Листы старого дневника. Том V. Главы XXXV, XXXVI, XXXVII. Генри С. Олькотт
.jpg)
Мадрас, Индия.
ГЛАВА XXXV
ФОКУСЫ РАЗНЫХ НАРОДОВ
(1896)
Нами часто обсуждался вопрос о покупке дома в Гайе для приезжих монахов, связанных с Обществом Махабодхи, и было решено, что это сделка должна быть оформлена на моё имя. Казначей этого Общества, мой дорогой старый друг Нил Комул Мукерджи, дал мне чек на три тысячи рупий, и 19-го февраля в Ховрах я сел на почтовый поезд, идущий в Гайю. Когда я прибыл туда на следующее утро, меня встретили бабу Нанда Киссур Лалл и Индрасекара, с которыми я провёл день, осматривая дом, а также участок земли, купленный Дхармапалой. Я решил не покупать дом, а порекомендовать построить новый на участке Дхармапалы. Вечер я приятно провёл в компании двух ранее упомянутых джентльменов и ещё одного теософа, бабу Прийя Натха Мукерджи, попечителя окружного совета. Я выехал из Гайи обратно в пятницу в 10.30 утра, провёл день и ночь в поезде и прибыл в Калькутту в 5.45 утра в субботу. В тот день у меня состоялась важная встреча с мистерами Манмоханом Гхошем и Коттоном, советником противника нашего проекта Маха-Бодхи, индуистского маханта Бодхгайи, далёкий предок которого поселился на буддийской земле, получил на неё право у властвующего в то время главы мусульман и построил на ней монастырь из камней, оставшихся после разрушения ступы Маха-Бодхи. Мы согласовали предварительный список вопросов для обсуждения с нашими настоятелями. Однако мы не пришли ни к какому окончательному соглашению, и дело погрязло в судебных разбирательствах, что повлекло за собой очень большие издержки для обеих сторон.
Я забыл упомянуть, что во время этого приезда в Калькутту я успешно разрешил спор между Бенгальским Теософским Обществом и одним из его членов, доктором Ракхалом Чандрой Сеном, о праве собственности на здание, занимаемое Филиалом Теософского Общества. В действительности в основе этого спора лежало расхождение во мнении об уместности и законности преподавания Вед шудрам. Долгое время спор был ожесточённым, но, в конце концов, утих.
Среди визитов, которые я нанёс в Калькутте, один был к известному астрологу по имени пандит Тарини Прасад Джйотиши, визитная карточка которого была довольно любопытной. Он рекомендовал себя как обладателя универсального оккультного знания, если так можно выразиться. Например, он говорил о себе как о «Составителе Великого Универсального Гороскопа Королевы, опытнейшем учителе йоги и астрологии в Калькутте, профессоре йога-даршаны, астрологии, тантра-видьи, физических и оккультных наук, хироманте, телепате, прирождённом ясновидце, истинном собирателе древностей, пророке и Задкииле Индии». Интересно, как он мог крепко спать с таким грузом титулов, тяготивших его ум?
Западному человеку и в голову не придёт, в каких случаях обращаются к астрологам в Индии. Я полагаю, что нет ни одного ребёнка, после рождения которого сразу же не составляется его гороскоп. И этот документ хранится как семейная реликвия на протяжении всей его жизни, и к нему обращаются во всех ситуациях. Ранее я упоминал, что иногда предсказания астрологов оказывались на удивление точными. И подчас они сбываются из-за совершенно неожиданных обстоятельств, например, несчастного случая, произошедшего в предсказанное время. Однако не моё дело защищать астрологию, когда у неё есть такие замечательные сторонники как Алан Лео, Уолтер Олд, Джордж Уайлд и ряд других, которых прославляют западные газеты.
Двадцать третьего февраля в 7 часов утра я выехал на поезде из Силды в Алмазную Гавань, где сел на пароход «Эридан» и отплыл в Мадрас; меня провожал доктор Хьюббе-Шлейден. Для этого времени года характерна ясная погода, и Бенгальский залив, место зарождения и царствования циклонов и прочих ужасных бурь в другие сезоны, был спокойным как река, и к огромной радости нас, путешественников, ярко светило солнце. Я с удовольствием познакомился с мистером Аллен Форманом из Нью-Йорка, его супругой и его матерью, миссис Александер Форман, которые оказались в числе пассажиров. Когда на третий день мы прибыли в Мадрас, я отвёз их в Адьяр, где мы провели день, а ближе к вечеру доставил своих переполненных восторгом приятелей обратно на корабль. Во время моего отсутствия доктор Скроджин уехал в Америку, но мистер Кларк и англичане остались и составили мне компанию. В течение следующих нескольких дней всё своё время я посвятил работе с бумагами, и, естественно, много внимания уделил редактированию «Теософа».
