Листы старого дневника. Том VI. Главы IX,X. Генри С. Олькотт
ГЛАВА IX
ЛЮБОПЫТНЫЕ СОВПАДЕНИЯ
(1897)
Через несколько дней после описанных выше событий в Адьяр приехал джентльмен, который сблизился с нами самым необычным образом. Его звали Август Ф. К. Он был выходцем из смешанной норвежско-шотландской семьи, а его отец был богатым владельцем сахарных и прочих поместий, а также завода по производству сахара на Кауаи, одном из Сандвичевых1 островов.
Сын получил образование в Гарварде и по возвращении из колледжа ему доверили руководить делами одного из отцовских поместий. Он был очень вдумчивым человеком и глубоко интересовался религиозной проблематикой, над которой долго и всестороннее размышлял. Благодаря интеллектуальным усилиям он продвинулся по верному пути довольно далеко, однако при всём желании и усердии не мог преодолеть определённые барьеры: его озадачили такие вопросы как природа Вселенной, происхождение вещей и объяснение существующих социальных проблем, которые полностью остановили его продвижение. Однажды в таком умонастроении он ехал верхом по плантации и задался вопросом: «Где я смогу найти решение этой загадки и как я смогу узнать правду?». Ответ пришёл самым неожиданным и феноменальным образом. Взглянув на небо, он увидел слово «Индия», словно оно было написано в пространстве. Он протёр глаза, закрыл их, чтобы проверить, не иллюзия ли это, снова открыл их и опять увидел слово, всё ещё видимое в небе. Он не сразу связал увиденное с заданным самому себе вопросом, так как был склонен приписать случившееся, скорее, какому-то помутнению рассудка. Через некоторое время буквы исчезли, и обыденные дела пошли своим чередом. Но слово «Индия», казалось, преследовало его; он видел его ночью в тлеющих углях, в листве, а иногда и на земле. В конце концов, повторение этого феномена заставило его признать, что какой-то могущественный разум, будь то субъективный или объективный, указывал ему, что в Индии он сможет получить ответы на свои вопросы. Поэтому через некоторое время он устроил свои дела таким образом, что смог безболезненно отлучиться из дома и на почтовом пароходе отправился в Индию. Когда корабль уже несколько дней находился в море, ему пришло в голову, что, прежде чем добраться до Гонконга, ему надо узнать, куда направиться в Индии и кого там искать.
И, как обычно бывает на тихоокеанских судах, среди попутчиков К. нашлось несколько миссионеров, направлявшихся в Китай. По обычаю, принятому в их среде, они проводили время на корабле в богословских дискуссиях и пении гимнов. И вот однажды вечером они заговорили с моим другом о религии, и он поделился с ними своими взглядами, которые отнюдь не соответствовали их ортодоксальным воззрениям. В конце концов, когда они спустились вниз, к К. подошёл человек (казначей судна), который до этого молча слушал их разговор, не участвуя в обсуждении, и сказал: «Я вижу, что вы теософ».
«Теософ?», – ответил он, – «Почему? Я не понимаю, что вы имеете в виду?».
«Потому что, те взгляды, которые вы высказываете, являются чистой Теософией» – сказал казначей.
«Не знаю, как вы их назовёте», – ответил К., – «но это выводы, к которым я пришёл путём самостоятельного размышления, а не почерпнул их из книг. Что же касается Теософии, то я о ней ничего или почти ничего не читал».
«Поскольку вы собираетесь в Индию», – продолжал казначей, – «я полагаю, вы направляетесь в Мадрас к полковнику Олькотту?».
«Нет, я ничего о нём не знаю; я просто еду в Индию, чтобы подкрепить свои идеи без какого-либо определённого плана».
«Но, если вы хотите узнать о Теософии, вы должны встретиться и поговорить с полковником; он человек, который может рассказать вам обо всём, что вы хотите узнать. Однажды на этом корабле он вместе с нами совершил плаванье по Тихому океану, и, если хотите, я дам вам рекомендательное письмо».
Столь странная материализация его субъективных предчувствий так поразила К., что он взял это письмо и через определённое время прибыл в Мадрас. Он поселился в гостинице, но объявился у нас лишь на второй день, ибо, ведомый врождённой осторожностью, не хотел раскрывать свои тайные мысли и устремления незнакомцу, который мог оказаться совсем не тем человеком и наставником, который ему нужен. Между тем, он навёл справки у постояльцев гостиницы, которые хорошо обо мне отозвались, а один из них, влиятельный гражданин, сказал, что ему следует без колебаний пойти ко мне, так как я обладаю добрым нравом и нахожусь в списке желательных персон Дома Правительства. После этого гость с Гавайских островов сел в экипаж, приехал в Адьяр и передал мне своё письмо. Я встретил его в главном зале, и у нас завязался очень интересный разговор. Когда мы вместе сидели на скамейке, я субъективно получил информацию о том, что этот молодой человек послан ко мне с какой-то целью. Поэтому в конце разговора я предложил ему забрать свой багаж из гостиницы и стать моим гостем на любой срок, какой он пожелает: я намерился освободить его от необходимости просиживать в библиотеке и уделить ему столько времени, сколько нужно для того, что я смог разрешить затруднения, не дающие покоя его уму. Он принял моё приглашение, приехал и пробыл у нас около года; за это время он основательно познакомился с нашей Теософской литературой и стал пылким членом нашего Общества. По истечении указанного срока он был отозван домой телеграммой в связи со смертью отца. Это был один из самых интересных случаев в моей жизни. Этот молодой человек шаг за шагом шёл по Пути и продумывал весь план оккультной эволюции, насколько он мог это делать без помощи одного единственного ключа, представлявшего собой два оберега, Карму и Реинкарнацию. Но когда он принял эти идеи, то овладел средством избавления от всех сомнений и затруднений ума.
Очень интересно оглянуться назад и увидеть, как некоторые из наших самых стойких и полезных сотрудников зачастую были вовлечены в теософское движение благодаря каким-то необдуманным мелочам или кажущимся случайностям. Начнём с самого начала: моя незапланированная и импульсивная покупка экземпляра «Знамени Света» привела меня в Читтенден, познакомила с Е. П. Б. и привела к созданию нашего Общества, а книга, оправленная миссис Безант на рецензию, в конечном итоге перевела её из лагеря Материализма в лагерь Теософии. Урок, который следует из этого извлечь, состоит в том, что Наблюдатели, занимающиеся человеческими делами и специальными передвижениями людей, знают, как направить будущего работника на путь, ведущий к нашей двери. Есть определённый класс людей, которые настолько боятся выйти за узкие рамки научной ортодоксии, что срезу же пытаются объяснить подобные факты детской гипотезой «любопытных совпадений». Желающий узнать, с каким сарказмом могла писать на эту тему Е. П. Б., может обратиться к «Разоблачённой Изиде»2.
