, боясь и леса, и сада, и дома, и своей неузнаваемой матери. Девушка поняла состояние малышки и задержала её:
- Не бегите так, барышня! Устанете! Вот и дом уже. Я уложу Вас в постельку.
- Анфисонька, ты меня не оставишь?
- Не беспокойтесь, хозяюшка, я буду спать в Вашей комнате.
Анфиса позвала служанок, те принесли в Наденькину комнату тёплой воды в тазу, помогли  девочке умыться, помыли ей ножки и уложили в постель. О матери дочка не вспомнила, забыла, что надо идти и поцеловаться на ночь. Она попросила Анфису лечь с ней. Та легла и стала напевать ей песни. Девушка прекрасно пела, знала их великое множество,  и вскоре обе уснули, обнявшись, как сёстры.
Анфиса – любимая дворовая девушка Ани. Именно ей поручила Аня заботиться о Наденьке, рассказав ей всю правду о случившейся размолвке с Глафирой. Она не велела ей шпионить за новой хозяйкой, но через Анфису могла знать, как чувствует себя девочка. Теперь Наденька стала ей, как дочь. Любя мужа, она теперь имела хоть что-то родное, оставшееся после него. Именно поэтому она всё передала ей. Позднее Наденька узнает, что по праву живёт в этом доме – доме своего отца. Аня боялась только одного, что Глафира запретит ей видеться с девочкой. Анфиса поможет хотя бы тем, что будет рассказывать о Наденьке. Девушка с младенческих лет общалась с ласковой хозяйкой, шалила, плакалась ей в своих детских печалях. Они любили друг друга. Сегодня Анфиса убедилась, что Глаша может причинить Анне зло. Теперь она была начеку. Но можно ли уследить за чужими мыслями?! Ведь она приставлена к девочке, а не к Глафире!

А Глафира словно обезумела. Теперь ей хотелось унизить гордячку. Она и представить не могла, как сильно уже ранила Аню. Но теперь ей казалось, что та заслуживает чуть ли не смерти за своё непонимание. Подумаешь, какая щепетильность! Отписала всё мужнино Наденьке после пары слов! Поверила сразу в неверность мужа!  Дура!
Глафира до глубокой ночи не вспомнила о дочери. А, вспомнив, пошла в её спальню и увидела, что она спит со служанкой. Хотела наказать девушку, но подумала, что Наденька не поймёт её, обидится. Смирилась. Дочь – единственное, что у неё есть. Не сама служанка напросилась в постель к девочке. Наденька часто просила мать полежать с ней, попеть песенки. Значит, она не посмела прийти к ней и позвала служанку. Та – подневольная. Послушалась. Но надо предупредить, чтобы это не повторилось. Глафира осветила свечой личико дочери, полюбовалась ею и ушла к себе. Она была совершенно спокойна.

В эту ночь, как и во все предыдущие после признания Глафиры, Аня не могла заснуть. Наденька не выходила из её головы. Она и раньше любила девочку, как свою, а теперь вся любовь, что была в её сердце, словно утроилась. Будь она поласковей с Глафирой, может, всё бы образумилось, но предательство мужа и подруги оказались страшнее смерти любимого. Это было унижение! Аня, доверчивая и нежная, не могла представить, как жить дальше с таким унижением.
Глафире, более грубой, не понять чистой души подруги. О сближении не могло быть и речи. Как христианка, Аня сразу простила обоих близких людей, но простить и забыть – не одно и то же. Аня лежала с широко открытыми глазами без дум, без слёз, и силы её таяли с минутами ночи. Единственная мысль всегда присутствовала в её сознании, что ребёнок не виноват. Это и заставило Аню поступать именно так, а не иначе.
Днём, когда Наденька с Анфисой резвились в саду возле беседки, где сидела Аня, ей подумалось, что и эту усадьбу она завещает девочке. Но позднее. Аня ещё сама молода. Но завещание она напишет скоро. Впрочем, жизнь покажет…
Глафира опередила Аню. Теперь мысли вероломной женщины работали чётко. Она обдумывала различные варианты, как разорить подругу. Даже если ей от имения Анны не достанется ничего, Глафира не расстроится. Главное – разорить её. Пусть поймёт, каково жить в бедности. Она этого не испытала. Глафира же и до войны не была богатой, а во время войны вообще осталась с одним господским домом в городке. И выстояла. Пусть и гордячка почувствует жестокую руку нужды. Надо только придумать, как сделать так, чтобы всё можно было подтвердить.
И у Глафиры возникла мысль объявить себя сводной сестрой Ани по отцу. Она умела подделывать почерки, и решила написать несколько писем, якобы найденных после смерти свекрови в её вещах. Мёртвых к ответу не потянешь! Это была великолепная возможность! Спасибо свекрови, она снова помогла невестке даже после смерти! Рано утром Глафира сама заседлала верховую лошадь и ускакала, никому ничего не сказав. Из людской видели, что она направилась в сторону полей.
В городе Глафира достала переписку отца с матерью. Начав читать, она увлеклась. Но, прочитав все письма, поняла, что размолвки между родителями были. Это было очень кстати. И Она старательно дописала в письма мысль о своём незаконном рождении. Сторонний человек ни за что не понял бы подделки. Дело было сделано. Глафира торжествовала. Она передаст все эти письма Анне лично и уедет молча. Пусть гордячка читает и делает выводы сама! Посмотрит тогда «сводная сестра», как среагирует на это святоша!