Примерно в то же время некое событие заставило меня поискать в библиотеке статью о «Фокусниках и колдунах», которую можно найти в XVIIвыпуске «Теософа»на стр. 419 и которую стоит прочитать. Однако для тех, кто не имеет доступа ко всем номерам нашего журнала, я приведу цитаты из данной статьи на эту всегда интересную и наводящую на размышления тему. Я воспользовался присутствием в доме мистера Токудзавы и попросил его написать несколько заметок о своём личном опыте встреч с фокусниками в Японии, на его родине. Эти заметки имеют особую ценность, поскольку исходят от джентльмена, несомненно, правдивого и обладающего незаурядными умственными способностями, поскольку он был избран верховным жрецом своей секты, чтобы сформировать одну из групп молодых студентов-теологов (саманер), которые должны были поехать на Цейлон для изучения языка пали, а затем вернуться и помочь в работе сравнения священных книг Северного и Южного буддизма. Мистер Токудзава говорит:
«Когда я был четырнадцатилетним подростком, меня отвели в дом известного фокусника, и после того, как мы внесли входную плату, нас пригласили в помещение, где на полу были разложены японские подушки для посетителей. Фокусник бросил на жаровню с горящими углями какое-то снадобье, от которого вскоре по комнате распространился странный запах. Он позвал своего мальчика и, поставив его рядом с собой, неподалёку положил на пол небольшой кувшинчик и начал бормотать заклинание, которое, как я теперь понимаю, походило на монотонное повторение того, что индусы называют мантрами. Через некоторое время сквозь душистые пары я увидел, что мальчик начал уменьшаться. Я не мог поверить своим глазам, но пристально смотрел на этот феномен. Мальчик пропорционально уменьшался, и, казалось, что каждую секунду он становится младше на год. Я слышал истории о чем-то подобном, происходящем на спиритических сеансах в Америке, когда фигура детского «духа» постепенно уходит в пол комнаты, пока не исчезнет на глазах у зрителей, а затем снова появляется в обратном порядке и, в конце концов, пропадает. Конечно, я не знаю, это правда или вымысел. Это весьма замысловато, но, как следует из сказанного, не идентично тому, что я видел в Японии, где мальчик фокусника не проваливался сквозь пол, а только становился всё меньше и меньше, стоя на одном и том же месте. В конце концов, он уменьшился до размеров детской куклы. После этого фокусник взял его и, словно мальчика с пальчик, опустил в кувшин и накрыл рукой. Мы были поражены, когда в следующую минуту увидели, как он по зову своего отца вышел из другой части комнаты и приветливо нам улыбнулся.
Однажды в дом моего отца пришёл известный фокусник и продемонстрировал своё искусство. Среди показанного им меня крайне изумил один фокус. Как известно, поперечные балки крыш наших домов расположены довольно низко. Этот фокусник поместил каплю воды (я не знаю, чистой или с каким-то веществом) на нижнюю поверхность одной из этих балок, затем зажёг свечу из растительного воска, какие распространены в нашей стране, и стал держать её в пространстве под каплей, бормоча заклинания и перемещая её то вверх, то вниз, то вправо, то влево, словно ища точку, где бы на неё подействовала сила притяжения. Спустя какое-то время, очевидно, найдя что-то ему нужное, он осторожно убрал руку, и свеча, как казалось, осталась подвешенной в воздухе. Пламя ровно горело, и свеча замерла на месте. Фокусник не отрывал глаз от капли и свечи до тех пор, пока последний след влаги не исчез, после чего свеча упала на землю. Я могу себе представить только то, что это было сделано с помощью невидимой нити. В то же время, мне кажется, что если бы использовалась нить, то она сгорела бы в пламени, и, кроме того, её было бы нельзя приклеить к балке без кусочка воска, который должен быть достаточно большим, чтобы стать всем нам заметным.
Один из самых известных трюков фокусников – сделать в доме потоп. Его видят чаще всего, и он может быть подтверждён тысячами очевидцев. Фокусник окропляет пол водой, произносит заклинания и обмахивает все места в доме веером. После этого дом начинает заливать вода, как при разливе реки. Конечно, на самом деле ничего подобного не происходит, но всё это имеет полное сходство с реальностью. Вода поднимается всё выше и выше, пока вся мебель в комнате не начинает казаться намокшей и готовой уплыть. Это продолжается около двадцати минут, после чего вода спадает, и при тщательном осмотре не выявляется никаких признаков сырости1.
В западных странах в видоизменённой формеможно часто видеть следующий трюк. Фокусник берёт противень с углями, зажигает их и быстро обмахивает веером до тех пор, пока они не разгорятся, после чего проглатывает их один за другим. Перед тем, как начать это делать, он, конечно же, показывает зрителям свой рот и просит их убедиться, что никаких хитроумных приспособлений и приёмов, включая химическую нейтрализацию, при этом не используется. Когда он проглатывает последний кусок раскалённого угля, он снова открывает рот для осмотра. По истечении примерно десяти минут он начинает извлекать угли изо рта, пока противень не наполнится ими вновь. Особенность этого трюка состоит в том, что выплюнутые угли раскалены до такой же степени, как те, которые проглатывались.
У нас в Японии есть определённый класс религиозных аскетов, называемых ямабуси, посвятивших свою жизнь религиозным аскезам, и, как говорят, они обладают силой совершать то, что простые люди называют чудесами. Фактически они являются йогами или белыми магами Японии, и вера в них так широко распространена, что если человек начинает страдать от чего-то, связанного с предполагаемым влиянием потусторонних сил, то он обязательно сходит к этим аскетам за советом. С ними связано множество историй.2
Но чтобы можно было составить представление об этой особой секте, достаточно будет рассказать следующее. Когда-то, скажем, около пяти лет назад, в одной деревне в нескольких милях от Токио жил некий обеспеченный человек. Однажды ночью несколько сельских жителей, намазав лица чёрной краской и прикинувшись неграми, ворвались в его дом и совершили ограбление, унеся с собой крупную сумму денег. Полиция и сыщики очень старались найти виновных, но тщетно. От безысходности он обратился к ямабуси. И когда этот святой человек приступил к работе, она представляла собой странное зрелище. Он собрал всю деревню и, осмотревшись, сказал, что непременно найдёт грабителей. Он принёс с собой котёл, который поставили на землю и насыпали в него множество камешков. После этого он приказал развести под котлом сильный огонь и ждать до тех пор, пока котёл и камешки в нём не накалятся докрасна. Когда это было сделано, он обратился к собравшимся и сказал, что будет без разбора бросать в них пригоршни раскалённых камешков, которые ни в малейшей степени не причинят вред невиновным, но станут прилипать к лицам грабителей. Затем, запустив руки в котёл, он начал бросать в толпу огромные пригоршни раскалённых камешков, пока их полностью не раскидал. После этого все увидели, что к лицам некоторых сельчан пристало множество камешков, и они корчились от боли. Тогда ямабуси обвинил их в грабеже и, к изумлению всей деревни, они признали свою вину».
