Агарди Митрович в судьбе Елены Блаватской. Сергей Целух.
Печальная страница из жизни Блаватской
В жизни каждого человека есть такие печальные страницы, о которых лучше промолчать, чем о них рассказывать, потому что, когда расскажешь, ранишь свое сердце и растревожишь душу. Елена Блаватская, в этом отношении, не была исключением. Жизнь ее - не «песня соловьиная», а непрерывная борьба с трудностями, неправдой, болезнями, словом - со всем злом. Прежде чем стать Еленой Блаватской, авторитетной женщиной мира, писательницей, общественным деятелем, ученой, основательницей Всемирного Теософского Братства, ей пришлось выпить кубок Сократовского яда. Молодость, энтузиазм, романтика, а, главное, устремление к В. Учителю порой заносили ее в такие дали, что без ошибок выбраться оттуда было не возможно.
Наш рассказ об одной загадочной странице из жизни Елены Блаватской, которую Александр Сенкевич, автор «знаменитой» книги о Блаватской, назвал - «Куры да амуры, да глазки на салазках», и в которой он поведал всему миру какая плохая Блаватская, и какой он сам мудрый человек и специалист по интимным вопросам. Но попытка его стать женским сердцеведом, успешно провалилась, и все потому, что подход к этому деликатному вопросу изначально был неверным. Писать памфлет о такой выдающейся личности, как Блаватская – дело не благодарное, даже позорное. Как не старайся, как не юли, а выйдет плохо и карикатурно.
Речь у нас пойдет о взаимоотношении Елены Петровны с оперным певцом, венгром - Агарди Митровичем, сыгравшим в ее судьбе не второстепенную роль.
Мэри Н. Нэф, английская писательница, специалист по творчеству Блаватской и знаток ее личной жизни, много рассказала нам о своей любимице, в том числе и о романтичном Митровиче, искавшего смысл своей жизни в приключениях, оперном пении и революционной борьбе. Не станем выдумывать велосипед, который уже есть, а последуем за талантливой писательницей, дополняя ее показания новыми данными, добытыми из других источников.
В книге А.П. Синнета «Эпизоды из жизни Блаватской», есть подробный рассказ об этой засекреченной странице жизни Блаватской. В ней автор делится с нами тем, как хотел включить в свою книгу главу под названием «Эпизод с Митровичем». Материал для статьи он собирал долго, а когда все было готово, попросил Блаватскую просмотреть его и дополнить своими данными. Елена Петровна сразу запротестовала: "Я никогда не буду писать ни про "эпизод с Митровичем", ни про какие-либо другие подобные эпизоды, в которых замешана политика, или которые являются тайной других, ныне умерших людей. Это мое окончательное решение. Если вы захотите сделать свои мемуары интересными каким-нибудь иным способом, делайте, и я вам помогу. Все, что вы пожелаете из событий после 1875 года. Вся моя жизнь после этого времени была открыта обществу, за исключением часов моего сна, я никогда не оставалась одна. Я готова опровергнуть любое обвинение, выдвинутое против меня" (1). (Мэри Нэф, Блаватская).
Позже, Блаватская передумала и предложила своему другу оставить все как есть. "Отдаю себя в Ваши руки, - говорит она, - но только прошу Вас помнить, что Ваши "Мемуары" подобно вулкану выбросят наверх новую грязь и пламя. Не дразните дремлющих собак. Доказательства того, что я никогда не была женою Митровича, а также и Блаватского, уйдет со мною в могилу и никого это не касается" (2).( Там же).
Редактор английской газеты «Пионер», выходящей в Индии, Альфред Перси Синнет, Елену Петровну знал не понаслышке. Они были друзьями уже несколько лет. Блаватская вовлекла его в Теософское общество, просветила в теософии и была инициатором «Писем Махатм», где главным оппонентом Восточных Учителей выступал Синнет. Значит, он был надежным человеком, который более-менее объективно передаст ее жизнь истории. Не отступая ни на йоту от правды, Синнет написал так, как все было на самом деле, и как он понимает сии гносеологические проблемы и свои записи представил Блаватской.
Прочитав их, Елена Петровна ответила: "То, что вы пишете в "Мемуарах" об инциденте с Митровичем, приблизительно верно, но я считаю, что этого не следовало делать. "Мемуары" не дадут мне оправдания. Это я знаю так же хорошо, как знала, что "Таймс" не примет во внимание мой ответ Ходжсону (об отчете Общества Психических Исследований). Они не только обманут ваше ожидание, что "приведенного в "Мемуарах" будет вполне достаточно", но даже если бы эти "Мемуары" вышли в шести томах и были в десять раз интереснее, все равно они не оправдали бы меня. Это просто потому, что Митрович это одно из тех многих обвинений, которые враг бросает против меня. Если бы даже в этом "инциденте" я оправдала себя, то какой-нибудь Соловьев или другой негодяй, выдумал бы "инцидент Мейендорфа" и моих троих детей. Если бы я опубликовала письма Мейендорфа (они находятся у Олькотта), адресованные его "дорогой Наталии", в которых он говорит о ее волосах, черных как вороново крыло (у Блаватской были светло-каштановые волосы) и "длинных как прекрасная королевская мантия..." (как Мюссе отзывался о своей маркизе Д'Амеди), то этим я просто дала бы пощечину этому умершему мученику и вызвала бы какую-либо иную тень из галереи выдуманных любовников" (3). (Там же).
Блаватская разъясняет Синнету, что обвинения в легком поведении с «любовниками», для нее нелепы и оскорбительны. Скорее ее путают с другими Блаватскими, каких в истории, было не мало. Ее смешивают с давно умершей Элоизой Блаватской, которая во время венгерской революции присоединилась к черным гусарам. Для подтверждения своей правоты, она ссылается на показания своей тети - Надежды Фадеевой и утверждает, что та Блаватская родилась в 1849 году, тогда как Елена Петровна в 1831 году. Блаватская приводит выдержку из письма Фадеевой: "Ее (Елены Петровны) друзья были сильно поражены, читая фрагменты из ее мнимой биографии, в которых говорилось о том, что ее хорошо знали в венских, берлинских, варшавских и парижских высших и низших кругах, что ее имя замешано во многих приключениях и анекдотах того времени, когда по неопровержимым данным, имеющимся у ее друзей, она была далеко от Европы. Во всех этих анекдотах говорилось о ней, когда в действительности в них участвовали Юлия, Наталия и другие женщины с той же фамилией " Блаватская" (4). (Там же).
«Расскажу вам правду, какая она есть на самом деле»
Поддавшись уговорам А. Синнета, его заверениям в дружбе и признательности, и в том, что человечеству нужна ее исповедь, как свидетельство великой исторической личности о своей жизни, Блаватская решилась на все. Потому, когда представился случай, Е.П. пишет Синнету подробное письмо-исповедь о своих взаимоотношениях с Агарди Митровичем, оперным певцом, давним приятелем и преданным другом.
«Расскажу вам правду о нем, какова она на самом деле, - пишет Блаватская - Я познакомилась с ним в 1850 году, когда споткнулась об него, лежащего как труп, и чуть не упала. Это было в Константинополе. Я возвращалась ночью из Бугакдира в гостиницу Миссира. Он получил три основательные раны ножом в спину от одного или нескольких мальтийских разбойников и одного корсиканца, которые были подкуплены иезуитами. Я стояла возле него, еле дышавшего, более 4 часов оберегая от грабителей, пока мой провожатый нашел людей, которые помогли его унести. За это время к нам подошел лишь один турецкий полицейский, который попросил дать ему "бакшиш" и он тогда стащит этот мнимый труп в близлежащий пруд. При этом было видно, что больше всего его привлекали мои кольца. Он скрылся только тогда, когда увидел направленный на него мой револьвер. Помните, что это было в 1850 году и в Турции» (5). (Там же).
Блаватская отвезла раненого человека в ближайшую гостиницу. Там его хорошо знали и обещали помочь в беде. На следующий день, придя в сознание, Агарди Митрович попросил Е.П. написать его жене – мадам Митрович, и Софье Крувелли – сердечной подруге, впоследствии, виконтессе Витью, в Ниццу и Париж. Просьба его была выполнена частично. Блаватская сообщила жене, а любовнице - отказалась. Терезия Митрович прилетела птицей, была растревожена и подавлена горем. Подружились они сразу, и принимали все меры, чтобы поставить на ноги больного Митровича.