Она говорит: «в книге Проктора астрономы словно обречены Провидением встречаться с разного рода любопытными «совпадениями», так как он приводит многие случаи из «множества» и даже «тысячи» фактов [дословно]. К этому списку можно прибавить целую армию египтологов и археологов, которые за последнее время были избранными любимцами капризного Его Величества Случая, который, вдобавок, обычно выбирает «состоятельных арабов» и других восточных джентльменов играть роль добрых гениев учёных-востоковедов в их затруднениях. Одним из последних его любимцев был Профессор Эберс. Хорошо известно, что, когда Шампольону не хватало важных звеньев, он находил их самыми разными и неожиданными путями». Защищая теорию о том, что Вселенная управляется законом, она цитирует высказывание Вольтера: «Я потратил сорок лет на скитания… в поисках философского камня, называемого истиной… И сих пор я пребываю в неведении… всё, что мне удалось постичь, это то, что Случай – это слово, лишённое смысла. Мир создан по математическим законам». Двустишье, которое она использует в качестве эпиграфа к этой главе, как нельзя лучше отражает её темперамент:
«Кто смеет думать не о том, что говорят уста,
Моя душа клянет того, как адские врата!»3
– ПОУП
Как рассказывалось в предыдущей главе, в то время в Мадрасе наблюдалось большое волнение, связанное с приездом Вивекананды, который вернулся в Индию после длительного отсутствия в Америке и Англии. Мне очень жаль, что я не могу достать экземпляр «Хинду» от 8-го февраля 1897-го года, в котором содержалась великолепная критика дурного вкуса Вивекананды, позволившего себе грубые нападки на миссис Безант и наше Общество: как я уже говорил ранее, этим он причинил себе гораздо больше вреда, чем нам. Кажется, он понял это, потому что, прибыв в Калькутту, в ходе превосходной речи, обращаясь к своему почитаемому гуру Рамакришне, он сказал:
«Если я чего-то достиг в мыслях, словах или делах; если из моих уст когда-либо выходило хоть одно слово, которое помогло кому-нибудь в мире, я не претендую на него, ибо это было его слово. Но если с моих уст срывались проклятия, если из меня исходила ненависть, то всё это было моё, а не его. Всё, в чём присутствовала слабость, было моим, а всё, что было животворящим, укрепляющим, чистым и святым, было его вдохновением, его словами и им самим».
Эта перемена настроения побудила меня обратиться к индийской общественности с письмом через газету «Хинду» (от 7-го марта), в котором я написал:
«Если он устоит на золотом ковре любви, который он расстелил в своём превосходном обращении в Калькутте, то получит расположение и помощь каждого теософа».
Одиннадцатого марта нашу первую школу для париев посетил тогдашний губернатор Мадраса сэр Артур Э. Хэвлок с адъютантом и несколькими друзьями-европейцами. В обращении, подписанном управляющим П. Армогамом Пиллэем, директором школы П. Кришнасвами, помощником учителя Т. Сатчутанунтумом и управляющим комитета Т. Тирувади Пиллэем, говорилось, что эта школа была открыта в июне 1894-го года; что в 1895 году (в первый год её признания Правительством) до итогового экзамена были допущены четырнадцать учеников, из которых двенадцать сдали его с положительной оценкой; что в 1896 году из двадцати четырёх проэкзаменованных детей сдали экзамен двадцать три. Его Превосходительство и его друзья выразили глубокое удовлетворение увиденным, и на следующий день губернатор послал управляющему и директору письмо следующего содержания:
«Управляющему и директору бесплатной школы Олькотта.
Джентльмены!
В отношении моего вчерашнего визита в бесплатную школу Олькотта и доклада о её принципах и работе, с которым меня тогда ознакомили, хочу сказать, что выслушал этот отчёт с интересом и счёл методы обучения в этой школе превосходными, поэтому, если они будут взяты на вооружение, то, вероятно, это даст очень полезные плоды. Добавлю, что усилия полковника Олькотта, направленные ко благу людей этого класса, достойны похвалы и должны быть одобрены всеми, кто заинтересован в улучшении их жизни.
Собственноручно
С уважением, (Подпись) А. Э. ХЭВЛОК.
Дом Правительства.
Гинди.
12-го марта 1897-го года.
Поскольку в то время у меня не было личного секретаря, мне приходилось работать с удвоенной силой, готовя материал для «Теософа», занимаясь написанием «Листов дневника», работая над пересмотром «Буддийского катехизиса» и борясь с грудами писем. Среди статей мне попалась одна под названием «Грядущие бедствия», написанная автором, скрывающим своё имя под псевдонимом. Она была навеяна пессимистическими пророчествами мадемуазель Куэдон и вышла в «Посвящении» за февраль 1897 г. В ней автор на основании совокупности фактов доказывал, что от двадцати до тридцати провидцев и провидиц, главным образом современных, предсказывали самые ужасные бедствия во Франции и, в целом, в Европе, затрагивающие папство и, в сущности, весь земной шар. Так, грядёт неурожай, и будет свирепствовать голод; чума, завезённая из Азии, в течение короткого промежутка времени, измеряемого сорока-пятьюдесятью днями, уничтожит половину населения; ужасная болезнь, которую наука не может даже диагностировать, не говоря уже о том, чтобы лечить, поразит людей, животных и даже растения; Франция снова будет захвачена, унижена, растоптана и обесчещена, но возродится под предводительством бурбонского принца, описание личности которого приводится даже с упоминанием незначительных деталей, таких как его хромота на одну ногу; Париж будет разрушен, его великолепные памятники и общественные здания будут лежать в руинах и превратятся в груды пыли и обломков; река Сена станет красной от крови, пролитой братоубийственными междоусобицами, и отец Мекту, один из пророков, такой же пессимистичный, как и создатель «Новозеландца», одинокого в опустошённом Лондоне, говорит, что отцы будут показывать своим детям место некогда великолепного Парижа и говорить: «Здесь стоял великий город, разрушенный Богом за его грехи». Вдобавок к ужасным бедствиям обречённой беззаботной столицы её на три дня окутает пелена тьмы, которую «не сможет рассеять ни один искусственный источник света, а все нечестивые люди будут удушены большими количествами серы или ядовитого сернистого газа (поскольку добрых людей заранее предупредят, чтобы они бежали от смерти)». Такое совпадение многочисленных пророчеств является фактом, который бросается в глаза даже поверхностному исследователю мистики и истории. Ибо самые страшные бедствия, предсказанные нашими современными психиками, были предвосхищены Нострадамусом в шестнадцатом веке, причём в мельчайших деталях. Факты слишком поразительны, чтобы их можно было объяснить случайностью, и, как я говорю в своей статье: «похоже, что в головы пророков и пророчиц была вложена одинаковая мысль (истинная она или ложная, покажет время), которая управляла их руками и устами; она заключалась в том, что Франция и её жизнерадостная столица Париж придут в упадок, а население будет уничтожено войной, чумой, эпидемией, атмосферными метеорами и голодом примерно в конце девятнадцатого века... Причём эти современные пророчества делает более интересными для индуса их полное совпадение с пророчествами Пуран, как и следовало ожидать в конце первого 5000-летнего цикла Кали-юги». У меня могло бы возникнуть искушение не обращать на них внимания, если бы не радикальные перемены, поколебавшие равновесие европейского политического мира чудесными победами Японии на море и на суше, хождение разговоров о грядущей битве между Германией и Францией и ужасная поспешность, проглядывающаяся в передислокации военных подразделений Индии ввиду возможного непредвиденного вторжения России в Афганистан. Затем мы видим отделение Норвегии от Швеции, готовящуюся разразиться кровавую революцию в России и ещё одну, которая может отделить Венгрию от Австрии после смерти правящего монарха, а также другие верные предвестники внутринациональных и международных пертурбаций.