Глафира вернулась, когда просыпалась Наденька. Сказала, что ездила кататься, и что они могут делать утренние прогулки вместе, так как у неё тоже есть прекрасная лошадь. А пока надо поесть, погулять. Она пошла в свою спальню, разложила письма так, что все письма,  дописанные утром, были наверху. Хозяйка знала, что Анфиса грамотная девушка и рассчитывала на её любопытство, поэтому отправила прибрать в комнате именно её. Расчет оказался верным. Девушка действительно прочла письма, она с ужасом поняла, что Глафира и Анна – сёстры.
Днём Наденька попросилась в гости, и Глафира отпустила, наказав не задерживаться допоздна, как случилось вчера. Анфиса едва сдерживала нетерпение – ей необходимо рассказать Анне о новости. Хозяйка заметила нетерпение служанки и радовалась своему предвидению. Всё шло даже лучше и быстрее, чем она задумала.
Аня увидела гостей из окна и велела пригласить их в гостиную. Туда уже несли хлопотливые служанки всякие вкусные яства, приготовленные искусной кухаркой. Как только Анфиса вошла в комнату, Аня поняла, что та принесла какую-то важную новость. И пока Наденька лакомилась, они ушли к Анне…
- Анна Павловна! Родная! У меня новость, но не знаю, радостная для Вас или ужасная!
- Говори, Физа, не тяни! – взмолилась Аня.
- Глафира Ивановна – Ваша сводная сестра!
- Сядь, Физа! Повтори, что ты сказала!
- Я утром прибирала комнату хозяйки. Там лежали письма её родителей, где Иван Михайлович упрекал жену за измену с Вашим отцом, Павлом Петровичем! А она ответила, что, если бы не изменила ему с Павлом, то не было бы у них дочки Глашеньки. И просила его простить этот флирт. И никто ничего не узнает! А любит она только его, Ивана!  Ведь у Ивана не может быть детей, и она об этом давно знает.
- Боже!!! Кругом тайны! Кругом измены! Мама и не догадывалась, что принимает у себя любовницу отца! Как подло! Как коварно! И Глаша – моя сестра! И тоже любовница моего мужа. Это невыносимо!
- Анна Павловна! Что делать-то?!
- Не знаю, девочка моя! Не знаю! Слишком много свалилось на меня сразу. Интересно, а когда об этом узнала Глафира? Неужели давно?
- Ой, не знаю! Ничего не знаю!