После выздоровления, Митровичи как-то незаметно выпали из ее круга на многие годы. В следующий раз они встретились во Флоренции, в городке Перголе. Митрович, как истинный патриот свободы и независимости Италии, был уже карбонарием, пламенным революционером отряда Гарибальди. Он родился в городе Митровиче, в Венгрии, и название любимого городка выбрал в качестве своего прозвища. Блаватская знала, что ее приятель был внебрачным сыном герцога Луцея, который его и воспитал. Митрович был храбрым малым, можно сказать – революционером с детства, поэтому бросался в бой во всех случаях, где только можно было. И нужно сказать, что фортуна была благосклонна к нему, он всегда выходил невредимым.
Блаватская встретила его в Тифлисе в 1861 году. Он был с женой, много шутил, демонстрировал свою храбрость и уверенность в завтрашнем дне. Хотя, на самом деле, жена его была больной, подавленной, и жаловалась на боли в груди. Через восемь лет сеньоры Терезии не станет. Она умерла в 1869 году от тяжелой болезни, мучившей ее долгие годы.
Родственники Блаватской хорошо знали Агарди Митровича. Он был компанейским человеком, подружился с .jpg "Блаватская около 1868 года, перед поездкой в Тибет.")
двоюродным братом Блаватской – Юрием Витте. А потом, неожиданно, куда-то исчез. Однако человеческая судьба непредсказуема, она свела Митровича с Блаватской еще раз и, как говорят, на всю оставшуюся жизнь. Так случилось, что, будучи в Италии, в Болонье Блаватская снова встретила своего бравого карбонария. Встрече оба обрадовались несказанно. Блаватская была не одна, а с приемным ребенком. Митрович принял сердечное участие в его лечении, нанимал врачей, вместе с Блаватской дежурил в больнице. Однако болезнь трудно поддавалась лечению. Зная, что ребенок долго не проживет, они возвратились с ним в Россию. Действительно, мальчик вскоре умер. Это случилось в мае 1867 года. По одним данным, смерть мальчика наступила по дороге в Киев. По другим – умер он в самом Киеве. Там, в оперном театре, пел басовые арии Агарди Митрович. Смерть мальчика была большим горем для Блаватской. На ребенка у нее не было никаких документов. Она не хотела регистрировать его на свое имя во избежание сплетен. Но выручил Блаватскую из беды Мирович. Он взял на себя всю ответственность за похороны. Хоронили Юру в маленьком южнорусском городке, названия которого Блаватская не называет. Он был внебрачным ребенком одного из русских Баронов от ее подруги. Барона известили о смерти его сына, но приехать на похороны - он отказался. Смерть Юры была одной из самых черных страниц в ее жизни. Не посещая родных, Е.П. с Митровичем, спешно уехали в Италию.
«В Киеве я потеряла самое дорогое в моей жизни»
О смерти мальчика есть и другие свидетельства. Их приводит в своей статье «Елена Блаватская и ее семья на Украине», Н. Березанская:
«Следующий приезд Елены Петровны на Украину, очевидно, состоялся в 1867 году, когда она, не извещая родных, приехала в Киев, где в это время в Киевском оперном театре выступал ее верный друг Агарди Митрович. В письме к князю А.М. Дондукову-Корсакову она пишет: “С 1865 по 1868 год, когда все думали, что я в Италии или где-нибудь еще, я побывала в Египте, откуда я должна была отправиться в Индию, но отказалась это сделать. Именно тогда я вернулась в Россию, вопреки советам моего учителя, желавшего, чтобы я поехала в ламаистский монастырь Топ-Линг за Гималаями, где я так хорошо себя чувствовала, – вернулась, изменив маршрут, влекомая желанием вновь увидеть [...] (нет, простите, но я видимо не в силах это выговорить) – скажем, свою родную страну, и приехала в Киев, где я потеряла все, что мне было дороже всего на свете и чуть не лишилась рассудка”. (6). (Н. Березанская).
Однако более полные сведения о Юре мы находим в книге Мэри Нэф - «Блаватская». В 1862 году, пишет автор, чтобы спасти честь своей приятельницы, Блаватская взяла на воспитание ее сына. В архивах Теософического Общества имеется "Паспорт", выданный канцелярией царского наместника Кавказа ей и "опекаемому ею ребенку Юре для поездки в Тавриду, Херсон и Псковскую губернию сроком на один год".
На паспорте стоит дата: 23 августа 1862 года. Это год, когда Е.П. странствовала по Имеретии и Мингрелии. По версии Нэф, она взяла ребенка значительно раньше. Об этом говорит сама Е.П. : "В 1858 году я была в Лондоне и такая-то и такая там история произошла с ребенком — не моим (приводятся медицинские свидетельства…). Говорили про меня то-то и то-то; что я и развратничала, и бесновалась и т.д. Но это все было ложью». М. Нэф допускает, что уже в 1858 году Е.П. стала заботиться об этом ребенке. Родился он горбатым и очень часто болел.
Теперь становится понятным, почему Блаватская так запротестовала на просьбу Синнета - написать для его книги исповедь о своей жизни.
"Инцидент с ребенком!- пишет Блаватская. Лучше я позволю себя повесить, чем об этом вспоминать. Знаете ли Вы, к чему это привело бы, если бы я при этом не привела имен? Это вызвало бы против меня версту нечистот. Я Вам говорила, что даже мой отец допускал обидные мысли, и, если бы не свидетельство врача, он мне никогда не простил бы. Позже он жалел и любил бедного уродца... Мой дорогой Синнет, если Вы хотите меня уничтожить (хотя это теперь невозможно), то упомяните этот "инцидент", но мой совет и просьба — об этом не писать. Я слишком много сделала, уверяя и доказывая, что он мой, и зашла в этом слишком далеко. Свидетельство врачей ничем не поможет. Люди будут говорить, что мы их подкупили — вот и все". (7). (Мэри Нэф. Блаватская).
Е.П. указывает причину по которой она боялась рассказать правду о ребенке: «Бароны Мейендорфы и вся русская аристократия, восстали бы против меня, если бы в откликах (которые, безусловно, последовали бы) было упомянуто имя Барона. Я дала свое честное слово молчать и не нарушу его до самой смерти". (8). (Там же).
Из признаний Блаватской видно, что мальчик Юра был сыном Барона Мейендорфа. Но смерть его так потрясла Блаватскую, что она пишет об этом уже открытым текстом: "Тогда, когда я повезла бедного ребенка в Болонью, чтобы попытаться спасти его, я встретила его [Митровича] в Италии, и он сделал для меня, все, что смог, более чем брат. Затем ребенок умер, и так как у меня не было никакого документа, и мне не хотелось давать свое имя, чтобы не питать сплетни, то Митрович взял все на себя и в 1867 году в каком-то маленьком городке Южной России похоронил ребенка аристократического Барона под своим именем, говоря, "мне это безразлично". (9). (Мэри Нэф с.144).
В Америке рассказ о ребенке имел другой подтекст. Он то затухал, то набирал новую силу. Блаватская долго терпела клевету на себя и недопонимание американской публики. И лишь в 1890 г., когда стало невмоготу, она сорвалась. Блаватская возбудила дело против газеты "New York Sun" за поднятую против нее клевету. Сначала она написала в журнал "The Path" редактору Джаджу: "Лет пятнадцать я спокойно смотрела на то, что газеты пачкали мое имя. Я продолжала работать над распространением теософических идей, веря, что на меня нападают мелкие душонки, которые делают все возможное, чтобы очернить меня. Общество, которое я помогла создать, выдержит эти нападки и будет расти. Так это и случилось. Некоторые друзья мои спрашивали, почему я никогда не отвечала на атаки, которые совершались против оккультизма и феноменов? По двум причинам: оккультизм останется всегда, как бы ни нападали на него, а оккультные феномены никогда нельзя доказать в суде, по крайней мере в этом столетии... Но теперь некая солидная Нью-Йоркская газета, совершенно не знающая действительных обстоятельств, распространяет оскорбляющие меня обвинения. Большинство из них относятся к последним десяти годам моей жизни. Так как эти обвинения бросают тень на мой моральный облик, и задевают умершего человека, уважаемого друга моей семьи, то я не могу далее молчать...» (10). (Там же).