Как было раньше отмечено, земные бедствия, предсказанные пророками, должны сопровождаться атмосферными катаклизмами и знамениями, например, приходом тьмы на три дня, серным дождём и выделением ядовитых газов, которые должны удушить нечестивых. В отношении последнего нам не нужно возвращаться намного назад, но достаточно вспомнить извержение вулкана Мон-Пеле, которое сопровождалось выбросами удушающего газа, уничтожившего практически всё население Сен-Пьера. Но, кроме сейсмических и других катаклизмов, многие великие бедствия, выпавшие на долю народов, городов и правящих монархов, сопровождались самыми необычайными небесными знамениями. Нострадамус предсказал, что о Французских катастрофах – Французских революциях – будет возвещено кометами, а об их окончании – появлением своего рода Вифлеемской Звезды. Подобные предсказания были сделаны принцем Гёэнлоэ в 1830 году, а кюре де Малетабль записал несколько пророчеств о сопутствующих катастрофах, как и наша современная Кассандра, мадемуазель Куэдон. Если верить автору необычной работы под названием «Адские курьёзы», войне, которую вели французы за завоевание Неаполя, предшествовал небесный катаклизм, которому до этого не было равных: «Ночью в небе Апулии появилось три солнца, окружённых тучами, в сопровождении ужасных молний и грома». Над территорией Ареццо небеса были заполнены множеством призраков вооружённых всадников, что сопровождалось оглушительным грохотом труб и барабанов. Ужасам, постигшим Милан, предшествовало падение тысячи двухсот огромных градин цвета ржавого железа, чрезвычайно твёрдых и пахнущих серой, причём одни из них весили шестьдесят фунтов, а другие вдвое больше. Когда кардинал Хименес собирался в поход против мавров Берберии, в небе над деревней Вайона, где тогда он находился, засиял крест, предвещавший победу; когда он вышел в море, крест показался над африканским побережьем. Арлуно утверждает (в своей «Истории Милана»), что незадолго до взятия в плен Людовико Сфорца, герцога Миланского, вокруг его замка раздавался лязг оружия, слышались звуки барабанов и труб; о стены бились огненные шары, по комнатам носились с лаем и криком призрачные собаки и другие животные, которые затем внезапно исчезали. Перед нашествиями Ксеркса и Аттилы жители впоследствии поверженных стран видели ужасные и внушающие благоговение метеоры. По преданию падение Иерусалима предвещало появление в воздухе призраков множества солдат, марширующих навстречу друг другу и словно готовящихся вступить в бой. Аппиан, Плиний и другие писатели-классики сделали записи о странных предзнаменованиях, предшествовавших гражданским и мировым войнам; так, Цицерон поведал нам, что сами собой лязгали доспехи, висевшие в лакедемонских храмах, сами собой открывались двери храма Геркулеса в Фивах, а оружие, повешенное на внутренних стенах, поутру было найдено брошенным на пол. Продвигаясь вперёд во времени и попав в период царствования Феодосия, мы узнаём, что тогда на небе была видна сверкающая звезда, прикреплённая к мечу. И так мы могли бы продолжать почти до бесконечности, повторяя эти более или менее правдоподобные рассказы о знаках, предзнаменованиях и чудесах, которые предвещали великие бедствия народов и международные конфликты, в то время как упомянутых выше личных предостережений вообще не сосчитать. Тем не менее, изучающий оккультную науку не увидит ни в одном из этих феноменов доказательств сверхъестественного. Они все до единого порождены элементальными духами или силами, связанными с нацией или индивидуумом, и вызваны каким-нибудь адептом или высоким мистиком, который в них заинтересован, или каким-то другом или родственником, который в глубине души хочет, чтобы они произошли.
Какими бы странными ни казались нам эти зловещие построения войск в воздухе, эти боевые схватки, этот лязг оружия и доспехов и другие предвестники военного конфликта, неожиданное и почти необъяснимое появление комет, града, раскатов грома и страшных молний, огненные шары, летящие в крепость, а также воющие, лающие и кричащие призрачные животные, бегающие по коридорам замка, неудивительно, что некоторые исследователи вроде наших современных писателей о психических феноменах пытаются отмахнуться от всей массы накопленных свидетельств об этих феноменах с помощью самого лёгкого метода – презрительного отрицания. Но дни этих близоруких болтунов прошли, и их ложное солнце садится за облака материи, порождённых испарениями их мысленных спекуляций. Когда мыслящая публика попыталась вырваться из сети догм, наброшенной на неё предубеждёнными теологами, тогда сильная и мускулистая рука материализма, протянутая к ней современной наукой, быстро схватила её в надежде, что сможет вытащить её из болота сомнений на твёрдую почву доказуемой истины. Но учёные перестарались, и тысячи не нашедших объяснения простейших психических феноменов подорвали их влияние и вынудили некогда покорную читающую публику прибегнуть к оригинальному эксперименту, заключающемуся в откате к чтению трудов мистиков и изучающих мистицизм исследователей нашего времени и предшествующих поколений. Таким образом, благодаря этому древнему учению выяснилось, что силы природы, проявляющиеся внешне и исходящие из её нескольких составных царств, могут быть идентифицированы, классифицированы, введены в связь с нами и подчинены развитой силе воли учеников, усвоивших учение Адептов или Учителей Мудрости. Поэтому мистик был склонен принять за истину свидетельства множеств очевидцев из разных поколений о том, что феномены, подобные описанным выше, действительно имели место. Не сталкиваемся ли мы в этой главе с безупречным свидетельством того, что ответ на раздирающий душу крик нашего образованного коллеги мистера К. о помощи найти истину пришёл в виде письменного послания на небе, через тлеющие угли, листву деревьев и песок? Тогда насколько же трудно такому гипотетическому Разуму, который передал ему это послание, собрать племена сильфов и построить из них в небе картину движущихся войск, или скачущих лошадей, или даже нашей адьярской Штаб-квартиры с залом, в котором я буду его принимать, и подобием меня самого, изображённого таким, каким я буду сидеть перед ним во время этого визита? Наконец, если читатель обратится к «Теософу»4, он увидит, чтó наш достопочтенный и уважаемый коллега, доктор Инглиш, пишет в связи с этим вопросом о небесных знамениях: «Ныне покойная миссис Инглиш была прирожденной ясновидящей и на протяжении всей своей жизни имела психические переживания, часто носившие пророческий характер.