Глафира тихо спустилась к раскрытой двери людской и прислушалась.  Сплетничали про неё.
- Что-то Анна Павловна не едет! И Глафира Ивановна к ней не едет. Бывало, дня друг без дружки прожить не могли.
- Приедет! Наверное, даёт возможность осмотреться новой хозяйке. Шутка ли – получить в подарок усадьбу!
- О! Легка на помине! Вот и Анна Павловна с Надюшей и Физкой!
Глафира обмерла. Анна снова сделала шаг, непредвиденный ею. Она хотела вручить пакет писем у неё! А святоша примчалась сама! Так же незаметно Глафира поспешила к себе в комнату. Анна появилась в дверях очень скоро.
- Глаша! Покажи мне письма твоих родителей! – голос у Анны дрожал, но был настойчивым.
Глафира молча встала, взяла из трюмо свёрток и молча подала Анне. Та присела на стул и развязала ленточку. Она внимательно читала письмо за письмом, пока не прочла их все. Потом потёрла виски и молча, внимательно посмотрела в глаза подруги. Та не опустила веки, глаз не отвела, тоже смотрела пристально и изучающее. Потом Аня встала, шагнула к Глафире:
- Глашенька, прости меня! Я не знала, что мы сёстры.
- О чём это Вы, Анна Павловна?! – издевательским тоном ответила Глафира.
- Я только что узнала и убедилась, что твой отец… нет, мой отец… он твой тоже!
- Ну и что же! Я это с детства знала, но не навязывалась тебе в сёстры!
- Глаша!  Неделю назад я узнала, что Наденька… Сейчас узнала, что ты…
- Но кто тебе сказал? Я того велю запороть насмерть в конюшне!!!
- Нет-нет! Не надо никого пороть! Мне сказала Анфиса. Она нечаянно прочла об этом. Не могла же она промолчать! Ведь это такое счастье – иметь сестру!!! Теперь я знаю, что делать! Я велю поделить моё имение пополам. Ты вправе иметь половину всего, что у нас есть!
- Господи! Анна! Одумайся! Если я не получила любовь и ласку своего отца, зачем мне его богатство?!
- Но я же не виновата! – в отчаянии воскликнула Аня.
- Конечно, не виновата! Но ты распоряжаешься имениями, как безумная! Одно даришь, другое делишь! – с презрением ответила Глафира.
- Да! Но это же справедливо! Наденька получила наследство от своего отца. Мы тоже наследуем половину имения нашего отца! Что тут безумного?!
Для Глафиры предложение было неожиданным. Она хотела разорить её! Ей надо было видеть Анну униженной, а она сама предлагает такое, о чём даже и не мечталось! Что делать? Согласиться? Но не о таком раскладе думалось. Да и как поделить этот райский уголок, создаваемый больше века заботливыми помещиками. Как поделить дом? Как поделить луга и пашни? Или жить с Анной под одной крышей?! Но теперь это невозможно! А, может, поменяться домами? Наденька и она, Глафира, будут жить в большой усадьбе, а Анна – здесь? О, нет! Нет, нет и нет! Наденькино поместье сейчас документально подтверждено. Ей здесь нравится. А Глафира займёт поместье Анны! Займёт всё! Не поделённым!
 
- Что ты молчишь, Глашенька? Ну, что же ты молчишь?! – чуть не плачет Аня.
- Да что ты так волнуешься из-за пустяков?! Мой отец Иван Михайлович знал тайну моего зачатия и частенько называл меня Глафирой Павловной. Зачем нам сейчас огород городить?! Не понимаю!
- Огород… пустяки… ты не сошла с ума …  сестра?! – глаза Ани стали огромными. Огромные голубые озёра!
- Ладно, я согласилась принять это имение для… Наденьки. Но у меня в городе есть свой дом! Я не нищенка, чтобы побираться! Успокойся и возвращайся домой. Не нужна мне твоя половина!
- Я бы тебе всё отдала, Глашенька, но мне ведь тоже надо где-то жить! – в отчаянии воскликнула Аня.
- А я у тебя ничего не просила и не прошу! Можно подумать, что ты мне делаешь одолжение! Перестань мучить меня своими подарками! Муторно!
- Глаша! – выдохнула Аня.
- Жили нормально, пока ты ничего не знала. А как узнала – всё сразу пошло-поехало! Уж лучше бы я молчала! Дура я набитая! – ругала себя Глафира.
- Нет-нет! Ты хорошо сделала, что сказала. Я признаюсь тебе – я ведь и так хотела подарить Наденьке это поместье! И то тоже! Но ты сказала и этим ускорила моё решение. Вот и всё.
- А почему ты мне ничего не сказала? – поинтересовалась Глафира.
- Хотела  подарить неожиданно, - призналась Анна.
- Лучше бы было сказать! – зло воскликнула новоявленная сестра.
- Не знаю, лучше или нет, но ты не промолчала, а я делаю по справедливости. Вот и всё, - Анна встала и продолжила:
- Я сейчас же пишу нотариусу прошение отписать тебе половину поместья.
Анна ушла. Глафира не вышла её проводить. Она радовалась. Уж если начало везти, то везёт до конца! Осталось написать прошение нотариусу на всё имение. Почерк Ани она знает наизусть. И Глафира села писать. Оставалось как-то подменить письма. Но и это, наверное,  не составит труда. Анна обязательно заедет за Глафирой, когда поедет к нотариусу. Надо постараться.
Зло очень изобретательно в пакостях подобного рода. Анна не заметит подлога, ведь письмо написано, словно её рукой! И бумага у них  одинакова.
Рано утром карета остановилась у крыльца, и Анна решительно вошла в дом. Глафира встретила её в домашнем платье, не причёсанная, только с постели. Анна настойчиво повторила просьбу, и Глафира, поупрямившись, согласилась. Она поняла, что Анна поедет одна и подпишет всё так, как предлагает, даже если Глафира не поедет. А это не входит в планы мнимой сестры. Надо ехать…  Через полчаса карета везла подруг в город. Дорогой на все попытки Ани поговорить, Глафира или отмалчивалась, или отвечала:
- Зачем об этом теперь говорить, или – не я затеяла эту возню!