Газета "Sun" обвиняла Блаватскую в том, что в 1858 и 1868 годах она была представительницей "demi-monde" ("полусвета"), что у нее была связь с принцем Эмилем Витгенштейном, от которого, как утверждала газета, она имела незаконнорожденного сына. Обвинение скорее было смешным, чем правдивым, и направлено оно было и на других лиц. Умерший принц, говорит Е.П., был давнишним другом ее семьи. Последний раз она видела его, когда ей было 18 лет. До самой его смерти Блаватская переписывалась с ним и его женой. Он был двоюродным братом русской императрицы и никак не мог знать, что на его могилу Нью-Йоркская газета выбросит такую грязь. Ее долг - выступить против такого обвинения, защитить свою честь и честь всех теософов. Она апеллирует к американскому суду и американским законам. Блаватская добровольно отказалась от российского подданства в надежде на то, что Америка защитит ее, как американскую поданную, от клеветы и насилия. Свою надежду она возложила на законы Америки. Тем не менее, чтобы оправдаться перед газетой "Sun", и перед клеветниками, Блаватской пришлось предъявлять медицинские свидетельства о том, что она не может рожать детей. Она просит Нью-Йоркский суд возбудить дело против газеты и против клеветника из Вашингтон К.Коузена. Пока бюрократическая судебная машина раскручивала свой маховик, в мае 1889 года Е.П. Блаватской не стало. Суд не состоялся, и дело отправили в архив. Редактор газеты долго молчал о претензии Блаватской, и лишь в 1892 году поместил заметку в газете "Sun", в номере от 26 сентября, извиняясь перед покойной за нанесенные ей оскорбления, в силу того, что не разобрался в клеветнической статье доктора Е. Коуена.
«Я выбрала дорогу, которая привела меня к славе»
В письме к Синнету, Блаватская сознается, что ей больно ворошить прошлое. Нет уже в живых ни ребенка, ни его матери, ни Барона, ни Митровича с женой, все они отошли в вечность. Но вокруг Блаватской очень много отвратительных теней, которые все вынюхивают, все подсматривают. Трогать их она пока не собирается, по той причине, что знает, как много неприятностей они принесут. В то же время она не хочет лгать, и не может сказать всей правды. Таковы обстоятельства, такова ее жизнь.
«Вся моя жизнь, за исключением тех недель и месяцев, которые я провела с Учителями в Египте и Тибете, так полна событий, в которых тайны и реальность, мертвые и живые, так переплетаются, что с целью оправдаться, мне пришлось бы раскрыть грехи живых и попрать тела мертвых. Я никогда не сделаю этого» (11).(Письмо Синнету)
Во-первых, говорит она, ее признания не принесут никакой пользы ни тем, кто обвиняет, ни тем, кого обвиняют. Во-вторых, она оккультистка, а у оккультистов другое понимание мира и другой взгляд на вещи. «Вы говорите о моей чрезмерной "чувствительности" в отношении моих родных, но я говорю Вам, что это не чувствительность, а оккультизм. Я знаю, как это подействовало бы на умерших, и желаю забыть о живых. Это мое последнее и окончательное решение. Я не могу их трогать». Она предлагает рассмотреть данный вопрос в другом аспекте. Ее обвиняют в том, что не выполнила долг женщины. Не жила со своим мужем, не рожала детей, не растила их и не заботилась о других семейных делах. Но Блаватская выбрала другой путь, он совсем не легче первого. Выбрала дорогу, которая привела ее к известности и славе. Дорога эта трудная, тернистая, требовавшая больших нервных и физических сил, и всего здоровья.
Можем себе представить, что пришлось ей пережить и перебороть. Однако, несмотря на трудности, частые сбои в здоровье, предательство отдельных лиц, Блаватская не утратила оптимизма: "Дамы и господа, я в ваших руках и подлежу суду. Я основала Т.О., но над всем тем, что было со мною до этого, опущено покрывало, и вам нет до этого никакого дела. Я оказалась общественной деятельницей, но, то была моя частная жизнь, о которой не должны судить эти гиены, готовые ночью вырыть любой гроб, чтобы достать труп, и сожрать его. Мне не надо давать им объяснений. Обстоятельства запрещают мне их уничтожить, мне надо терпеть, но никто не может ожидать от меня, что я стану на Трафальгарской площади и буду поверять свои тайны всем проходящим мимо городским бездельникам или извозчикам. Хотя к ним я имею больше уважения и доверия, чем к вашей литературной публике, вашим "светским" и парламентским дамам и господам. Я скорее доверюсь полупьяному извозчику, чем им» (12). (Мери Нэф).
Блаватская мало жила на своей Родине, редко бывала и в так называемом, избранном "обществе", но знает его, особенно в последние десять лет, лучше других, даже проведших в нем более 25 лет. Будучи униженной, оболганной, оклеветанной и забросанной грязью, Е.П. не опускает руки. Ниже ее достоинства опуститься до их жалости и отдать себя их суду. Свои привычки, свой образ жизни она не собирается менять. Это предусмотрено кармой. Принимать условия обывателей, опускаться до их морали, заводить толпы любовников и детей, она не собирается. А кто считает себя чистым, не замаранным этим обществом, пусть открыто, публично бросит первым в нее камень. Такому обществу она не доверяет, потому что оно, в своей основе, не чистое. Раскрыть перед ним свою душу, давать ему пищу судить себя - такому не бывать никогда.
«Агарди Митрович был моим самым преданным и верным другом после 1850 года. С помощью княгини Киселевой я его спасла от виселицы в Австрии. Он был приверженцем Д. Мадзини, оскорбил папу, и в 1869 году был выслан из Рима, после чего приехал с женой в Тифлис. Мои родные его хорошо знали, и когда его жена, тоже мой хороший друг, умерла, он в 1870 г. переехал в Одессу. Там моя тетя, несказанно опечаленная, как он мне рассказывал, не зная, что со мною случилось, попросила его съездить в Каир, так как в Александрии у него были дела, и попытаться привезти меня домой. Он так и сделал» (13). (Синнет. Мемуары).
Но мальтийские разбойники, по заданию римско-католической церкви, готовились поймать его в ловушку и убить. Во избежание неприятностей, Блаватская предложила Митровичу переехать в ее квартиру, и пока, дней десять, не выходить из дома. Так оно и было. Митрович Агарди был бесстрашным человеком. Он не выносил неволи, поэтому, вопреки всему, поехал в Египет, в Александрию, где должен был петь в оперном театре. Перед его отъездом Учитель Илларион предупредил Е.П., что видит смерть Митровича, и умрет он 17 апреля.
«Учитель Илларион ошибся всего на два дня»
А перед этим в судьбе Блаватской произошло нечто невероятное. Таинственность и осторожность в своих поступках, дала повод Куломб навострить глаза и уши, и с хитростью лисы следить за ней. Она предупредила Е.П., что если она не расскажет всю правду о себе и Митровиче, повенчались они или нет, то их сожительство станет достоянием полиции. Такого больше терпеть, Блаватская не собирается. Она не растерялась, и ответила нахальной женщине, что никаких законов морали она не нарушает, а дружба мужчины и женщины законом не запрещена. Что о ней думает экономка и ее окружение, лично ее не интересует.
«Я поехала в Рамлех и нашла его в маленькой гостинице, больным брюшным тифом, как сказал мне врач. Возле него был какой-то монах, которого я выставила, зная отношение Митровича к монахам. Произошла ссора. Мне пришлось послать за полицией, чтобы они убрали этого грязного монаха, который показал мне кукиш. В течение десяти дней я ухаживала за Митровичем. Это была непрерывная ужасная агония, в которой он видел свою жену и громко звал ее. Я его не оставляла ни на минуту, так как знала, что он умрет, как сказал Илларион» (14). Илларион ошибся всего на два дня. Агарди Митрович умер 19 апреля 1872 года. Церковь не давала согласие похоронить его по христианскому обряду. Мотив был таким: революционерам, карбонариям, не верующим в Бога, не место на христианском кладбище. В отчаянии, Блаватская обратилась за помощью к "вольным каменщикам", но те наотрез отказались хоронить революционера по своему обряду. Тогда Е.П. взяла абиссинца, ученика Иллариона, и они вместе с гостиничным слугой сами выкопали ему могилу на берегу моря, под деревом. «Я наняла феллахов, они вынесли его вечером, и мы там похоронили его бренные останки. В то время, Блаватская была еще русской подданной. Из-за Митровича она поссорилась с русским консулом в Александрии, хотя консул был ей хорошо знаком и даже другом.