Однажды утром при ярком свете примерно за год до начала Гражданской войны в Америке она увидела, как в небе появился чётко видимый призрачный отряд кавалеристов, который быстро двигался в южном направлении».
Более чем вероятно, что появление этих предвестников в виде феноменов, земных и атмосферных, породило народную пословицу: «Грядущие события отбрасывают перед собою тень»? И знал ли Кэмпбелл, воплотивший это в своей знаменитой поэме «Предупреждение Лохиэля», что знамения могут быть считаны тем, кто развил психические способности? Ибо в его двустишье говорится:
Дни старости моей наполнены мистическою глубиной,
И то, что в будущем случится, отбрасывает тени предо мной.
Но во имя здравого смысла зададимся вопросом, как могло безличное, несуществующее, к тому же, бестелесное (следовательно, неспособное отбрасывать тень) событие всё-таки произвести физическое воздействие на физическом плане до того, как оно, это событие, произошло? Однако этот старый афоризм становится вполне понятным тем, кто знает о существовании астрального плана и о доступных развитому эго возможностях создавать и делать видимыми для обычного зрения все картины и феномены, относящиеся к категории предзнаменований.
________________________
1 – то есть, Гавайских. – ред.
2 – Том I, глава VIII, с. 268.
3 – «Разоблаченная Изида», Том I, глава VIII, перевод А.П. Хейдока. – прим. переводчика
4 – Том XVIII, с. 417, сноска.
ГЛАВА X
БУДДИЙСКОЕ ТРЁХСТОРОННЕЕ СОГЛАШЕНИЕ
(1897)
Адьяр. Вид сверху.
Как раз тогда, когда на страницах моего исторического повествования пришло время рассмотреть присланный мне для опубликования полковником де Роша официальный отчёт о сеансах Эусапии из Шуази-Иврака, в которых активное участие принимал доктор Максвелл, мне в руки попал великий труд этого учёного о метафизических феноменах, что произошло, скорее, по простому совпадению. В то время как рассказ доктора Максвелла даёт общее представление об этих экспериментах, повествование полковника полностью раскрывает нам их подробности. Некоторые из них очень интересны, особенно те, которые подтверждают перенос чувствительности из тела женщины-сенситива в строго фиксируемые точки окружающего пространства. Чтобы сделать свою мысль понятнее, я её поясню. Женщина-сенситив в состоянии гипноза на какое-то время становится нечувствительной к внешним влияниям (через осязание, обоняние, слух и вкус), однако обнаруживается, что в это же самое время её чувства переносятся в так называемое астральное расширение тела. Так, в это время загипнотизированная женщина не может ни почувствовать укол булавкой или прикосновение, ни услышать пистолетный выстрел, ни ощутить запах нашатырного спирта, ни ощутить сладкий, горький, солёный, кислый или острый вкус какого-либо вещества. Но, если ущипнуть или уколоть воздух на определённом расстоянии от её тела (это расстояние определяется экспериментально), тогда она немедленно вскрикнет и продемонстрирует, что на её физическое тело было оказано какое-то воздействие. Наблюдения и выводы, сделанные полковником де Роша на первом сеансе в присутствии мсье Максвелла и его супруги, графа де Грамона, барона де Ватвиля и полковник де Роша, были следующими:
(1) Эусапия поддаётся внушению (то есть, способна воспринимать гипнотическое воздействие). После достижения состояния гипноза зрительные, обонятельные и слуховые галлюцинации вызываются с наибольшей легкостью, и тогда появляется обычный для неё феномен нечувствительности кожи.
(2) Несколько пассов над одной из рук Эусапии переносят её чувствительность из тела вовне на расстояние три-четыре сантиметра от кожи; но когда полковник де Роша продолжает свои пассы и отводит руку, чтобы проверить чувствительность на бóльших расстояниях, то за его рукой следует рука Эусапии, которую он притягивает. Если помешать руке Эусапии следовать за рукой полковника де Роша, можно распознать наличие в воздухе второго чувствительного слоя, расположенного примерно в десяти сантиметрах от кожи. Следовательно, можно сказать, что внешняя чувствительность у этого субъекта трансформируется в движение.
(3) Полковник де Роша погружает Эусапию в (месмерический) сон, чтобы увидеть, как в её случае образуется флюидическое тело, существование которого он отмечал у других субъектов. После проведения пассов в течение двух-трёх минут над головой и грудью Эусапии уснувшая заявляет, что видит, как справа от неё появляется какой-то фантом, и мы замечаем, что именно в области этого указанного ею фантома сосредоточена вся её чувствительность. Она подаёт признаки того, что чувствует боль, когда мы щиплем воздух в том месте, где находится фантом, но никак не реагирует, когда пытаются ущипнуть её кожу или любые другие точки пространства.
На шестом сеансе, проведённом с Эусапией, произошёл феномен левитации стола при обстоятельствах, полностью подтверждающих слова доктора Максвелла об этом событии в его книге. В официальном отчёте говорится:
«Женщина-медиум, которая не подвергалась новому магнетическому воздействию, остаётся спящей и совершенно немой. Сначала стол поднимается со стороны медиума, опираясь на две противоположные ножки. Затем он дважды поднимается вместе со своими четырьмя ножками и остаётся подвешенным в воздухе. Руки всех участников эксперимента, в том числе и Эусапии, убираются со стола, который, тем не менее, остаётся подвешенным. Несколько человек пытаются заставить его опуститься, прижимая его, но безуспешно: они встречают сильное упругое сопротивление; через несколько секунд он с грохотом падает сам».
Очень жаль, что все мыслящие люди, читавшие отчёт Общества Психических Исследований о феноменах Эусапии в Кембридже, не смогли прочитать этот официальный отчёт о сеансах в Шуази-Ивраке, написанный одним из самых уважаемых учёных Франции. Если бы в их умах и сложилось убеждение, что наблюдения в Кембридже были бесполезны, а теория мистера Ходжсона об обмане Эусапии верна, то эти представления, несомненно, были бы рассеяны. Этот официальный отчёт можно найти в переводе на английский язык в номерах «Теософа» за апрель и май 1897-го года.