К нотариусу зашли обе. Анна подала нотариусу бумагу, вынув её из сумочки. Отдав прошение, женщины сели на стулья дождаться, пока стряпчий сделает три копии решения. Нотариус удивлённо поднял брови, прочитав прошение. Даже ему, умудрённому опытом, показалось невероятным такое решение хозяйки огромного имения. Но нотариус имеет дело не с управляющим, а с самой хозяйкой!  Кроме того, она попросила оформить документы сейчас же.  Нотариус подписал его. Стряпчий сделал три копии. Нотариус подписал и их. Подписали их и обе женщины. Нотариус подал по одной копии им, третью отдал стряпчему  для подшивки в «Дело».

Анна завезла Глафиру домой, та выпорхнула из кареты и поднялась к себе. У неё был документ на право пользования всего имущества! Анна, едва приехав, бросилась в постель, не раздеваясь, и тут же, впервые за эту неделю заснула глубоким, спокойным сном.

Утром Аню разбудил взволнованный голос управляющего:
- Барыня! Барыня! Проснись!
Аня села на постели, осудив себя за то, что уснула одетой. Управляющий вошёл и упал к ногам хозяйки:
- Что же ты, родимая, с нами сделала?!  Почто ни за что, ни про что наказала?! Где мы теперь голову приклоним?!
- Агап, что ты причитаешь?! Все как жили, так и будем жить!
- Да как же, барыня?! Ейный управляющий нас выкинул из жилья и занялся хозяйством. Все уже на ногах, одна ты спишь, как убитая.
- Ничего не понимаю! Агап, говори яснее! – Анна начала волноваться.
- Куда яснее то?! Хозяйка прогнала старую дворню на конюшню да в поле. Теперь у неё другие во дворовых! А я, старый хрыч, отпросился с тобой быть. А где нам с тобой жить, она не сказала.
Анна проснулась окончательно. Так с дворней может поступить только полновластная хозяйка. Она взяла сумочку, достала документ, стала читать, и медленно опустилась на пол. Управляющий с трудом  положил хозяйку на кровать и взял с полу бумагу. Там было написано, что всё имение вместе с крепостными отходит Глафире Ивановне. Анне Павловне надлежит съехать с имения незамедлительно.
Агап брызнул водой на лицо Ани, и она пришла в сознание.
- Это подлог, Агап. Но мне не доказать ничего.
- Милая барыня, что же нам с тобой делать-то теперь?
- Собрать вещи и уехать.
- Куда прикажете?
- Не знаю. А где сейчас Глафира?
- Во флигельке. Распоряжения делает.
- Идём к ней, Агап.

Анна и Агап пришли во флигель. Глафира была со своим управляющим. Она встретила подругу с вызывающим видом. Она ожидала от Анны слёз, упрёки, но та сказала только:
- Зачем ты так?
Глафира хохотнула:
- Какая же ты дура, Анька! Я и не подозревала, что тебя можно облапошить вот так, даже пальцем не шевельнув! Мы поменялись ролями. Теперь богачка – я! А ты даже нищее меня стала! А ведь, если хочешь знать правду, то знай!  Надька дочь моего мужа, а не твоего!  И я дочь своего отца Ивана, а не твоего! И ты с детства знала, что я могу подделать любой почерк! Но ты – дура, и мне тебя не жаль! А теперь убирайся! Некогда мне с тобой болтать!
И вдруг Глафира осеклась. Перед ней стояла не прежняя Аня, добрая и мягкая, а решительная, напряжённая, словно натянутая струна. Она с ненавистью смотрела на Глафиру, словно припечатывая её к месту. Очень тихо, но предельно отчётливо она заговорила:
- Я очень любила тебя. Но теперь я проклинаю тебя перед богом, перед всеми людьми живыми и мёртвыми!!! Я проклинаю тебя и всё твоё потомство до двенадцатого колена включительно! Будь ты проклята! Будь проклята! Будь проклята!