Консул осудил Блаватскую за то, что она дружила с революционером, а это запрещено законом. Ему доносили, что Блаватская была любовницей врага России. Е.П. переубедила консула, что Митрович не враг и не мадзинист, а просто смелый человек и доказала, что в дружбе с Митровичем не было никакой политики, ничего противозаконного и совесть ее чиста. Митрович приехал из России с русским паспортом, он был другом ее родных и обходился с ней как настоящий друг и джентельмен. А дружить с ним, или с кем-то другим, с кем считала нужным, она имела полное право. Законом такое не запрещено. Что же касалось грязных сплетен, то Блаватская к этому давно привыкла, и сожалела, что ее репутация не соответствовала этим фактам. Она даже пошутила, что «Avoir la reputation sans avoir les plaisirs» ("иметь репутацию, которая не приносит радостей"), такова ее судьба и тут ничего не поделаешь. Отсюда вывод: обвинения госпожи Куломб, построены на лжи Общества психических исследований, и его верного слуги - Ходжсона.
Проявил интерес к интимной жизни Блаватской и Генрих Олькотт. Его беспокоило, с каким вниманием Елена Петровна относилась к какому-то неизвестному карбонарию. Полковник даже написал ее тете, Надежде Фадеевой, письмо, в котором спрашивал, что это за подозрительный тип прицепился к Блаватской, и какое он имеет право так вольно вести себя с ее племянницей. Ответ пришел быстро. Фадеева сообщала, что все ее родственники знали Митровича и его жену, которую тот обожал, с положительной стороны. Что его жена, сеньора Терезия, умерла в 1870 году. Что это она, ее тетя просила Митровича поехать в Египет, найти Елену Петровну и привести ее в Одессу.
У Блаватской, любопытство Олькотта вызвало совсем другую реакцию. Она хотела знать, имеет ли право юрист, обвинять ее в каких-то темных делах, не подкрепляя свои догадки конкретными фактами? И, имеет ли она право хотя бы пригрозить ему, или просто призвать к ответу?
Поэтому Е.П. просит Синнета, как друга, поинтересоваться этим делом, иначе ей придется искать другого адвоката и затевать судейскую тяжбу. Как свободная женщина, она хочет доказать всем юристам, что имеет полное право на свои поступки. Обидным, для нее, было то, что «эти глупцы действительно верят, что она тайно обвенчалась с бедным Митровичем, ведь это великая «семейная тайна»(15). (Мери Нэф). ./p>
Несмотря на возражение Блаватской против публикации ее писем на интимные темы, у Альфреда Синнета хватило мужества опубликовать их. Читатели, все-таки, узнали правду о роли Митровича в ее судьбе. Исповедь Блаватской ценна для нас тем, что опровергает клеветнические записи ее двоюродного брата, графа С.Ю. Витте в его знаменитых «Мемуарах».
Мы познакомим своих читателей с их первым разделом, в котором речь идет о Елене Блаватской. Пусть каждый из них даст свою оценку этому «ценному документу» и его автору, родственнику Блаватской, потерявшему на старости лет совесть и разум. От себя добавим, что о единственной своей любви, Блаватская расскажет в статье - «Моя исповедь». В ней, между прочим, имеются и такие ее слова: «Любила я одного человека, крепко, но еще более любила оккультные науки, верю в колдовство, чары и т.п. Странствовала я с ним там и сям, в Азии, в Америке, и по Европе». Как видим, такое признание, совершенно исключает в нем Агарди Митровича, ибо даже по рассказу Витте, стает понятным, что в ни каких путешествиях Блаватская с ним не была.
После смерти Митровича, Елена Петровна возвращается на свою Родину. Она приезжает в Одессу и поселяется у своей тете Е. Фадеевой. Одесский период жизни Блаватской (18 месяцев) прекрасно описан Ольгой Богданович в ее занимательной книге «Е.П. Блаватская и Одесса».
Министр финансов России написал пасквиль
Очень жаль, что о такой загадочной странице из жизни Блаватской, не осталось записей ее современников, они могли бы расставить все точки над і. А так, нам приходиться выслушивать рассказ старческого человека, способного понавыдумывать такого, что и не снилось. Давайте запасемся терпением и выслушаем бывшего начальника Юго-Западных железных дорог и Министра финансов России графа Витте, что он пишет о своей двоюродной сестре: …«Блавацкая в трюме английского парохода удрала в Константинополь. В Константинополе она поступила в цирк наездницей, и там в нее влюбился один из известнейших в то время певцов — бас Митрович: она бросила цирк и уехала с этим басом, который получил ангажемент петь в одном из наибольших театров Европы, и вдруг мой дед после этого начал получать письма от своего "внука" — оперного певца Митровича; Митрович уверял его, что он женился на внучке деда — Блавацкой, хотя последняя никакого развода от своего мужа Блавацкого, эриванского губернатора, не получала» .
Дивная речь графа Витте несколько шокирует читателей своей неправдой. Елена Блаватская, как свидетельствуют ее признания, свидетельства родных и близких, ни в каком цирке не работала, в том числе и Константинопольском. Не была она ни наездницей, ни жонглером, ни, вообще, актрисой цирка.
«Прошло несколько времени, и мои дед и бабушка, Фадеевы, вдруг получили письмо от нового "внука", от какого-то англичанина из Лондона, который уверял, что он женился на их внучке Блавацкой, отправившейся вместе с этим англичанином по каким-то коммерческим делам в Америку».
Агарди Митрович – англичанином не был, и коммерческой деятельностью не занимался. Это подтверждают книги Блаватской, ее статьи, письма и воспоминания друзей.
«Затем Блавацкая появляется снова в Европе и делается ближайшим адептом известнейшего спирита того времени, т.е. 60-х годов прошлого столетия, — Юма. Затем из газет семейство Фадеевых узнало, что Блавацкая дает в Лондоне и Париже концерты на фортепиано; потом она сделалась капельмейстершей хора, который содержал при себе сербский король Милан».
Как видим, в писаниях графа Витте не все так просто. Свои воспоминания он пересыпает мифами и разными выдумками. Никаких концертов на фортепиано Блаватская не устраивали ни в Лондоне, ни в Париже. Не была она и капельмейстером хора у сербского короля по фамилии Милан. В отношении Девида Юма, однофамильца знаменитого шотландского философа и дипломата (1711-1776), то тут дело выглядит по-иному.
Известно, что в Россию спиритизм пришел из Англии и Америки примерно в семидесятых годах ХIХ век. Распространяли это мистическое течение религиозный философ А.Н. Аксаков и профессор Н.П. Вагнер, дружившие с английскими спиритами .
Об этом, мы читаем в интересной статье Михаила Окуня, исследователя столь дивного явления: «Аксаков, по линии жены, был связан родственными узами с известным химиком А.М.Бутлеровым, разделявшим увлечение мистикой. Отдыхая в 1870 году в Италии, ученый познакомился там с английским медиумом Девидом Юмом, бежавшим из Лондона от суда, перед которым должен был предстать за вымогательство. Знакомство стало настолько тесным, что Юм женился на сестре жены Бутлерова и поселился у него сначала в Неаполе, а затем и в Петербурге. В столице медиум стал модным. Он устраивал сеансы в аристократических салонах и даже демонстрировал чудеса спиритизма в присутствии Александра IІ. Об этих сеансах рассказывали невероятные истории. Люстра сама отцеплялась от крючка и, прогулявшись по воздуху, возвращалась на место. Стулья поднимались в воздух и танцевали кадриль. Тарелки с печеньем подлетали к медиуму, чтобы угостить его, а сам Юм, лежа в воздухе, вылетал из открытого окна и возвращался обратно. Университетские профессора во главе с академиком П.Л.Чебышевым создали даже комиссию для изучения медиумизма Юма и, побывав на двух сеансах, установили, что он – незаурядный фокусник и гипнотизер, выдававший свои манипуляции за «супернатуральные явления духов». (16). (Михаил Окунь. Спиритизм в России. «Калейдоскоп», №28, 2004).