По-видимому, в Японии со времён глубокой древности существует крупный центр магической науки. Распространилось ли это знание из Индии через Тибет, Китай и Корею на восток, как полагают некоторые, или же изначально появилось в самой Японии, неизвестно. Однако я думаю, вполне вероятно, что магия, которую Марко Поло видел при дворе Хубилай-хана, имела японское происхождение, потому что (как только на днях я узнал от мистера Токудзавы) великий завоеватель Чингисхан был японским принцем, и в японских летописях есть описания его подвигов. Те, кто читал бесценный рассказ Марко Поло (см. издание Бона, стр. 156), вспомнят, как он говорил:
«Сидит великий хан за трапезой в своих покоях, а перед ним на высоту примерно в восемь локтей высится стол, вдали от которого стоит большой буфет, где расставлены чаши для питья. И с помощью колдовства чаши сами наполняются из кувшинов вином, молоком и любыми другими напитками без касания к ним прислуги, после чего перелетают по воздуху на расстояние в десять шагов и попадают в руки великого хана. После мере того, как он их опустошает, чаши возвращаются на свои места, и всё это происходит в присутствии лиц, приглашённых ко двору Его Величества».
Из той же книги мы узнаём, что тибетцы «являются некромантами и своим дьявольским искусством совершают колдовские феномены, необычнее и обманчивее которых никто никогда не видел и не слышал. Они вызывают бури, сопровождаемые вспышками молний и раскатами грома, и производят множество других чудес». Что на это скажет полковник Янгхазбэнд?
Жители острова Сокотра, говорит Марко Поло, – могущественные колдуны, «и если на какой-нибудь их корабль нападёт пиратский, то они обязательно его заколдуют, и он не сможет продолжить плаванье до тех пор, пока нанесённый пиратами ущерб не будет возмещён». Какая замечательная демонстрация искусства гипноза на практике, которому позавидовал бы профессор Бернгейм!
Все древние истории изобилуют рассказами о чудесах магии. Мы находим их у греков, римлян, евреев, норвежцев, чехов, этрусков, китайцев, египтян, саксов и, фактически, у всех народов Европы. Когда трубадуры выродились в бродячих артистов, они стали «жонглёрами» (jongleur), дав начало слову «фокусник» (juggler). Имена самых замечательных современных фокусников знакомы всем людям Запада. Среди них самым выдающимся был Робер-Удэн, который, как справедливо замечает Американская энциклопедия, «прилагал к своему искусству не только истинный гений, но и возможности науки».
Герман (Hermann), очень известный знаток этого дела, поразил американцев, когда приказал шести снайперам стрелять в него из армейских винтовок мечеными пулями, из которых ни одна в него не попала, после чего он продемонстрировал их на тарелке ещё горячими на ощупь и прекрасно узнаваемыми благодаря заранее нанесённым на них тайным меткам. Это не новый трюк, поскольку мадам Блаватская в «Разоблачённой Изиде» рассказывает, что видела в Африке, как это делал некий колдун, и Лэйнг, первый европеец, вошедший в контакт с племенем сулима, «видел, как местный вождь проделал тот же трюк с более широким размахом, причём любопытным образом: мушкеты, нацеленные на него, всегда давали осечку, но когда их, даже неожиданно, направляли на другие объекты, они хорошо стреляли». Это куда лучше, чем делал Герман.
Настоящий индийский феномен быстрого роста растений, имитацию которого показывают каждому путешественнику, хорошо известен и краснокожим индейцам Северной Америки, особенно племенам арапахо и шайеннов. Их шаманы при дневном свете выходят на голую, выжженную солнцем песчаную равнину, становятся тесным кругом вокруг определённого места, поют какие-то особые стихи, и когда они расходятся, можно видеть, как из земли уже пробивается густая свежая зелёная трава. Ныне покойный генерал Касс из Мичигана описывал, что сделала скво (индианка) из племени чиппева, которая вместе с ним смотрела грандиозный «танец изгнания хворей». В руке она держала странную сумку, сделанную из высушенной змеиной кожи, в которой, как она объяснила генералу, были некие амулеты и предметы для магических ритуалов. Генерал посмеялся над её словами, тогда скво, сильно рассердившись, бросила сумку на землю, которая в ту же минуту превратилась в живую змею и вынудила его выбежать из палатки. Это было в Макино, где он в то время находился на службе.
В одной из недавних статей в «Сан-Франциско Экзаминер» этот же генерал пишет:
«Ныне покойный Гаррик Маллери из Бюро этнологии однажды рассказал мне, как в 1860 году в резервации «Белая Земля» он стал свидетелем чего-то совершенно необъяснимого. Там был известный шаман, который заключил пари с посредником местного правительства о том, что последний не сможет связать его веревками так, чтобы ему невозможно было тут же высвободиться. Этот представитель, которому помогали Маллери и другие белые люди, самым тщательным образом связал индейца и поместил его в конический вигвам, стоявший в чистом поле. После этого никому не разрешалось к нему приближаться. Как только все покинули вигвам, из него послышались ужасные громкие звуки ударов, а сам он начал раскачиваться из стороны в сторону, словно собираясь вот-вот разорваться на части. Спустя две-три минуты индеец подозвал людей и послал их в один из домов, расположенный в нескольких сотнях ярдов, со словами, что там они найдут свои верёвки. Одного из белых людей послали в указанный дом, и в нём он нашёл эти веревки, причём со всеми сложными узлами, оставшимися неразвязанными. Тогда участники «комитета по связыванию» открыли вигвам и увидели в нём шамана, курящего трубку со своим чёрным магическим камнем на коленях. Но ни трубки, ни камня в вигваме раньше не было. Глава сообщества шаманов, услышав об этой демонстрации, сообщил, что совершивший её будет убит, если повторит такое же представление из корыстных побуждений. Очевидно, что заниматься такого рода проституцией дел религиозного характера считалось неподобающим.