Так было наложено проклятие на двенадцать поколений Глафиры.

Глафира стояла в оцепенении. Она осознала, что натворила. А Анна, теряя силы, цепляясь слабеющими пальцами за  Агапа, опустилась на пол, замолкнув на веки. Агап наклонился к своей несчастной хозяйке, закрыл ей глаза, широко распахнутые и неподвижно смотрящие на предавшую её, подругу и прошептал:
- Отмаялась, барыня моя несчастная…
Агап перекрестился, покойнице в ноги, выпрямился, посмотрел с ненавистью на Глафиру и пошёл прочь из флигеля, шаркая ногами. Он распорядился похоронить Аню и ушёл, никому не сказав, куда. Жил он бобылём, и некому было остановить его. Перед уходом он рассказал в людской, что новая барыня сгубила подругу, сначала назвавшись её сводной сестрой, а потом сказала правду и о себе, и о Надежде. На похоронах Анфиса тоже рассказала всё, что знала. Теперь все узнали истину, и в сердцах людей поселилась ненависть к новой хозяйке.

А Глафира, потрясённая смертью подруги, долго стояла над её трупом, не в силах двинуться с места. Теперь на её душе было два убийства – свекрови и Анны. Её управляющий безмолвно сидел, боясь шевельнуться. Наконец, женщина очнулась и выбежала из флигеля. Навстречу ей шла большая толпа людей. Они шли взять тело покойной, чтобы похоронить. Глафира пробежала мимо них, через лес, через сад, в имение, где была её дочь. Она приказала заложить карету и умчалась в город, в свой дом.

Взгляд Анны, уже покойной, её голос, шептавший проклятие преследовали женщину до самой смерти.

Из городка Глафира выехала за границу с дочерью и долго путешествовала по разным странам, не находя нигде покоя. Слава о её жестокости и двух погубленных душах бежала вместе с ней. Богатая русская помещица с дочерью красавицей почти не бывала в высшем свете, но пришло время выдавать Надежду замуж, и Глафира решила вернуться в Россию. Она поселилась в Петербурге и вскоре выдала дочь замуж за неименитого гусара. В имениях Глафира не появилась ни разу. После свадьбы дочери она снова уехала за границу и там умерла. Муж Надежды через несколько лет проиграл все богатства в карты, застрелился, а дети Надежды пошли по миру.

ВОСЬМЫЕ.

Прошло около ста семидесяти лет с того страшного события, когда проклятие сгубленной Анны легло на Глафиру и её потомков до двенадцатого поколения.
В восьмом поколении жили две сестры, с детства горячо привязанные друг к другу. Они не были родными. Родными были их матери, из седьмого поколения проклятых. Но так случилось, что младшая сестра в гневе едва не забила свою пятилетнюю дочь до смерти, и старшая сестра взяла малышку к себе на воспитание. Сведённые девочки-сестрички, уже из восьмого поколения, жили дружно с детства, и теперь, когда стали пожилыми, они помогали друг другу, чем могли. Их матери не познали настоящего счастья ни в здоровье, ни в семейной жизни. И дочери прожили свои годы в непрестанном преодолении невзгод.