Прошло время, пишет Витте, около 10 лет, и Блаватская просит разрешения в деда Фалеева, приехать снова в Тифлис «обещая вести себя скромно и даже снова сойтись со своим настоящим мужем — Блавацким». Хотя Витте был тогда мальчиком, но помнит хорошо, что «когда она приехала в Тифлис, она была уже пожилой женщиной и не так лицом, как бурной жизнью. Лицо ее было чрезвычайно выразительно; видно было, что она была прежде очень красива, но со временем крайне располнела и ходила постоянно в капотах, мало занимаясь своей особой, а потому никакой привлекательности не имела»..
Что это была за «бурная жизнь» Елены Блаватской, бывший министр финансов граф Витте не сообщает…
…«По приезду, «Блавацкая почти свела с ума часть Тифлисского общества различными спиритическими сеансами, которые проделывала в доме деда. Он помнит, как «каждый вечер в их доме собиралось на ее сеансы «высшее Тифлисское общество, которое занималось верчением столов, спиритическим писанием духов, стучанием столов и прочими фокусами».
В данном случае, свидетельство графа соответствует правде. Есть много свидетельских показаний о демонстрации Блаватской своих оккультных способностей перед жителями Тифлиса и других городов России.
Граф также сообщает, что в последние годы в Петербурге начал процветать своего рода особый спиритизм. Он называет его «неврастеническим верованием в проявления в различных формах и в различных признаках умерших лиц». И этот спиритизм, к сожалению, даже имел некоторые печальные последствия в государственной жизни..
«В 1874 году, - пишет Окунь, - Аксаков, Бутлеров и Вагнер выписали на гастроли в Петербург американского медиума Бредифа. Его выступления вызвали полемику в прессе. Так, в «Русском вестнике» профессор Вагнер, отвечая тем, кто считал медиума обманщиком, закончил статью утверждением, что спиритизм стоит на пути, ведущем к прогрессу в физических науках, а его противники служат тем, кто против прогресса. Это заявление счел оскорбительным знаменитый химик Д.И.Менделеев и в 1875 году на собрании физического общества при Санкт-Петербургском университете предложил создать комиссию для расследования «медиумических явлений». Такая комиссия в составе виднейших физиков и химиков (вошел в нее и сам Менделеев) вскоре была учреждена и приступила к изучению «феноменов» медиумов братьев Петти, приглашенных из США, и некой г-жи Клайер из Англии». (17). (Там же).
Но комиссия, после целого ряда опытов, вынесла единогласное решение: «Принимая во внимание, что во всех случаях, когда были соблюдены предосторожности, никаких медиумических явлений в присутствии братьев Петти не происходило, и что, напротив, когда медиумы были предоставляемы сами себе, без всякого контроля, такие явления наблюдались, комиссия приходит к заключению, что медиумы Петти постарались обмануть ее, а потому комиссия считает этих лиц обманщиками» (18). (Там же).
Члены комиссии были единодушны в своем решении: «Спиритические явления происходят от бессознательных движений или сознательного обмана, а спиритическое учение есть суеверие». (Там же).
Как мы убедились, граф Витте хорошо запомнил демонстрацию опытов заезжих спиритов, поэтому ему долго не давала покоя слава двоюродной сестры о демонстрации своих опытов перед его соотечественниками..
«В этот период, - пишет Витте, - Блавацкая начала сходиться с мужем и даже поселилась вместе с ним в Тифлисе. Но вдруг в один прекрасный день ее на улице встречает оперный бас Митрович, который после своей блестящей карьеры в Европе, уже постарев и потеряв отчасти свой голос, получил ангажемент в Тифлисскую итальянскую оперу. Так как Митрович всерьез считал Блавацкую своей женой, от него убежавшей, то, встретившись с нею на улице, он, конечно, сделал ей скандал. Результатом этого скандала было то, что Блавацкая вдруг из Тифлиса испарилась. Оказалось, что она вместе со своим мнимым мужем, басом Митровичем, который также бросил оперу, удрали с Кавказа».
Свидетельства графа Витте скорее вызывают смех, чем понимание и одобрение его «исторического» опуса.
«Фантазии» одессита С. Витте смешат публику
«Затем Митрович получил ангажемент в киевскую оперу, где он начал петь по-русски, чему учила его мнимая супруга Блавацкая, и, несмотря на то, что Митровичу в то время уже было, вероятно, под 60 лет, он, тем не менее, отлично пел в Киеве в русских операх, например, в "Жизни за царя", "Русалке" и пр., так как при своем таланте он легко мог изучать свои роли под руководством несомненно талантливой Блавацкой».
…«В это время в Киеве генерал-губернатором был князь Дундуков-Корсаков. Он знал Блавацкую еще в молодости, раньше чем она вышла замуж за Блавацкого, потому, что в то время он командовал на Кавказе (где жила и Блавацкая) одним из драгунских полков (Нижегородским). Какие недоразумения произошли между Блавацкой и Дундуковым-Корсаковым — генерал-губернатором Киева, я не знаю, но знаю только то, что в Киеве вдруг на всех перекрестках появились наклеенные на стенах стихотворения, очень неприятные для Дундукова-Корсакова. Стихотворения эти принадлежали Блавацкой».
Граф Витте называет Блаватскую «выдающейся и до известной степени демонической личностью».
«Уехав из Киева и поселившись в Одессе, Блавацкая с Митровичем должны были найти себе средства для жизни. И вот вдруг Блавацкая сначала открывает магазин и фабрику чернил, а потом цветочный магазин (т.е. магазин искусственных цветов). В это время она довольно часто приходила к моей матери, и я несколько раз заходил к ним в этот магазин».
Дальше граф Витте пишет о Блаватской правду: что она давала спиритические представления; что она никогда серьезно не изучая языков, а говорила по-французски, по-английски и на других европейских языках, как на своем родном; что она никогда не изучая серьезно русской грамматики и литературы, многократно, на их глазах, писала длиннейшие письма стихами, своим знакомым и родным, причем с такой легкостью, с которой он не мог бы написать письма прозой.
В отношении Блаватской – поэтессы, граф сильно преувеличивает ее талант. Как известно, Елена Петровна не оставила нам своего поэтического наследства, хотя в своих письмах не скрывает, что ее всегда влекло к поэзии.
«Она обладала такими громаднейшими голубыми глазами, каких я никогда в жизни ни у кого не видел, и когда она начинала что-нибудь рассказывать, а в особенности небылицу, неправду, то эти глаза все время страшно искрились, и меня поэтому не удивляет, что она имела громадное влияние на многих людей, склонных к грубому мистицизму, ко всему необыкновенному, т.е. на людей, которым приелась жизнь на нашей планете и которые не могут возвыситься до истинного понимания и Чувствования предстоящей всем нам загробной жизни, т.е. на людей, которые ищут начал загробной жизни, и так как они их душе недоступны, то они стараются увлечься хотя бы фальсификацией этой будущей жизни».
О голубых глазах Блаватской писал не только двоюродный брат Витте, но и другие ее родственники и знакомые. Даже верный друг и соратник Джадж, не мог не рассказать о необыкновенных глазах своей Учительницы. «Меня поразили ее глаза», - писал он в своем послании к Олькотту. Его воспоминания о Елене Блаватской, широко известны.
« Отношение его к Блавацкой было удивительно; он (Митрович) представлял собою беззубого льва, вечно стоявшего на страже у ног своей повелительницы, уже довольно старой и тучной дамы, как я уже указывал выше, ходившей большей частью в грязных капотах».
Беспардонная брань и бесцеремонность, с которой обращается «братец» со своей сестрой Блаватской, вызывает в наших душах не то, что гнев к нахальному человеку, но протест, осуждение и нелестные эпитеты. О Витте его современниками и друзьями написано столько гадостей, что приводить их в своей статье, считаем оскорбление для себя.
«Не доезжая до Каира, пароход совсем у берега потерпел крушение. Митрович, очутившись в море, при помощи других пассажиров спас Блавацкую, но сам потонул. Таким образом, Блавацкая явилась в Каир в мокром капоте и мокрой юбке, не имея ни гроша. Как она выбралась оттуда — я не знаю. Но затем она очутилась в Англии и стала основывать там новое теософическое общество и для вящего подкрепления начал этого общества она отправилась в Индию, где изучала все индийские тайны. Это пребывание в Индии, между прочим, и послужило темой для указанных ранее статей "В дебрях Индостана", которые она писала, конечно, для того, чтобы заработать некоторое количество денег».