Племя вабено пользуется блестящей репутацией по части некоторых видов трюков. Этих индейцев другие краснокожие называют «играющими с огнём». По ночам они совершают множество ужасных ритуалов с участием огня. Они держат огонь в руках и проходят сквозь него. Говорят, что они могут приказать пламени выходить из своих ушей, ртов и ноздрей. Считается, что они могут превращаться в зверей с огненными глазами. Один трюк, который они совершают по-настоящему, кажется совершенно необъяснимым. Шаман племени вабено садится в своём шалаше, в то время как молодые люди полностью окружают его кольцом ярко пылающего огня. В это же время таким же образом окружается огнём пустой шалаш, расположенный на расстоянии пятидесяти шагов от первого. Оба шалаша плотно запираются, и все жители деревни смотрят на них, не смыкая глаз, и, тем не менее, через несколько мгновений, когда разбирают хворост, шамана обнаруживают спокойно сидящим в ранее пустом шалаше, в то время как тот, в котором он прежде находился, оказывается пуст.
К племени, с которым я был знаком, принадлежал один индеец. Как правило, с ним мало кто считался, и краснокожие соплеменники его презирали. Он всегда носил с собой сумку для лекарств, сделанную из шкуры старой утки. Мне рассказали, что однажды он присоединился к идущей на рыбалку компании. Когда они заплыли уже далеко, появилось несколько лодок с враждебно настроенными дикарями. Индейцы попытались спастись бегством, но их враги гребли быстрее, и, очевидно, что шансов уйти от погони у них не было. Преследователи приближались так быстро, что убегавшие потеряли присутствие духа. Один из преследуемых обратился к индейцу-изгою и сказал: «Если твоя утиная шкура хоть на что-нибудь годна, используй её нам в помощь, причём быстро!». В ответ хозяин сумки из утиной кожи окунул её в воду, и тут же скорость лодки увеличилась настолько, что группа рыбаков смогла убежать от своих преследователей. Похоже, вперёд лодку толкал дух утки, выступивший в роли пароходного колеса».
Упомянутый ранее офицер, подполковник Гаррик Маллери из США, был моим старым армейским другом и, сотрудничая с Бюро Этнологии, на момент своей смерти занимал влиятельное положение в научном мире.
Египет всегда был прибежищем магии и колдовства, и копты, возможно, унаследовали их от своих предшественников, атлантов. В своей книге («Современные Египтяне», том II, стр. 106) мистер Э. У. Лэйн рассказывает об очень удивительных вещах. Все они стоят того, чтобы о них прочитать, но я упомяну только об одной из них:
Раздевшийся до пижамы фокусник «приказывает двум людям связать его по рукам и ногам и помесить в мешок. Когда это сделано, он просит пиастр, и ему говорят, что его дадут, если он высунет руку и возьмёт его. Он высовывает руку и убирает её назад, после чего его вытаскивают из мешка по-прежнему связанным. Затем его снова помещают в мешок, и он выходит из него уже несвязанным и вручает зрителям небольшой поднос, на котором стоят четыре или пять маленьких тарелочек с разной едой, окружённой несколькими маленькими зажжёнными свечками, если представление проводится ночью. И еда идёт на угощение зрителям».
В Японии я сам видел нечто подобное, но не так близко, как мне хотелось бы. В основном это были трюки, связанные с эквилибристикой и ловкостью рук. Однако я не могу сказать, можно ли отнести к ним следующее. Это было в храме Нагои, где меня поселили. Фокусник продемонстрировал мне несколько примеров своего удивительного искусства обращения с волчком, а под конец попросил таз с водой, над которым два или три раза провёл рукой, а затем, используя верёвку, снова раскрутил свой волчок, заставив его вращаться прямо на поверхности воды. Если бы кто-то с помощью теории механики смог привести этому феномену объяснение, я бы хотел с ним ознакомиться. Возможно, это был гипноз.
_________________________________
1 – Конечно, это гипноз. Вызывание дождя – это широко известное искусство, которым пользуются африканские племена, как в их собственных странах, так и в рабстве. Многочисленные примеры этого приводит автор брошюры «Обеа Ванга». Среди разных историй о вызывании дождя мистер Г. Дж. Белл в своей работе об обеа рассказывает о маленькой девочке (её принадлежность к какой-либо расе не указана) из вест-индийской Сент-Люсии, «которая обладала злосчастной способностью вызывать дождь, где бы она ни находилась. Первый раз дождь начался совершенно неожиданно, и мать ребёнка была поражена, узнав, что он пошёл в спальне, в которой тогда жила эта маленькая девочка. Бросившись наверх, мама девочки обнаружила, что средь бела дня в комнате с потолка хлещет настоящий ливень, который заливает пол, … хотя на улице было ясно и сухо. Девочку перевели в другую комнату, и в ней сразу же начался точно такой же сильный ливень, а комната, из которой она только что вышла, снова стала совершенно сухой». Тогда ребёнка повели в огород, где надо было срочно поливать овощи, но дождя не было: феномен происходил только в помещениях.