Однажды старшая сестра Людмила пришла к своей младшей сводной сестре чрезвычайно взволнованная. В свои немолодые годы она была, по прежнему энергична, подвижна и заботлива. У неё трое детей. Судьба старшей дочки сложилась удачно.  Судьбы младшей дочери и сына постоянно волновали Милу. Каких только каверз не подкидывала жизнь этим её детям! Мила постоянно жила в напряжении и из-за них и из-за собственных бед. Очень часто жилось ей неуютно и тяжело.
Сыну Милы пришлось обратиться даже к экстрасенсу. Вернувшись от него, он настойчиво просил мать поехать к этому экстрасенсу для очень важного разговора. Необходимо поговорить именно с матерью. Скрепя сердце, Людмила отправилась по указанному адресу, от него и приехала к сестре очень взволнованная.
- Соня, у меня большие новости! – сказала она.
- Господи! Какие новости, Мила?! – женщина напряглась. Сколько они и вместе, и врозь пережили бед, что у Софьи сразу защемило сердце. У неё шестеро детей, и только двое из них могли сказать, что у них всё в порядке. О каждом болит сердце, о каждом переживает. Не равнодушна она к судьбам и детей сестры.
- Говори, Мила, говори! Что ещё-то на нас свалилось?!
И Мила сообщила оглушительную новость о проклятии, лёгшем на их пращурку и двенадцать поколений её потомков.
- Мы с тобой, Соня, из восьмого поколения. Наши дети – девятые. Внуки – десятые. Даже праправнукам придётся жить так же трудно, как нам!
- Откуда ты это взяла, Мила? – недоумённо спросила Софья. Она знала её как человека здравомыслящего, не верящего в сказки. И не новость удивила, а то, что её сестра поверила в нелепицу.
Мила рассказала о поездке к экстрасенсу. Он и объяснил, откуда беды на родных, обратившегося к нему молодого  человека.
- Соня, я теперь могу объяснить многое в наших жизненных неурядицах. Вот посмотри… - женщины стали вспоминать своё прошлое и прошлое своих родных старших поколений.
- Господи, сколько бед! – вздохнула Софья.
- Помнишь, Соня, бабушка рассказывала, что её проиграли в карты и… отдали? Как какую-то вещь отдали?! Потом отдали замуж за нелюбимого. Ты знаешь, что третья сестра наших матерей не родная им по отцу. Это уж потом, после её рождения, бабушка сбежала с нашим дедом и, наконец, обрела счастье. Да и то — дедушка погиб в тайге ещё не старым, и бабушка слегла от горя.
- Так по линии бабушки на нас лежит проклятие?! – уточняет Софья.
- Да. По линии наших матерей. Наши дети получили его в наследство от нас.
- Я помню рассказы старших, что моя мать чуть не утонула, а твоя долгое время жила совершенно слепой, - вспомнила Соня.
- И у бабушки с дедушкой было много детей, а остались только три ребёнка – наши матери и девочка от нелюбимого брака. Остальные умерли в младенческом возрасте. Сколько слёз было пролито по ним! Дети ведь! – добавила Людмила.

Нерадостные воспоминания не ввергли сестёр в уныние и слёзы. Наоборот! Теперь, когда они узнали о причине преследуемых их бед, они решили прекратить действие рока. Снять проклятие совсем невозможно, как сказал экстрасенс, но бороться с кармой можно и нужно. Ослабить её хватку. Соня решила прочитать всё, что связано с темами кармы и проклятия, а Мила отправилась в церковь заказать молебен по несправедливо погубленной душе Анны и поставить свечи за великую грешницу Глафиру, содеявшую такую несправедливость с  чистой душой подруги.
Не ради себя задумали бороться женщины, а ради всех живущих и будущих людей проклятого рода.
Софья засела за книги Учения Жизни. Она их читала и перечитывала не один раз, но не заостряла внимания именно на то, что сейчас стало важнее важного: защитить! Теперь она выписывает мысли Великих Учителей человечества.

«… Любая мысль, неотвратимому закону Кармы подчиняясь, как бумеранг вернётся к своему творцу…»

«.. Зло – это нарушение законов Гармонии, управляющих вселенной, и наказание за это должно пасть на самого нарушителя этого закона…»

- Значит, и Аня тоже согрешила, прокляв подругу и её потомков. Глафира возбудила в ней жгучую ненависть, с которой та и ушла в иной, тонкий мир. Значит, нам, живущим сейчас, надо отмаливать не только грех Глафиры, но и грех Анны! – поняла Софья, произнеся мысль Учения вслух. Грехи обеих женщин легли на ни в чём неповинных людей, родившихся в другие времена, в другие эпохи. Господи, как страшно и несправедливо!

«… Человек не раб своей судьбы. Он – творец!..» - выписывает женщина яркие, обнадёживающие слова. Значит, не ныть, не скулить надо, а найти действенные слова и дела, чтобы «обыграть» рок. Надо искать!!!