О смерти Митровича, как видим, граф Витте пишет неправду. Он повторяет гулявший в России миф, что «любовника» Блаватской покарала судьба, которая долго терпела его похождения.
«По возвращении из Индии она приобрела уже много адептов и поклонников в своем новом теософическом учении, поселилась в Париже и была там главой всех теофизитов. Вскоре она заболела и умерла. Но теософическое учение осталось в различных частях света; еще в настоящее время во многих местах имеются теософические общества и еще недавно в Петербурге издавался теософический журнал.
В конце концов, если нужно доказательство, что человек не есть животное, что в нем есть душа, которая не может быть объяснена каким-нибудь материальным происхождением, то Блавацкая может служить этому отличным доказательством: в ней, несомненно, был дух, совершенно независимый от ее физического или физиологического существования. Вопрос только в том, каков был этот дух, а если встать на точку зрения представления о загробной жизни, что она делится на ад, чистилище и рай, то весь вопрос только в том, из какой именно части вышел тот дух, который поселился в Блавацкой на время ее земной жизни» (19). (Витте С. Ю. Воспоминания. т.1, М. 1960, с.1-12).
Концовка мемуаров графа Витте о Блаватской принуждает нас относиться к его воспоминаниях, с большой долей иронии. Как истинный одессит и фантазер по духу, бывший Начальник Юго-Западных Железных дорог России, не может простить своей двоюродной сестре ее мировой славы, ее «заумного учения», ее многочисленных произведений, в котором сам ни чего не смыслит.
Как видим, в рассказе престарелого графа С. Ю. Витте так мало правды, как мало денег в кошельке бомжа. Ведь автору, в то время, когда Блаватская первый раз вернулась домой (1859 г.), было всего-навсего 10 лет. О каких серьезных воспоминаниях могла идти речь? Что запомнил такого малолетний Витте, чтобы поведать о Блаватской миру?
Во второй раз Е.П. побывала в России в 1872 году, когда С. Витте был уже студентом. У нас нет доказательств того, знал ли он хорошо Блаватскую в то время или нет. Удивительно то, что студент Новороссийского университета Сергей Витте называет Блаватскую, в ее 39 лет, старухой, которая не следила за собой. Да и фамилию ее переиначивает до неприличия. Не сыграла ли в этом случае зависть Сергея Витте к своей сестре, которая самостоятельно, без поддержи всесильных родных, силой своей воли, упорством и терпением она добилась того, что стала выдающейся личностью мира. Начальник Юго-Западных железных дорог и министр финансов, кем был С. Витте, такого стерпеть не мог. Ведь своей карьерой, он обязан родителям, выведших его и брата Бориса в люди.
Ольга Богданович смотрит на «писания» графа Витте с иронией
Попытки критического анализа рассказа Витте о Блаватской, мы находим у современных авторов: Ольги Богданович, книга - «Блаватская и Одесса»; Н. Березанской, статья - «Елена Блаватская и ее семья на Украине»; Георгия Максимова, книга - «Блаватская: жизнь и мифы. Мифы о плагиате и личной жизни»; С.В. Скородумова, статья - «Имя и наследие Е.П. Блаватской в зеркале СМИ». Все названные авторы едины в том, что престарелый Витте, много нагрешил против своей сестры. Вместо того, чтобы рассказать о достоинствах волевой, смелой и умной женщины, принесший славу семье Фалеевых и Витте, старик опустился до сплетен.
О. Богданович допускает, что в своих воспоминаниях С. Витте, совместил события 60-х годов с 70-ми. Естественно, говорит она, что личные письма Е.П. Блаватской вызывают больше доверия, чем презрительно-высокомерные воспоминания выдающегося государственного деятеля о “шарлатанке”, написанные через сорок лет после событий. В книге «Блаватская и Одесса» мы находим подробную справку о том, благодаря чему и кому, Сергей Витте и его брат Борис сделали свою карьеру.
«В 1871 году перед Е.А. Витте вплотную встал вопрос обеспечения будущего двух младших сыновей. В Государственном архиве Одесской области хранится черновик письма Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора П. Коцебу в Тифлис, барону А.П. Николаи: “В ответ на отзыв Вашего Превосходительства от 20 прошедшего апреля... об устройстве в Одессе служебного положения двух сыновей вдовы действительного статского советника г-жи Витте, я просил председателя Департамента Одесской судебной палаты Д.с.с. Мордвинова и Д-ра распорядителя Одесской железной дороги контр-адмирала Лихачева о предоставлении сыновьям г-жи Витте должностей на содержание в Одессе одному по судебному ведомству, а другому по управлению железной дороги. Коцебу” (20). (.О.Богданович. Блаватская и Одесса).
Как видим, сам генерал-губернатор Коцебу принимал участие в судьбе Сергея и Бориса Витте. В июне 1872 года сын Е.А. Витте, Борис Юльевич, уже работает товарищем прокурора Одесского окружного суда. А Сергея Юльевича поставили помощником начальника эксплуатации по техническому движению Управления Одесской железной дороги. В дальнейшем жизнь ее двоюродных братьев будет тесно связана с Одессой и пройдет под контролем их всесильной матери - Екатерины Витте, вплоть до ее смерти, наступившей в апреле 1898 году.
Богданович опровергает большинство фактов, описанных графом Витте в отношении Елены Блаватской. Не верит она графу, что торговая деятельность Е.П. в Одессе закончилась печально, с тяжелыми потерями. Да и Вера, сестра Блаватской, утверждает, что ее деятельность, по большей части, была удачной. Что касается инцидента в Киеве, в то время, когда князь Дундуков-Корсаков занимал пост генерал-губернатора, то О. Богданович вносит свою поправку. Она приводи письмо Блаватской полковнику Олькотту (1884), в котором та пишет:
"Тем, кто знает меня с детства, я была олицетворением невинности и, услышав, что про меня говорил Смирнов, что Вам говорила Куломб (Учитель рассказал им всю клевету о бедном умершем ребенке, мать которого знала моя тетя и моя сестра), о том бедном мужчине, который лежит похороненный в Александрии, о Себире, о том, как она отплатила мне за то, что я спасла ее от голодной смерти, и распространяла ложь обо мне в Одессе и также в Каире моему дяде, когда он туда поехал в последнюю русско-турецкую войну, и.т., и т.д... Дундуков держал себя как настоящий друг и джентльмен. Чтобы успокоить меня, он телеграфировал г-же Баррен, что получил мое письмо и что сейчас, "послезавтра", вышлет мне официальные документы из полиции и со своей стороны, чтобы показать, что Смирнов лжет". (21). (О. Богданович. Блаватская и Одесса).
Очевидно, говорит Богданович, что Витте ничего не знал о настоящей жене Митровича. Во всяком случае, он о ней совсем не упоминает, хотя другим членам семьи она хорошо была знакома. Блаватская говорит о ней, как о своей "лучшей подруге, которая умерла в 1870 году". В своей записной книжке Е.П. нарисовала два ее портрета, в которых чувствуется любовь и уважение. На первом портрете она одна, на втором портрете г-жа Митрович изображена, как Маргарита, молящаяся перед распятием и ее муж, как Мефистофель, нашептывает ей в ухо соблазны. Под рисунком стоит подписть: "Терезина. Синьера Митрович (Фауст). Тифлис, 7 апреля 1862 г."(22). (О. Богданович. Блаватская в Одессе)».
Опровергает О. Богданович и то, что Теософское Общество было основано не в Англии, а в Нью-Йорке. И Киев, и Митрович не могли быть позже 1871 года, а мать Сергея Витте с детьми и его тетка не могли жить в Одессе раньше 1868 года, т. к. они переехали Одессу лишь после смерти отца автора мемуаров, последовавшей в мае 1868 года. О. Богданович нашла в Государственном архиве Одесской области документ, подтверждающий проживание семьи Екатерины Витте в Одессе в октябре 1868 года.
Киевские страницы жизни Е.П. Блаватской пока ни кем еще не исследованы. В “Большой энциклопедии” под редакцией С.Н. Южакова (Т. 8, с. 653), в биографической справке, посвященной A.M. Дондукову-Корсакову, написано, что Дондуков был назначен в Киев генерал-губернатором в 1869 году, где пробыл до 1877 года. Следовательно, Киев должен был попадать на годы пребывания Блаватской в Одессе в последний раз (1872-1873 гг.).