2 – Замечательный пример подобной истории можно найти в волнующем кровь рассказе мадам Блаватской «Заколдованная жизнь» из сборника «Кошмарные рассказы». В Японии один ямабуси дал мне свиток с портретом основателя их секты по имени Эн-но Гёдзя, на котором у его ног простёрлись два элементала. Я отдал его Е. П. Б.
ГЛАВА XXXVI
СМЕРЬ МИСТЕРА ДЖАДЖА
(1896)
.bmp)
У.К. Джадж. Около 1884 года. Публикация в журнале «Теософ»1896 год.
Настоящая глава – предпоследняя в пятой серии или томе моих воспоминаний об истории Теософского Общества. Мне было приятно их писать, а, судя по моей переписке, другим их читать. Я считаю очень счастливым обстоятельством, что мне удалось прожить уже сто пятьдесят месяцев с начала написания этой истории, поскольку все её подробности не известны никому, кроме меня. И теперь, когда Е. П. Б. ушла, было бы жаль, если бы наше движение, так явно призванное оказывать благотворное влияние на многие народы и приносить так много пользы человечеству в распространении благородных религиозных учений, осталось бы без точной летописи, тем более, что события его истории были столь волнующими, а битвы – столь тяжёлыми. Меня утешает, что даже если по какой-то причине я не смогу продолжить нашу работу, то в этом рассказе сохранится верное изложение тех потрясений, через которые нам было суждено пройти, и это позволит будущему историку рассказать о нас всю правду, если он будет к этому склонен.
Срок полномочий Его Превосходительства лорда Венлока на посту губернатора Мадраса подходил к концу. Вечером 1-го марта мы вместе с мистером Кларком побывали на его прощальном приёме в банкетном зале, где видели непривычные глазу яркие мундиры и блестящие мантии принцев. Через три дня в том же банкетном зале оргкомитет, собранный в честь Венлока и возглавляемый махараджей Визианаграмма и раджей сэром С. Рамасвами Мудальяром, устроил проводы Его Превосходительства и Его леди, которые были такими же пышными.
На следующий день я получил телеграмму из Майсура с приглашением приехать туда и открыть филиал. Пятнадцатого марта я проводил мистера Кларка на пароход «Клан Маккензи», идущий в Англию через Коломбо. Семнадцатого марта я написал обращение к Американскому Съезду и издал исполнительное уведомление о назначении сингальского ветерана-аристократа Дуллеве Адигара генеральным директором буддийских школ в области Канди. Тем же вечером я выехал в Майсур и, проехав всю ночь, прибыл в Бангалор на следующий день в 7 часов утра. Члены местного Теософского Общества встретили меня на вокзале, накормили и проводили в дорогу дальше. После целого дня, проведённого в поезде, вечером я прибыл в Майсур, столицу махараджи одноимённого штата. На вокзале меня снова встретили друзья, в сопровождении которых я добрался до дома, где остановился. Ко мне приехал сэр Сешадри Айер, чтобы поговорить на близкую его сердцу тему философии веданты. Это поистине великий местный государственный деятель, выдающиеся способности которого получают всё большее признание после его смерти ввиду постоянно растущего процветания Майсура. Как обычно, меня обвесили гирляндами, окропили духами и усадили выслушивать приветственное слово, пестрящее комплиментами. Всё это было очень мило, но через некоторое время мой желудок заурчал, требуя пищи. К несчастью, местный оргкомитет не подумал снабдить меня кухонными принадлежностями, поэтому мне пришлось довольствоваться наспех собранным обедом из холодного варёного риса, принесённой с базара булки и молока. Но утро оказалось более удачным, так как служащий майсурского дурбарамаркиз Вивиани де Феррайзани прислал мне необходимые кастрюли и сковородки, но это было уже слишком поздно, чтобы спасти меня от приступа несварения, который длился весь день.
Я заглянул в дом сестры мистера Говиндачарлу, образованного брамина, последователя вишиштадвайты и бывшего государственного служащего, который был настолько добр, что бесплатно предоставил бесплатное помещение для готовящегося к открытию Филиала. Также я сходил в Восточную библиотеку, возглавляемую моим другом пандитом Махадэвой Шастри, под мудрым руководством которого она превратилась в полезнейшее собрание древних рукописей и печатных книг. Затем я нанёс визит вежливости маркизу Вивиани и поблагодарил его за предоставленные кухонные принадлежности. Вечером я выступил с речью перед многолюдной аудиторией на тему «Теософия». Самым рьяным защитником женского образования в Мадрасском округе был мистер Нарасимьянгар, член Теософского Общества, казначей Майсурского дурбара. Двадцатого марта мы с ним посетили большую и процветающую школу для девочек, которую он основал, большей частью, на свои собственные деньги. Несварение желудка не покидало меня весь день, но вечером я всё-таки выступил перед ещё одной огромной аудиторией со своей второй лекцией на тему «Душа и карма». В тот же день началось подписание документов о приёме в члены Общества, которое продолжалось весь следующий день до вечера, когда я открыл Майсурское Теософское Общество в составе двадцати пяти человек. Президентом этого Общества был избран мистер Нарасимиангар, а секретарём – пандит Махадэва Шастри. В воскресенье 22-го марта я принимал посетителей, был занят разговорами, а вечером выступил с лекцией на тему «Лучшее образование для мальчиков-индусов», после чего в 22.50 выехал в Шрирангапатнам.