Двадцатого марта я получил длинное письмо от Присдамчунсая, бывшего наследного принца Сиама, а ныне буддийского бхиккху Джинаваравансы с Цейлона. И это письмо подняло тему первостепенной важности. В жизни этого наследника королевского дома Сиама было по крайней мере одно событие, связанное с проявлением высокой этики. Когда были установлены дипломатические отношения со странами Европы, его двоюродный брат, король, отправил его в Европу в качестве своего первого посла. Он был наделён полномочиями заключать договоры с Великобританией, Францией, Германией и другими странами, и в них с этой миссией он провёл несколько лет. Находясь в Англии, он лично связался с одной из крупных инженерных фирм, принял участие в её работах и усовершенствовался как профессиональный инженер. В итоге, когда он вернулся в Сиам, стечение обстоятельств привело его к уходу от мира и к вхождению в буддийскую сангху Цейлона в качестве бхиккху, облачённого в жёлтые одеяния. В соответствии с правилом посвящения в монахи (упасампада) он предстал перед Советом старших монахов, облачённый в полное одеяние посла, которое включало в себя расшитый золотом мундир, шёлковые чулки, лакированные туфли, парадный меч, шлем с перьями и все его изобилующие драгоценностями ордена, повешенные на груди. Его поручители представили его как кандидата, которого они рекомендуют, и он, подтвердив это на собеседовании с председательствующим монахом, получил желаемое согласие, вышел за двери, где был лишён всех своих украшений, обрил голову и лицо, снял обувь и чулки, а затем переоделся в простую нижнюю одежду Ордена и вновь предстал перед Советом. Здесь он прошёл обычную процедуру собеседования и, удовлетворительно ответив на вопросы, был принят в Орден. После этого он почтительно раскланялся, облачился в жёлтое одеяние с другими атрибутами своего нового положения, получил имя «Джинавараванса» и начал новую жизнь. Видит ли теперь читатель, откуда произошли римско-католические церемонии освящения и посвящения, вспомнив, что вышеописанной буддийской церемонии 2500 лет? И разве не забавно читать, как церковь пыталась минимизировать влияние открытия Хюка и Габе, узнавших, что церемонии, праздники, обычаи и атрибуты, характерные для их богослужения, использовались в Тибете буддийскими священниками на протяжении многих веков, и что при этом церковь говорила, что дьявол, предвидя приход христианства, пытался предотвратить его влияние, установив ложную систему поклонения?
С тех пор, как Джинавараванса впервые обратился ко мне по одному серьёзному вопросу, о котором уже вскользь упоминалось, между нами завязалась крепкая дружба. Между тем, суть этого вопроса я сейчас проясню.
Всем, изучавшим буддизм, известно, что он номинально делится на две школы, Северную и Южную: страны, которые охватываются первой школой, – это Китай, Тибет, Монголия и Япония, а Цейлон, Бирма, Сиам, Читтагонг и Камбоджа относятся ко второй. Между народами последних стран очень мало различий в формах верований. Во всех этих странах в былые времена существовал Верховный Совет, состоявший из старших монахов, и этому Совету передавались для решения все вопросы, связанные с нарушением монашеской дисциплины и наказанием преступников. Однако если этот Верховный Совет не справлялся со своими обязанностями, то обращались к Правителю, мнение которого являлось законом и который имел право налагать на преступников любое наказание, вплоть до смертной казни. Таким было положение вещей на Цейлоне до прихода разных завоевателей-европейцев – португальцев, голландцев и англичан. Когда в Канди был истреблён последний отпрыск сингальской королевской семьи, в договоре, заключённом между британским генералом и взбунтовавшейся кандийской знатью, специально оговаривалось, что религия Будды, её храмы и священники должны быть защищены, а их святость должна быть охранена. Этим, конечно же, подразумевалось, что британский Правитель, восходя на трон короля Канди, ставил себя на его место и брал обязательства по отношению к государственной религии: должна была поддерживаться работа Высшего Религиозного Совета (или Комитета), а король должен был рассматривать поступающие к нему обращения и расследовать дела о нарушениях монашеской дисциплины. И всё было мирно и тихо, пока какие-то крикливые фанатики, организовав через Эксетер-холл кампанию по раздуванию общественной нетерпимости, не вынудили безвольное правительство отказаться от своих обязательств в отношении религии на Цейлоне, включавших в себя управление крупными земельными владениями буддийской Сангхи, и передать все эти обязательства полностью прошедшим посвящение монахам, которым по их положению не позволено иметь ничего общего с деньгами и денежными ценностями. Естественно, это вызвало что-то вроде морального хаоса: духовенство было отдано на милость мирянам, среди которых распространилось разложение, нравственный статус духовенства был прискорбно понижен, а наказы высших священников потеряли вес. В действительности дела пошли так плохо, что монахи, ранее осуждённые за разврат, растраты, фальшивомонетничество и другие преступления, за которые они были отправлены в тюрьму, в итоге были освобождены, после чего самым вызывающим образом облачились в жёлтые одеяния, и не было никакой надежды восстановить справедливость. Когда в 1880 году я впервые приехал на Цейлон, первосвященники Асгирии и Мальватте, двух королевских храмов в Канди, горько жаловались мне на такое положение дел и их бессилие восстановить порядок и дисциплину на законных основаниях. Именно для того, чтобы попытаться найти выход из этой ситуации, в 1897 году «принц-священник» и написал мне письмо.
Естественно, он ушёл от ослепительной роскоши королевских дворов в буддийский монастырь в надежде обрести дух братского единения и религиозного успокоения, то есть, для того, чтобы его измученный миром дух обрёл покой; именно этого я с нетерпением ждал, когда в Нью-Йорке стал буддистом и планировал переехать на Восток. Но, как и я, принц-священник оказался в атмосфере личных ссор, ребяческих сектантских склок, незнания мирской жизни и неспособности соответствовать идеалам, на которых Господь Будда основывал управление своей Сангхой. По моему мнению, выход из этого затруднительного положения лежал через всеобъемлющую систему смешанного светского и религиозного образования для молодёжи и постепенное формирование общественного мнения в отношении обязанностей и идеалов духовенства, которое бы фокусировалось на обитателях пансалов и заставляло их реформироваться. Джинавараванса, вышедший из королевской семьи и привыкший видеть, что дела решаются верховной силой королевской власти, питал надежду, что ему удастся убедить главных жрецов сект Сиама, Амарапуры и Раманьи согласиться объединиться в единую «Объединённую секту», которая бы охватывала всю буддийскую общину Цейлона. После этого он предложил подобным же образом организовать единую религиозную общину Бирмы, а затем объединить эти две народные общины со всем национальным институтом сиамского духовенства, создав, как мы увидим, огромную международную тройственную Сангху, triajunctainuno(«три, соединённые в одно»). Её Верховный Совет состоял бы из старейших священников, ранжированных по старшинству духовного сана, которые бы регулировали управление тремя национальными Сангхами, а в качестве покровителя и непререкаемого авторитета, наделённого религиозной властью, выступил бы король Сиама, единственный оставшийся буддийский монарх.