Только одна неувязка: в это время Агарди Митрович был уже мертв, а Блаватская никогда не вступала в конфликт с Дондуковым-Корсаковым. Вся дальнейшая переписка с ним, ее просьбы, которые он, как губернатор Одессы, а потом Тифлиса, выполнял полностью, свидетельствуют об отсутствии неприязни одного к другому.
Листовки, развешанные на улицах Киева от имени Блаватской с оскорбительными стихами на Дондукова, тоже оказались липой. С.Ю. Витте, не проверив факты, написал неправду. История с Киевом станет еще загадочнее, когда прочитаем выдержку из исповедального письма Блаватской к князю Дондукову-Корсакову: “С 1865 по 1868 г., когда все думали, что я в Италии или где-то еще, я опять побывала в Египте, откуда должна была направиться в Индию, но отказалась. Именно тогда, вернувшись, вопреки совету моего невидимого индуса, в Россию, я приехала в Киев, где потеряла все самое для меня дорогое в мире и едва не сошла с ума”. Речь идет о смерти приемного ребенка, которого Е.П. усыновила в 1858 году. Мэри К. Нэф написала об этом мальчике целую главу в книге о Блаватской. (23). (Мери Нэф. Блаватская).
Лукавый граф вызывает у читателей смех
О воспоминаниях Сергея Витте сказала свое слово и Мэри Нэф. Конкретными примерами она доказывает, что его хронология не точна и грешит не стыковкой разных фактов. А все потому, что свои мемуары писал человек, с плохой памятью и старец. Многое в его рассказе - «заблуждение и далеко от истины». «В статье "Моя исповедь" Блаватская говорит, что она три с половиной дня провела в Тифлисе вместе с генералом Блаватским, но это совсем не значит, что она в Тифлисе "поселилась вместе с ним» . (24). (Там же).
Мэри Нэф отдает должное самокритичности С.Ю. Витте, который написал в предисловии к “Воспоминаниям” такие слова: “... я вообще не люблю писать, а потому пишу, себя принуждая, не имея под руками документов, за границей... теперь же (около 1910 года – О.Б.) пишу по памяти, а потому, вероятно, делаю некоторые ошибки в датах и названиях. У меня память ослаблена на даты и, в особенности, имена, но что касается фактов и сути дела, то все изложено с полной правдивостью и точностью” (25). (Мери Нэф, ч. 1, гл.. XXI).
Писательница совсем не верит старому графу, что в его воспоминаниях «все изложено правдиво и точно». В своей книге она намеренно часто цитирует С. Ю. Витте, чтобы показать кричащие расхождение в его опусе в датах, фактах, именах и самой сути дела. “Хронология Витте не точна, может быть, потому, что он писал свои мемуары в старости, многое в его рассказах – заблуждение и далеко от истины”. (26). (М. Нэф, с. 177).
Блаватская не могла лгать своему биографу Синнету, описывая эпизод с Митровичем, – говорит писательница. Она тогда совсем не знала, что через сорок лет ее двоюродный брат напишет о ней такие грязные мемуары, применяя к ней такие слова, как “снюхалась”, “испарилась”. Он даже фамилию своей двоюродной сестры написал неверно – Блавацкая, вместо Блаватская.
В своем письме Синнету, Блаватская опровергает клевету своих «доброжелателей»:
“Мне приписывают слова, что я оставила моего мужа, полюбив и вступив в связь с каким-то мужчиной (жена которого была моей сердечнейшей подругой и которая умерла в 1870 г., с мужчиной, который умер через год после своей жены и которого я похоронила в Александрии)”, – пишет она Синнетту (4, с. 164), и затем очень подробно описывает всю историю гибели певца (27). (Письмо Синнету).
Цитировать авторов, осуждающих старого графа за то, что в своих мемуарах он показал карикатурный портрет своей сестры Елены Блаватской, можно до бесконечности. У исследователей ее творчества накопилось много претензий к старому памфлетисту, так беспардонно оболгавшего свою беззащитную сестру.
Сергей Стародумов задумался не зря
Хотелось бы отдельно сказать несколько слов о Сергее Стародумове, авторе статьи - «Имя и наследие Е.П. Блаватской в зеркале СМИ» (28).
Сергей Стародумов очень серьезный исследователь творческого наследия Блаватской. Как патриот своей Родины, как знаток ее истории и духовного наследия, Стародумов, с конкретными фактами в руках, разоблачает клеветников и врагов Елены Петровны. Он обвиняет их в невежестве, не профессионализме, предвзятости и интеллектуальной скудости. Его статья интересна тем, что прослеживает клеветнические обвинения Блаватской за два века подряд и заканчивается нашим временем. Итог статьи нас радует: не верить клеветникам, а светлый образ Елены Блаватской не должен быть замаран никакими «доброжелателями» и «друзьями».
Слово правды в защиту Елены Блаватской от гнусной клеветы «дорогого родственника», сказала и Г. Мэрфи в своей книге « Когда приходит рассвет. Жизнь и труды Елены Петровны Блаватской». Приводим ее высказывание: «Воспоминания» графа С.Ю. Витте не могут считаться надежным историческим источником сведений о Е.П. Блаватской. В «Воспоминаниях» содержится огромное количество логических противоречий. С.Ю. Витте приводит с ошибками даты событий из собственной жизни, включая даже дату своей свадьбы. Информация о теософском обществе также приведена с ошибками. А «факты» о Е.П. Блаватской на деле представляют собой набор светских сплетен. Некоторые исследователи даже высказывают предположения, что мемуары графа С.Ю. Витте были подделаны русской тайной полицией с целью его дискредитации. (29). (Мэрфи Г. Когда приходит рассвет. Жизнь и труды Елены Петровны Блаватской. – Челябинск: Урал LTD, 1999. С.16-17.
Не могла не высказать свое мнение в данном вопросе и Сильвия Кренстон. При участии Кэри Уильямс, она в своей работе - «Е.П.Блаватская: Жизнь и творчество основательницы современного теософского движения», привела много фактов полного оправдания Е.П. Блаватской от клеветника Ходжсона и снятия с нее всех обвинений в мошенничестве.(30). (С. Крэнстон. Е.П. Блаватская).
«Одолевают меня корреспонденты мои!»
В книге Желиховской «Рада-Бай» есть очень интересные сведения. Вера Петровна повествуют о том, насколько ее сестра, Елена Блаватская, была занятым и знаменитым человеком в Англии, во всей Европе, Америке и на всем Востоке. Насколько она отличалась скромностью, порядочностью и чуткостью ко всем людям, видевших в ней, чуть ли ни Бога живого. Ведь после смерти Митровича, жизнь Блаватской только, по-настоящему, и начиналась. Для подтверждения своих слов, Желиховская приводит письмо Елены Петровны из Лондона к ней в Одессу. Вот, что писала своей сестре Блаватская:
"Одолевают меня корреспонденты мои! Просто не знаю, что и делать с жалкими письмами влюбленных в меня людей. На половину, разумеется, я не отвечаю. Но ведь множество таких, которых я и сама люблю, и которым бы я желала помочь, как Всеволоду Сергеевичу Соловьеву!.." (31).
«Позже она опять писала из Лондона, и жаловалась не столько на недосуг от занятий, как на то, что ее вечно отрывают от дел. "Никогда мне и здесь не выздороветь! Это не жизнь, а какой-то безумный чад с утра до ночи. Визиты, обеды, вечера и митинги — ежедневно!.. Одна Ольга Алексеевна Новикова перевозила ко мне весь сановный Лондон, кроме министра Гладстона, который, по словам "St. James Gazette", "столько же боится меня, как и восторгается мной". Каково? Это уж просто наваждение какое-то!.." ... «21 июля было собрание в честь основателей Т. Об-ва в зале Ратуши (Princes Hall). Разослано было 1000 билетов. Ольга Алексеевна Новикова привезла представителей всех посольств, румынского князя Гику, весь штат своего преданного друга Гладстона и, наконец, Хитрово, нашего генерального консула, приехавшего по делам из Египта..."