По своим дневниковым записям я вижу, что именно в этот день в Нью-Йорке умер У. К. Джадж после трехсот двадцати девяти дней пребывания у власти в качестве лидера отщепенцев. Бедняга! Он променял всё, что дала ему Теософии на чечевичную похлёбку!
На следующий день в Серингапатаме я увидел знаменитый летний дворец султана Типу, великого воина, которого англичанам было так трудно одолеть. Произведённое им на меня впечатление я выразил словами «красный, позолоченный и безвкусный». На внешних стенах здания запечатлена серия батальных сцен, на которых изображены британские войска в характерной для того времени необычной форме. Днем я выступил в большом здании школы с лекцией на разные темы, которые меня просили осветить, и она перешла в беседу. Затем ночным поездом я выехал в Бангалор.
Конечно, я в него прибыл уже на следующее утро. Там меня разместили в комнатах нашего процветающего Филиала, где я принял множество посетителей. В течение многих лет Бангалор был центром теософской деятельности, в котором избранное меньшинство членов Общества посвятили себя самоотверженной работе по распространению наших идей. Свой рабочий день я завершил лекцией на тему «Теософия», прочитанной перед, как обычно, многолюдной аудиторией и состоявшейся в средней школе Раи Бахадура А. Нараянсвами Мудальяра. На следующий день я не очень хорошо себя чувствовал и выходил из дома только для того, чтобы сфотографироваться с большой группой членов нашего Общества. А вечером того же дня я выступил с лекцией на тему «Лучшее образование для мальчиков», в которой говорил о том же, что и в Майсуре. После этого я выехал в Мадрас почтовым поездом.
Двадцать девятого марта из Нью-Йорка я получил вторую телеграмму о смерти Джаджа, на этот раз от мистера Нерешаймера (первая была получена от мистера Фуллертона). Это повлекло необходимость отправления ответной телеграммы и телеграфной передачи полученного известия мистеру Стэплсу, генеральному секретарю Австралазийской Секции. Официально объявив об этом факте в исполнительном уведомлении (см. приложение к «Теософу» за апрель 1896-го года), я напомнил о делах покойного во благо Общества и осудил культивирование всех недобрых мыслей по отношению к нему. Я сказал:
«Служение мистера Джаджа нашему Обществу со времени его основания до момента отделения от него в прошлом году отличалось полезностью, рвением и практической направленностью, проявлявшимися во всей его работе. Как карма привела его в наше движение, так та же таинственная и непреодолимая сила вырвала его из наших рядов в расцвете сил и полным надежд, не позволив его планам воплотиться. Нам всем надлежит помнить о множестве его добрых дел, позабыть наши личные обиды и выразить его семье и нашим уважаемым бывшим коллегам соболезнование по поводу их невосполнимой утраты».
Я хочу, чтобы эти слова послужили противовесом всем жестоким и ужасным высказываниям последователей и преемников мистера Джаджа обо мне и других людях.
ГЛАВА XXXVII
РАДЖПУТСКАЯ СВАДЬБА
(1896)
В то время был запланирован мой официальный визит в Европу, но миссис Безант, судья Кхандалавала и Бомбейское Теософское Общество советовали мне от него отказаться, так как не видели в нём необходимости. Но я предпочёл следовать своей собственной интуиции и решил поехать, к каким бы последствиям это ни привело.
Среди полезных мероприятий, которые были проведены в Соединённых Штатах, чтобы поддержать энтузиазм членов нашего Общества и показать им, как они могут послужить Делу в ожидании начала работы новой Секции, явилось учреждение чикагского комитета из преданных Делу дам – миссис Дарлинг, доктора Уикс-Бернетта, миссис Тисдэйл, миссис Брэйнерд и миссис Трамбалл – при активном содействии мистера Фуллертона, который называл себя «Центром распространения Теософии». В своём печатном проспекте он говорит, что этот центр «организован для оказания действенной помощи великому духовному движению под названием «Теософия», а его материнское Общество находится в Индии, которым руководит полковник Г. С. Олькотт, и в настоящее время Секции этого Общества распространены по всему цивилизованному миру». В нём мистер Фуллертон спрашивает каждого читателя, что он может сделать для этого Великого Дела; знает ли он кого-то из своего окружения, готового объединиться с ним в группу для организации и проведения встреч; сможет ли лектор, направленный в его края, собрать аудиторию, и возможно ли найти группу людей, готовых обучаться по переписке, то есть, с помощью распространения листовок и инструкций с вопросами и ссылками на те или иные книги. Деятельность некоторых из вышеперечисленных леди, особенно доктора Уикс-Бернетт, миссис Дарлинг и миссис Брэйнерд, была весьма активной, и их влияние чувствовалось во всей Секции.
Между тем, дела у первой из моих школ для париев пошли настолько хорошо, что её управляющий написал в «Мадрас Мэйл», что вскоре будет вынужден отказаться от приёма новых учеников. Второго апреля мы с доктором Инглишем присутствовали на годовщине местного Общества по предотвращению жестокого обращения с животными, где нам представилась возможность впервые увидеть нового губернатора, сэра Артура Хэвлока. В течение всего срока его пребывания у власти у нас с ним были неплохие личные отношения. Четвёртого апреля я выдал Устав Новозеландской Секции как отдельному подразделению, включавшему Филиалы в Окленде, Данидине, Крайстчёрче, Веллингтоне, Пахиатуа, Вудвилле и Уэйтмате, и назначил мисс Лилиан Эджер, магистра искусств и члена Теософского Общества, временно исполняющим обязанности Генерального секретаря, сообщив ей об этом телеграфом. Шестого апреля я побывал на завтраке в Доме правительства и был там радушно принят; губернатор искренне расспрашивал меня о миссис Безант и рассказал, что она уже много лет дружит с леди Хэвлок. Восьмого апреля во второй половине дня ко мне зашёл мистер Холдер, смотритель Школы Искусств, чтобы посоветоваться по поводу новых полок, которые устанавливались в библиотеке для размещения книг, недавно пополнивших нашу коллекцию.