Это был отличный план, который показался мне практичным, но в то же время требующим проработки огромного количества деталей. И чтобы дать полный ход этому делу, принц-священник хотел воспользоваться предстоящим визитом своего двоюродного брата, короля Сиама, в Коломбо на пути в Европу. Импульсивный от природы, он с рвением и энтузиазмом взялся за дело: написал главным священникам Цейлона и их основным сторонникам-мирянам, и от многих из них получил обещания о содействии, но вскоре столкнулся с ужасной инерцией, которая пронизывает все азиатские страны (за исключением современной Японии) и препятствует прогрессу. Везде вмешивался личный фактор, и бедняга, загнанный в тупик скорым приездом короля, в отчаянии обратился ко мне, как к «единственному человеку, который может разбудить дремлющего сингальца»: он умолял меня немедленно приехать и помочь с организацией приёмного комитета и составлением обращения. Конечно, грандиозность замысла и его потенциальная осуществимость были видны с первого взгляда, и, получив 23-го марта от нашего Постоянного Буддийского Комитета в Коломбо срочное приглашение приехать, я отложил всю свою бумажную работу и 24-го марта отплыл в Коломбо на французском пароходе, прибывшем в этот город 27-го.
Помимо участия в приёме короля Сиама, я должен был обсудить сингальскую версию нового издания «Буддийского катехизиса» с первосвященником, получить его согласие на изменения, которые я внёс в текст, и обновить удостоверение, рекомендовавшее его для преподавания в буддийских школах. В итоге это было достигнуто, однако не без споров с настроенным в штыки одним джентльменом – Хийяентадуве, помощником директора колледжа Сумангалы в Малигакханде.
Двадцать девятого марта в колледже собрался Буддийский Генеральный Комитет, чтобы обсудить детали приёма. Меня избрали членом Генерального Комитета, а заодно и Исполнительного Комитета. На встрече, состоявшейся на следующий день, было принято моё вѝдение приёма, и мы приступили к согласованию деталей. Король заранее послал одного из своих высокопоставленных чиновников, маркиза Пхья Маха Йотху в сопровождении своего личного секретаря Луано Сантхорна Косу, договориться с местным оргкомитетом о подробностях своего визита. С этими двумя джентльменами и принцем-священником мы часто консультировались, в том числе по поводу приветственного обращения оргкомитета к Его Величеству. Исполнительный комитет поручил мне написать это обращение и на своём заседании от 1-го апреля единогласно принял мой проект. В то же время он уполномочил меня сделать из шёлка два экземпляра буддийского флага, который (как будет видно из текста обращения) Его Величество по нашей просьбе дал согласие принять, защищать и использовать в Сиаме в качестве символа, общего для всех буддийских народов и совершенно лишённого политического значения. Ибо, как должен понимать читатель, наш с принцем Присданом план не предполагал никакой политической связи между тремя отдельными нациями, которые мы хотели объединить узами международных религиозных отношений. Ниже приводится текст данного обращения:
ДА БУДЕТ УГОДНО ВАШЕМУ ВЕЛИЧЕСТВУ!
Нижеподписавшиеся члены Генерального Комитета, на законных основаниях избранного на публичном собрании в Коломбо и представляющего буддистов Цейлона, включая священников и мирян, с почтением и радостью приветствуют Ваше Величество в этой древней колыбели буддизма, освящённой прикосновением лотосоногого ТАТХАГАТЫ и житием многих святых Архатов разных веков! Мы воздаём дань уважения последнему независимому буддийскому правителю и молим Ваше Величество благословить нас Вашим сочувствием и любезной помощью в работе по возрождению и очищению буддизма на Цейлоне, которую мы ведём в течение последних тридцати пяти лет с вселяющим надежду успехом.
Все буддийские народы чтят Ваше Величество за Вашу незабываемую и достойную преклонения работу по публикации «Трипитаки» в тридцати девяти томах в переплёте, ведь это защищает сиамское предание от всякого несчастного случая и неблагоприятного стечения обстоятельств, а также служит наилучшим доказательством Вашего интереса к палийской литературе. У сингальцев есть ещё одно поразительное свидетельство доброты Вашего Величества, выразившееся в даровании Вами религиозного образования и восстановлении древней дагобы в Анурадхапуре.
Из Цейлона Арья-Дхарма БУДДЫ распространилась в Сиам и Бирму, и в наше время политических потрясений и упадка религии Сиам отплатил за это благодарностью, послав нам своих самых высокообразованных и благочестивых бхиккху помочь воскресить нашу религию и вернуть мужество и силы нашему разрозненному духовенству. В другое время мы получали такую же братскую помощь из Бирмы. Таким образом, три наших народа связаны между собой сильнейшими и чистейшими по своей природе международными связями – узами общей религии. В действительности это и есть три брата, сохранившие в чистоте изначальное учение БУДДЫ, то есть, в том виде, как оно было окончательно оформлено и определено Советом Вайшали императора Дхармашоки. Но, хотя в результате политических перемен Цейлон и Бирма лишились защитников своих Сангх в лице царей, Сиам всё ещё остаётся благословлён этим бесценным даром; в то время как Сангхараджи Цейлона и Бирмы утратили надлежащую власть над своими Сангхами, более счастливый Сиам до сих пор имеет свой Духовный Совет, наделённый неослабевающей властью, и с помощью своего Милостивого Владыки может культивировать дисциплину и защищать людей от злого влияния скептицизма и разобщённости. Визит Вашего Милостивейшего Величества навсегда останется в истории Цейлона, если он приведёт к объединению буддистов трёх братских народов в один международный Религиозный Совет под патронажем и покровительством Вашего Величества. Это будет гораздо более благородный способ увековечить память о Вас, чем установка любого памятника. Ваши скромные мемуаристы, составляющие Генеральный Комитет, выступая от имени сингальских буддистов, умоляют Ваше Величество уделить этому серьёзному и важному вопросу должное внимание и снискать вечную благодарность нашего народа за сотрудничество с нашими лучшими бхиккху и даякьями в совершенствовании плана по его решению. Мы открываем множество школ для обучения наших детей под эгидой буддизма, издаём книги и журналы, а также поощряем распространение и укрепление религиозной духовности в нашей среде. Но без оказанной с любовью помощи и поддержки наших единоверцев из Сиама и Бирмы мы сталкиваемся с множеством трудностей в нашей работе, которые можно было бы преодолеть, если бы три народа были тесно связаны общим делом.
В качестве скромного дара мы предлагаем Вашему Величеству два экземпляра флага, являющегося подлинным Универсальным Символом Буддизма, поскольку его цвета представляют собой шесть ярких лучей Буддхаранси, которые, блистая несравненным великолепием, исходили из Тела ТАТХАГАТЫ, когда он стал БУДДОЙ и перешёл в Паринирвану. Поскольку Крест является общим символом для всех христиан, этот Флаг Шести Лучей будет служить внеполитическим и лучше всего подходящим символом всех буддийских школ, сект и наций. Предложенный на Цейлоне, он распространился в Японию и Бирму, где его вывешивают над храмами и домами в день Весак Пуннами и несут в религиозных процессиях вместе с другими религиозными флагами и королевскими знаками отличия. Мы умоляем Ваше Величество милостиво согласиться принять и защищать его в Сиаме в качестве буддийского флага, чтобы в дни религиозных обрядов и национальных праздников три народа могли шествовать и совершать поклонения под одной и той же эмблемой Основателя их религии.