«…  Предрешено только то, что уже… запущено нами в прошлой жизни. Это особый вид неотвратимой Кармы, которая называется зрелой. Роком. Неотвратимость некоторых событий – лишь одна часть нашей жизни.

В другой части мы имеем полную свободу выбора путей и средств достижения действий, полную свободу выбора путей и средств достижения целей. Такой вид Кармы называется зарождающейся…»

Теперь Софье стали понятны слова, что человек сам творец своей судьбы. Им с Милой надо зародить новую Карму, которая ослабит действие старой Кармы, запущенной  Глафирой и Анной. Надо бороться. Надо истончить последствия действия прошлой Кармы. Но – как?! И Соня читает дальше. Ищет выход. Ищет подсказки.

«… Закон Кармы только устанавливает условия, необходимые для каждого проявления человеческой деятельности, для каждого видимого и невидимого действия. Но этот закон никогда не заставляет выполнять это действие!..»

- Ого! Вот и первая радость! – воскликнула женщина. Она знает, что в каждого человека вкладывается Искра Божья, то есть, человек имеет возможность стать божественным, если будет жить по законам Бога. Но выбор человек делает сам. Ведь ему дано право любого выбора. Только сам он может стать либо праведным, либо подлецом. Господь даёт Указания правильного пути. Значит, нам надо идти путём, указанным Богом, а не тёмными силами. Значит, Рок – ещё не всё!!! Можно как-то с ним справиться!

«… Сила страданий – мерило нашего духа…» - продолжает выписывать Соня.

«… кто через учение и наблюдение раскроет её (Кармы) запутанные путы и прольёт свет на эти тёмные тропы, в извилинах которых погибает столько людей, вследствие их неведения лабиринта Жизни, - тот трудится на благо своих ближних. Карма есть Абсолютный и вечный Закон в Проявленном Мире…»

«… Чем же можно прекратить путь зла? Только трудом на Земле. Мысль и труд направленные ко благу общему, будут крепким оружием против зла. Нередко начинают словесно поносить зло, но хула уже безобразна. Такое оружие негодно. Труд и мысль прекрасная будут оружием победным…»

«… Что в поступке главное? – Мотив!..»

«… Неизбежные поступки – это проявление зрелой Кармы. Можно ли предотвратить неизбежное?..»

«… Совершенствующийся человек может сам вывести из тени скрытую Карму и даже… обогнать зрелую…»

«… При расширенном сознании он сможет быстрее изжить накопленную им Карму…»

«… человек может выйти из заколдованного круга Кармы…»

«… Сильная воля и устремление могут не только уничтожить плохую прежнюю карму, но способна вывести из тени и скрытую и ускорить её действие! Спасти будущее воплощение…»

«… Карма проявляется точно в срок, но человек волей своей уже ушёл вперёд, и Карма не может его настичь…»

«… Человек, избежавший неизбежного, как бы родится заново, только не рождаясь через утробу, а, продолжая жить. Взрослый, он не станет делать детские ошибки, экономит время…»

«… Нередко семейная связь возникает из ненависти, мести, принесённого в прошлой жизни ущерба и так далее. И тогда в одну и ту же семью кармически притягиваются враги. Такая семья становится банкой скорпионов…»

«… Именно таких семей особенно много в конце эволюционных циклов…»

«… единомышленники создают своими мыслями и чувствами мощный коллективный мыслеобраз, который будет влиять…»

София перелистала книгу. Больше об этом ничего не нашла. Но и то, что было ею выписано, достаточно понять, что они с сестрой избрали правильный путь борьбы за счастье своего проклятого рода когда-то давным-давно. Она взяла трубку телефона и позвонила сестре:
- Мила, родная! Не всё потеряно! Послушай, что о нас с тобой говорится в Учении Жизни! – она прочла свои выписки.  В ответ Людмила сквозь слёзы произнесла:
- Ну, что же, сестрёнка! Значит, будем бороться с Роком!

20.08.2011 03:00АВТОР: В.Г. Кушнаренко-Суртаева | ПРОСМОТРОВ: 1780




КОММЕНТАРИИ (0)

ВНИМАНИЕ:

В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:

1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".

2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.

3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".

4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.

5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".



Оставить комментарий

<< Вернуться к «В.Г. Кушнаренко-Суртаева »