Одиннадцатого апреля началась ужасная жара, и когда я выезжал в Бомбей, столик термометра быстро полз вверх. В Бомбее я советовался по вопросам дел зороастрийской религии с доктором Дживанджи, мистером К. Р. Камой и уже постаревшим сэром Диншоу М. Пети. В пять часов вечера я председательствовал на лекции мистера Ганди, состоявшейся в нашем помещении, а вечером выехал в Сихор, чтобы попасть на свадьбу дочери принца Харисинджи. Моим спутником в этом путешествии был будущий жених,Харбхамджи Раваджи, принц Морви. Это была одна из самых жарких поездок, которые я когда-либо совершал: стояла столь удушающая жара, что я даже начал бояться теплового удара. Но жаркие дни не могут длиться бесконечно, и тем же вечером в Сихоре у нас появилась возможность подышать свежим воздухом.
Загородный дом принца Харисинджи находился в Варале, и это место было нашим пунктом назначения. От Сихора наше путешествие продолжилось в экипажах по самой худшей из дорог, по которым мне когда-либо доводилось ездить. Он петляла через скалы и проходила по ущельям и длинным склонам. Две рессоры в карете принца и одна в нашей сломались. Харисинджи встретил нас в миле от деревни, в которую наша процессия въехала в окружении толпы из более чем трёх тысяч зевак. На въезде в деревню карету принца Харбхамджи остановила группа женщин, которая, распевая гуджаратские песни, нарисовала на его лбу тилак (красное пятно).Лагерь принца был разбит в «Олькотт Багхе», просторном саду, названном в честь меня, а я сам разместился в доме Харисинджи. Согласно княжеским обычаям для молодожёнов было построено специальное бунгало, где они должны были провести свой медовый месяц.
Поскольку этот рассказ вместе с другими войдёт в книгу и в её составе отправится в дальние страны, до которых наш журнал, возможно, никогда не дойдёт, а свадьба в Варале была очень живописным и интересным действом, в этой главе я приведу её описание, уже появившееся в «Теософе» за июнь 1896-го года.
В день приезда я так устал после утомительного путешествия из Бомбея и ужасной жары, что лёг спать очень рано. На следующий день состоялась церемония «установки столбов» мандапа, или свадебного дома, временного богато украшенного сооружения, в котором должна проходить свадьба. Собственно говоря, мандап – это навес, место, где в древние времена девушка выбирала себе мужа из толпы собравшихся поклонников-раджпутов. Они демонстрировали своё мастерство в военном деле и атлетических упражнениях, и девушка останавливала свой выбор на победителе. Мы можем проследить этот обычай в рыцарских турнирах и других боевых состязаниях средневековья, победитель которых получал право назвать Королеву Любви и Красоты. Этот обычай красочно описан в «Свете Азии» и, согласно буддийской легенде, в этих соревнованиях несравненный молодой принц Сиддхартха превзошел всех остальных, как это он сделал в философских и метафизических спорах с высокообразованными пандитами.
Чтобы освятить мандап, в заранее вырытую яму в углу комнаты, соответствующему местонахождению солнца в текущий момент, устанавливают красный столб с двумя колышками, пропущенными через него под прямым углом друг к другу. Сначала всегда призывают бога Ганапати (олицетворяющего Оккультную Мудрость) молитвой и возлиянием. Он – вождь ганов, или видов элементальных духов, и индусы во всех своих начинаниях добиваются его благосклонности в первую очередь. Брамины читают мантру, держа руки ладонями вверх. Затем руки поворачивают ладонями вниз, чтобы указать место, где должна быть сконцентрирована шакти, или энергия этого бога. Поверх этого места расстилают белую ткань и осыпают её сырым рисом, ставшим красным от порошка кумкум. Затем ему поклоняются, произнося множество мантр; в яму для столба выливают молоко, бросают в неё стебли травы дурба, несколько орехов бетеля, сушёный плод мадана-пхал (дерева Купидона) и монетку. После этого на столб наносится порошок кумкум, к нему привязывают листья пяти разных деревьев (пипала Вишну, манго и баньяна Брахмы, асопало и умры), которые обладают благоприятным влиянием на добрых элементалов и притягивают их к столбу. Затем совершают взывание к богине дома (Готра-дэви) и четырнадцати другим божествам, представляющим шакти, или потоки силы Шивы, Вишну, Брахмы, Индры, Вайю, Варуны, Сурьи (семи солнечных лучей), Агни, Локаматры (Космоса), Дэвасены (всего воинства богов) и так далее. Я понял, что домашние жрецы принца Харисинджи были настолько невежественны, что даже не имели ключа к смыслу космических сил, благозвучные имена которых они воспевали в своих санскритских мантрах. Они всего лишь знали, что это делается для того, чтобы призвать для молодой пары здоровье, долголетие и плодовитость. В особенности меня возмутил пурохит, или семейный гуру, который, когда смолкли последние песнопения брачной церемонии, громко напомнил принцу, что он должен ему 500 рупий, земельный надел, несколько манговых деревьев и прочий бакшиш (мзду – прим. переводчика)! Вышеупомянутые церемонии совершаются как в доме невесты, так и в доме жениха.