Мы хотим и дальше хранить и приумножить память о первом визите Вашего Величества на Цейлон открытием и последующей добровольной поддержкой приюта для буддийских детей, оставшихся без родителей, и, с Вашего разрешения, хотим назвать его именем Вашего Королевского Величества.
Да благословит Ваше Милостивое Величество Триратна и подаст долгого, счастливого и сияющего славой правления!
Подданные Вашего Милостивейшего Величества,
единоверцы и покорные смиренные слуги».
Власти Цейлона получили приказ от местного правительства выказывать Его Величеству всяческое уважение, поэтому работа Буддийского Комитета была сравнительно лёгкой. В распоряжении властей находился огромный причал, великолепно украшенный флагами и зеленью, а также поднимавшийся до уровня улицы помост. В этом месте был возведён просторный пандал (навес), где от имени мирян принимать короля должен был Буддийский Комитет, а находящиеся здесь же известные священники должны были приветствовать его словами хорошо известной Джаямангалы Гатхи. Естественно, это потребовало много беготни, заседаний комитетов и визитов к правительственным чиновникам, послу и консулу Сиама. Наконец, все приготовления были закончены, и мы приготовились к встрече высокого гостя.
На рассвете 20-го апреля в гавани бросила якорь Королевская яхта, которую приветствовали традиционным салютом. В десять часов утра Его Величество ступил на землю Цейлона. Его встретили высшие должностные лица, а затем сопроводили по помосту к буддийскому пандалу, где Комитет выразил ему своё почтение. Я стоял непосредственно в начале помоста и учтиво поклонился монарху. Он остановился, вопросительно посмотрел на меня и спросил, как меня зовут. Когда я представился, его лицо вдруг просветлело, и он самым дружелюбным тоном произнёс: «Вы тот самый человек? О, я очень хорошо знаю вас как друга буддизма. Я рад вас видеть». После этого он протянул свою руку и крепко пожал мою. Затем с его разрешения я представил членов Комитета и познакомил его с Сумангалой и другим первосвященниками. Потом он подошёл к маленькому алтарю, сделанному по просьбе его посла, и поклонился образу Будды; зажёг несколько маленьких жёлтых восковых свечей и благовонных палочек, полученных им из рук одного представителя его свиты. Когда свечи и ароматические палочки возгорелись, он, сложив по обыкновению руки, продекламировал палийскую шлоку (или гатху, как её называют в буддизме). От имени Комитета он принял у меня гирлянду, которую я надел ему на шею, а от имени индуистской общины достопочтенный мистер Раманатхан осыпал его цветами и рисом; затем он выслушал два обращения и ответил на них, принял тилак и гирлянду от мистера Кумара Свами, брамина индуистского храма, и с благодарностью ответил на восторженные возгласы толпы, очевидно, искреннее дружелюбной. Затем он в сопровождении эскорта поехал в Королевский дом, где на аудиенцию к нему приходили, большей частью, делегации монахов из разных храмов.
На следующее утро он переехал из Коломбо в Канди, чтобы посетить храм и увидеть Зуб Будды. На вокзале он продемонстрировал мне ещё одно доказательство своего расположения, когда подошёл к тому месту, где я стоял, и сердечно пожал мне руку. Визит в Канди оказался очень неудачным из-за того, как с монархом обошлись в башне, где эта всемирно известная реликвия хранится за четырьмя замками, ключи от которых находятся у правительственного поверенного, Деванилами, кандийского дворянина, являющегося наследным хранителем драгоценности, и верховных жрецов двух королевских монастырей в Канди, очень неприятных персон, о которых говорилось ранее. Во втором томе «Листов старого дневника»1 я подробно рассказывал об этой реликвии и её очень трогательной истории, поэтому мне нет смысла повторять здесь её детали; достаточно только напомнить, что она размером примерно с зуб аллигатора и не имеет никакого сходства с каким-либо зубом, который когда-то рос из челюсти животного или человека.
Он слегка изогнут и закруглён на конце, его длина составляет около двух дюймов, а ширина у основания – почти один. Его точная копия, раскрашенная таким образом, чтобы она напоминала оригинал, и закреплённая на золотой проволочке, отходящей от сердцевины серебряного цветка лотоса, попала ко мне несколько лет назад при очень странных обстоятельствах, и теперь её можно увидеть в раритетной шкатулке, хранящейся в Адьярской Библиотеке. Всю историю о Зубе2 рассказал доктор Жерсон Да Кунья. Его оригинал был уничтожен архиепископом Гоа по приказу местных представителей Святой инквизиции, которые запретили вице-королю Д. Константино де Браганса принять баснословную сумму в размере не менее 400000 крузадо (1 крузадо – монета достоинством в 2 шиллинга 9 пенсов), предложенную королём Пегу в качестве выкупа.
Итак, история в том, как было приказано уничтожить Зуб Будды. В присутствии местных представителей Святой инквизиции и высших государственных сановников архиепископ растёр Зуб в ступе, бросил порошок в мангал с огнём, а затем развеял пепел вместе с древесным углем над бегущей рекой на виду у множества людей, «толпящихся у веранд и окон с видом на реку». В своих размышлениях об этом акте вандализма доктор Да Кунья весьма саркастичен. Он говорит: «Если есть точка, в которой сходятся две крайности, то это она и есть. Сжигание Зуба во славу Всевышнего – точка соединения возвышенного и смешного».
Фанатичные и невежественные буддисты объясняют размер претендента на роль Зуба тем, что во времена Будды «люди были гигантами, а их зубы, так сказать, не отставали от их большого роста». Конечно же, всё это вздор. Говорят, что нынешний объект поклонения был сделан из части оленьего рога королём Викрамом Баху в 1566 году, чтобы заменить оригинал, сожжённый португальцами в 1560 году. Другие буддисты считают, что на самом деле утраченный зуб являлся всего лишь подделкой, а настоящий спрятан в надёжном месте, и в руки португальцев попала именно его поддельная копия. Однако посетители нашей Библиотеки могут сами увидеть, как в действительности выглядит реликвия Канди и составить насчёт неё своё собственное мнение. Следует напомнить, что в знак высочайшего уважения зуб был показан нам с Е. П. Б. во время нашего приезда в Канди в 1880 году. Его Величество король Сиама, естественно, пожелал увидеть столь широко известную буддийскую реликвию, и когда его допустили в комнату в Далада Малигаве, он захотел потрогать реликвию руками, но два кандийских аристократа выступили с возражением против такого «дурного вкуса и крайней степени невежества», хотя брату короля, принцу Дамронгу, и даже царевичу-христианину (нынешнему царю) было позволено это сделать во время их визитов в Канди. Естественно, король был возмущён таким явным оскорблением и вышел из храма; он вернул подарки, сделанные ему разными первосвященниками, и вернулся в Коломбо.