"...Вот картина, которую предоставляю вам вообразить. Зала громадная, дамы в бальных туалетах, парадные костюмы всех наций. Я сижу на подобии трона в балетах, в черном бархатном платье, с ненавистным мне хвостом в три аршина, а ко мне то и дело подводят всех желающих со мной лично познакомиться. Представьте себе, в продолжение двух часов пожимать руки и улыбаться 300 леди и джентельменам! Уф!!!"
"...Государственный секретарь по делам Индии уселся возле меня и комплименты откалывал насчет любви ко мне индусов... я, было, перепугалась, чтоб и тут не приплели политического колорита..." "...Кроме всяких европейских notabilities, напредставляли мне кучу разных черных и желтых принцев: явайских, малайских — почем я знаю!.. А профессор Крукс с женой поместились за моим креслом, словно адъютанты, и он, то и дело, называет мне своих коллег по королевскому обществу, знаменитых ученых: физиков, астрономов и всяческих мракологов..." ...И вдруг Синнетт стал в позу и заораторствовал:
" - Леди и джентельмены! Вы видите женщину, которая совершила мировое дело. Она задумала и выполнила колоссальный план: создание целой армии культурных людей, коих долг бороться с материализмом и атеизмом, равно как и с суеверием и с невежественными толкованиями христианского учения (то есть против 137 сект скакунов, прыгунов, ревунов и тому подобных мракобесцев), посрамляющих христианский мир..." "...Взгляните, леди и джентельмены культурной Англии, на женщину, доказавшую миру, что может сделать сила воли, неуклонное стремление к заданной цели, к ясно осознанному идеалу!.. Одна, больная, без средств, без покровителей, лишь с помощью своего первообращенного апостола — полковника Олькотта, m-me Blavatsky задумала соединить, в одно интеллектуальное целое, всемирное братство добровольцев всех рас и всех наций, и, вот она выполнила эту задачу! Она осилила равнодушие невежд, сопротивление фанатиков, вражду и клевету осмысленным и энергетическим выполнением своей гуманной миссии" и проч., все в таком же духе..."(32).
Приводим эти данные для того, чтобы показать разным недругам Блаватской, что эта женщина – не рядовое событие в жизни 19, 20 и 21 столетий, а закономерное чудо, которое веками зрело в феноменах Природы и Космоса, и только в 19 веке нашло свое воплощение в Елене Петровне Блаватской. Пускай клеветники, недоброжелатели, а то и открытые ее враги успокоятся, передохнут немножко, возьмут хотя бы одну из ее многочисленных книг, например «Тайную доктрину» или «Разоблаченную Изиду», и вникнут в их смысл, если, конечно, смогут, и осознают, каким надо быть человеком, чтобы сотворить такое интеллектуальное чудо. И пусть поутихнут, опустят свои тесаки и копья, и поклоняться этой великой личности всех времен и народов, и дадут слово чести никогда больше не трогать этого гения: не клеветать, не ругать, и не марать своими опусами.
Портрет Блаватской глазами Елены Рерих
Елена Ивановна Рерих лучше других любила Елену Блаватскую, знала все ее произведения, переводила их, и зорко следила за тем, как пишут о ней разные лица. Фальшь и клевету, она чувствовала за версту. Их всех мемуаристов, писавших о Блаватской, Е. Рерих наиболее доверяла Анни Безант и Ж. Миду. Даже к «мемуарам» Синнета она подходила с большой осторожностью. Вот, что она говорит о книгах про Блаватскую:
«Лучше всех написали о ней А. Безант и Ж. Мид, последний был известным учёным и лингвистом. …За время её пребывания в Лондоне, Мид был её сотрудником и секретарём. В своём посмертном очерке о Блаватской он отдал ей должное, признав её гениальность и титаническую природу (С.Ц). Существует биография, написанная Синнеттом на основании свидетельства её сестры Желиховской «Incidents in the Life of Madame Blavatsky. London, 1886». Там имеются интересные подробности, но сама Блаватская не была довольна этой книгой, которая писалась при её жизни; не был доволен и Учитель её. К столетию её рождения в журнале «Вестник» в Женеве был издан Биографический очерк Е.Ф.Писаревой» (33). ( Е. Рерих - В.Л. Дутко, 14.05.45, т. 7, стр. 233)
«Знаю, как Вел. Вл. М. был недоволен всеми биографиями, написанными о Блаватской. Ведь не нашлось тогда ни одного чуткого и умного сотрудника, который мог бы оценить эту титаническую натуру. Мелочность природы всех этих биографов видела лишь то, что было доступно их мещанскому кругозору. Конечно, Мид написал не так плохо, но всё же А.Безант, пожалуй, лучше всех сказала о Е.П.Блаватской. Конечно потому, что сама она была крупным духом и только её несчастная близость к Ледбитеру и неизжитое честолюбие и самомнение к концу жизни затуманили её блестящий интеллект» (34). (А.М.Асееву, 23.10.36, Том 4, стр. 383)
А теперь, послушаем, что сказала о себе сама Елена Петровна Блаватская, когда ее детище, Теософское общество было под угрозой:
«…Я видела, что Т.О. разобьётся вдребезги или мне придется стать козлом отпущения. Что и произошло. Т.О. существует — я убита, уничтожены моя честь, слава, имя — все, что было близко и дорого Е.П.Б. Это мое тело, и оно обладает обостренными чувствами... Притворство? Никто из нас не был притворщиком. Как Е.П.Б., я могла в чем-то ошибаться. Но не я ли работала 40 лет не покладая рук, играя роли, рискуя своим будущим, принимая карму на эту несчастную внешность? Я служила ИМ, не имя даже права голоса. Е.П.Б. непогрешима. Е.П.Б. — это старое, больное, измученное тело, но это все, что есть у меня в этом цикле. Поэтому идите по пути, который я указываю, — за ним стоят Учителя, но не следуйте за мной или по моему Пути. Когда я умру и уйду из этого тела, тогда вы, возможно, узнаете всю правду. Тогда вы поймете, что никогда, НИКОГДА я не была притворщицей, никогда никого не обманывала, но часто позволяла людям обманывать самих себя» (35). ( Журнал "The Path", август 1892 года)
Литература:
1. Мэри Нэф. Личные мемуары Е.П. Блаватской. Москва, Сфера, 1991.
2. Там же, стр.
3. Там же, стр.
4. Там же, стр.
5. Там же, стр.
6. Березнянская Н.
7. Мери Нэф. Стр.
8. Там же, стр.
9. Там же, стр.
10. Там же, стр.
11. Письмо Синнету.
12. Мери Нэф. Стр.
13. Синнет. Мемуары, стр.
14. Там дже, стр.
15. Мери Нэф. Блаватская, стр.
16. Окунь Михаил. Спиритизм в России. Калейдоскоп, №28, 2004.
17. Там же.
18. Там же.
19. Витте С.Ю. Воспоминания. Т.1, М, 1960, стр. 1-12.
20. Богданович О. Блаватская и Одесса. Одесса, Астропринт, 2006.
21. Там же, стр.
22. Там же, стр.
23. Мери Нэф. Стр.
24. Там же, стр.
25. Там же, стр.
26. Там же, стр.
27. Письмо Синнету //А.П. Синнет. Воспоминания о Блаватской.
28. Стародумов С. Имя и наследие Е.П. Блаватской в зеркале СМИ. Интернет.
29. Мэрфи Г. Когда приходит рассвет. Жизнь и труды Елены Петровны Блаватской. – Челябинск: Урал LTD, 1999. С.16-17.
30. Крэнстон С. Е.П.Блаватская: Жизнь и творчество основательницы современного теософского движения.– Рига-Москва: ЛИГАТМА, 1996. С.10.
31. Желиховская Вера. Рада – Бай. Правда о Е.П. Блаватской. М. Сфера, 2001.
32. Там же.
33. Рерих Е.И. Письма. Т.7. Письмо Дудко В.Л. 14.05.45., стр.36.
34. Рерих Е.И. Письма. Т.4. Письмо Асееву, 23.10.36. стр. 383.
35. Журнал Путь. Август 1892.
36. Желиховская В.П. Е.П. Блаватская и современный жрец истины – СПб., Типография А.С.Суворина, 1893.
Похожие статьи:
26.02.2014 12:39
ВНИМАНИЕ:
В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:
1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".
2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.
3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".
4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.
5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".