Конечно, на вокзале его встретили члены Комитета, и он ещё раз радушно меня поприветствовал. Он вызвал разочарование у двух больших толп, собравшихся согласно программе в храмах Малигаканда и Куппьяватте, попрощался с правительственными чиновниками и сел на королевскую яхту, которая в тот же день отправилась в обратный путь. Вместе с остальными членами Буддийского Комитета я проводил его на пристани. Не желая забегать вперёд, мы выстроились на противоположной стороне платформы. Увидев меня, он подошёл ко мне, пожал мне на прощание руку и попросил от его имени выразить благодарность буддийской общине за удовольствие, которое он получил от оказанного ему радушного и многолюдного приёма.
Во время нашего непродолжительного общения произошёл один случай, который доставил мне истинное удовольствие. Узнав, что его личный секретарь Прайя Шрисди покупает часы, булавки для галстуков, кольца и другие украшения, чтобы подарить их принимавшим активное участие в организации приёма Его Величества, я отправился в Дом Королевы и сообщил этому джентльмену, что не буду принимать такого рода сувенир, поскольку мой интерес к Его Величеству вызван не его положением короля, а статусом единственного оставшегося буддийского правителя. Я добавил, что получил всё, что хотел от общения с ним, поскольку лишь желал засвидетельствовать своё уважение по этому случаю. «Но», – сказал секретарь, – «если Его Величество захочет сделать вам такого рода подарок, как вы поступите?». Я сказал ему, что если бы он таким образом был мне навязан, то я не смог бы без соблюдения правил хорошего тона от него отказаться, но непременно отдал бы его кому-нибудь после отъезда Его Величества. Более чем вероятно, что он рассказал об этом королю, потому что в тот день, прежде чем покинуть Дом Королевы и отправиться на пристань, он прислал мне свой фотографический портрет в полный рост и в полном обмундировании, с его подписью, упоминанием моего имени и датой. Теперь он висит на стене в моём личном кабинете. На нём он выглядит утончённым, но хорошо сложенным и напоминающим солдата мужчиной с благородного вида лицом, на котором запечатлелось выражение спокойного достоинства. Он стоит, опираясь руками о меч, а его грудь сплошь увешана драгоценными орденами.
Когда известие о происшествии в Канди дошло до Коломбо и распространилось в массах, в отношении глупых кандийских аристократов, разрушивших своим поступком гармонию визита Его Величества, поднялась волна негодования. И было совершенно невозможно ошибиться в подлинности этих чувств! Комитет немедленно организовал подкомитет в составе мистера Г. Дона Каролиса, доктора Переры из Перака и меня, которым было поручено отправиться в Канди, расследовать факты и рассказать о них на публичном собрании, созванном в Малигаканде в воскресенье 2-го апреля. Мы поехали в Канди, собрали всевозможные показания и наши настоящего виновника в лице ныне покойного мистера Т. Б. Панабокке. На расширенном собрании Комитет, представляя свой отчёт, сообщил, что пришёл к следующим выводам:
1. Что только мистер Панабокке виновен в оскорбительном замечании в Далада Малигаве, сделанным 21-го марта, которое так расстроило Его Величество и заставило его отказаться от своих доброжелательных намерений преподнести дары нашим бхиккху и храмам.
2. Что его отказ позволить Его Величеству прикоснуться к реликвии и взять с собой древнюю книгу с её копией был санкционирован либо первосвященниками, либо его коллегами из Специального Комитета, состоящего из трёх человек, на которых возложены официальные функции Дива Ниламе, и что он один несёт ответственность за все неприятные последствия этой ситуации.
3. Что его заявление окружному судье о том, что он всего лишь выражал волю первосвященников, противоречит подписанным ими заявлениям об обратном, а также заявлению его коллеги по Комитету мистера Нугавелы Ратемахатмеи.
(Подписи) Г. С. Олькотт, Д. Б. Перера и Г. Дон Каролис (Хевавитарана, Мухандирам).
Председатель и его заместитель обратились к участникам собрания по вопросам, вынесенным на рассмотрение. Мистер Дуллеве Адигар произнёс длинную речь, в которой решительно осудил действия мистера Панабокке, отказавшего королю осуществить своё желание. Он заявил, что Зуб разрешалось трогать как христианам, так и буддистам, пользующихся большим авторитетом, и следовало исполнить желание единственного из ныне живущих буддийских монархов. Он заявил, что буддийская община должна осудить этот поступок и донести до Его Величества истинное положение дел. В конце своей речи он предложил принять следующую резолюцию: «Принимая во внимание, что буддийская община Цейлона глубоко огорчена некоторыми неуважительными поступками в отношении Его Величества короля Сиама во время посещения Далада Малигавы 21-го апреля, и поскольку расследование фактов, проведённое Исполнительным Комитетом, которому буддийская община поручила организовать приём Его Величества по прибытии в Коломбо, неопровержимо доказало, что ответственность за данные поступки лежит на мистере Т. Б. Панабокке, президенте Окружного Комитета Центральной Провинции, назначенном в соответствии с Постановлением о буддийских мирских делах, и ни на ком другом; поэтому сим решено, что буддисты Цейлона протестуют и осуждают его поведение как невежливое, неуместное и совершенно лишённых каких-либо оснований».
Резолюцию поддержал МИСТЕР СИМАН ФЕРННДО. Он также высказал несколько замечаний, осуждающих действия мистера Панабокке. Затем резолюция была поставлена на голосование и была принята единогласно. После резолюции, выражающей искреннюю благодарность Исполнительному Комитету за его эффективную работу, по предложению мистера А. Переры и при поддержке мистера Д. К. Педриса единогласно была принята и с энтузиазмом поддержана следующая резолюция:
«Расширенное собрание буддистов Цейлона поручает своему председателю и секретарю направить по соответствующему каналу копии этих резолюций и отчётов, касающихся инцидента с Зубом Будды, Его Величеству королю Сиама и довести эти документы до его сведения с мольбой о том, чтобы он признал буддистов Цейлона полностью невиновными в этом происшествии и принял их единодушное заявление об уважении и любви лично к нему и его королевскому дому, а также о любви к сиамцам, их единоверцам».
Таким образом, этот инцидент, непростительный сам по себе, обрушил карточный домик, который мы вместе с принцем Присданом так бережно возводили, строя здание международного братского союза трёх буддийских наций, и надеялись его достроить. Конечно, на суть вопроса это нисколько не повлияло, изменив лишь сиюминутное отношение короля к этому делу. Расставаясь со мной на пристани, он сказал, что всестороннее всё обдумает, но добавил, что воплотить в жизнь эту идею будет очень трудно. Я осмелился обратить его внимание на то, что не менее трудная задача была успешно решена применительно к инициации и счастливому расцвету образовательного движения на Цейлоне, и что я был убеждён в возможности реализации нашего плана международного буддистского объединения.
Перевод с англ. А.П Куражова
28.06.2023 08:03
ИСТОЧНИК: Перевод с англ. А.П Куражова
ВНИМАНИЕ:
В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:
1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".
2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.
3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".
4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.
5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".