Когда угловой столб мандапа (ныне окрашиваемый в красный цвет, а ранее вырезавшийся из камня) с необходимыми надписями, сделанными в соответствии с предписаниями «Шилпа шастры», или правилами архитектуры, должным образом установлен, отец невесты проводит церемонию призывания грах, или влияний девяти планет, с включёнными в их состав Раху и Кету. В специальном месте мандапа он разводит огонь, и в то время как брамины повторяют свои мантры, бросает в него рис, который только что на нём приготовили, топлёное масло (гхи), поленья из дерева самидха, одного из девяти видов деревьев, подходящих для использования в таких случаях, неочищенный тил (семена кунжута) и чжау (зёрна, похожие на рисовые). Жених у себя в доме делает то же самое.
Тем же вечером мне было позволено стать свидетелем совершенно не производящей впечатления церемонии воззвания к милости Ранадэвы (исказившегося до Рандала) или Сурьядэвы, центральной духовной силы, которая пребывает в видимом дневном светиле, этом настоящем вихре силы притяжения, связывающем с ним миры нашей солнечной системы. Вульгарная пуджа унизила этот благороднейший идеал самым ужасающим образом. Могущественного бога солнца олицетворял отталкивающий чёрный разряженный идол, а жрецом был неопрятного вида бродяга, который сидел перед ним, пока его не охватил приступ дрожи, точно такой же, как у современных медиумов, после чего он вскочил на ноги и запрыгал, издавая хриплые вопли. Считается, что если ему задавать вопросы, то в таком экзальтированном состоянии он начнёт на них отвечать и пророчествовать о грядущих событиях. Я внимательно наблюдал за ним и пришёл к убеждению, что он шарлатан. И чтобы проверить его, я задал ему два вопроса, один о результатах моего нынешнего путешествия, а другой о смерти некоего человека, и теперь правильность его ответов рассудит только время. Конечно, его пророчество, касающееся второго вопроса, явилось полной противоположностью моим собственным ожиданиям.
На следующий день процессия принесла подарки жениха невесте и положила их в мандап вместе с её приданым. Все вместе они составляли пышное зрелище, сверкающее и красочное. Кажется, что у Кусумавати будет достаточно нарядов, чтобы ей хватило их на всю жизнь! Среди них было более 200 коротких курток ярких цветов, которые носят раджпутские женщины из высшей касты, и несчётное количество сари из тканей цвета чайной розы, золотого, пурпурного, малинового, розового, янтарного, синего, голубого, изумрудного, серо-зелёного, фиолетового цветов и других шелков с искусно вышитыми украшенными ровными или фестончатыми краями, причём некоторые из них стоили более тысячи рупий. Затем были принесены подносы и огромные столы с индийскими украшениями из золота, в том числе, инкрустированными драгоценными камнями, которые являлись подарком жениха, но, большей частью, – отца невесты. За этим последовали сосуды, подносы и светильники из серебра, латуни и других сплавов; стёганые шёлковые покрывала, набитые мягкой ватой, и другие вещи в столь большом количестве и вызывающие столь огромное недоумение, что они не заслуживают упоминания. Все эти подарки для княжеской дочери, дочери древнего рода, приносились на щитах её предков. Эти старые потемневшие от времени круглые щиты с латунной чеканкой и толстой кожей буйвола выглядели так, будто их использовали много веков назад. Когда Кусумавати и её отец захотели, чтобы в память о свадьбе я забрал с собой какой-нибудь драгоценный камень, я предпочёл взять вместо него один из этих потемневших от времени щитов, и после того, как мне его подарили, я повесил его на стенах «Гулистана», и теперь он постоянно напоминает мне об одном из самых романтических событий в моей жизни.
Человеку, не урождённому индусом, сама свадебная церемония была особенно интересна. Её внутренний смысл заключался в том, чтобы показать союз мужчины и женщины, их совместное взывание ко всем добрым силам, основание домашнего очага и появление дома. Обе стороны (жених идёт первым) приветствуются на пороге мандапа санскритскими мантрами, им наносят на лоб красное пятно (тилак), для них совершают возлияние святой воды с листа одного из деревьев с благоприятным влиянием, их обмахивают небольшими моделями сельскохозяйственных орудий и предметов домашнего обихода – плуга, прялки, пестика для измельчения риса и так далее. Перед приходом жениха родители невесты сидят на отдельных подушках, обратившись лицом к жрецам и как бы соединившись друг с другом шёлковым шарфом, концы которого каждый из них держит в своих руках, потому что во время ведической церемонии жене можно слушать стихи только тогда, когда она таким образом соединена и слита со своим мужем. Затем эта пара проходит через специальную церемонию очищения, чтобы она стала готовой передать свою дочь избранному ею мужу, и то же самое делают с женихом, чтобы он стал достойным получить этот драгоценный дар.
Жениха принимают и усаживают, а невесту, скрытую вуалью, вводит процессия женщин под распеваемые ими благотворные песнопения и провожает её до подушки, на которую она сядет лицом к жениху. Затем следуют различные церемонии, в том числе передача невесты родителями, сопровождающаяся возлиянием воды и самым древним символом дарения в виде соединения рук молодой пары, привязывания к жене конца шарфа жениха, с которым она таким образом сохраняет связь на протяжении всей оставшейся части церемонии (поскольку она теперь считается уже обручённой), и четырехкратного обхода парой очага, во время которого жена находится справа от мужа. Жена всегда занимает такое положение по отношению к мужу за исключением трёх случаев – когда она спит, совершает Питри Карму (поклонение предкам) и приносит в дар землю и слонов (подробности последнего обряда можно найти в шлоках «Дана Чандрики»).
Общепринято, что все индусы из высоких каст принадлежат к одной из четырёх Вед, и на их свадебных церемониях читаются мантры и прочие шлоки именно из их Вед. Стихи для кшатриев такие же, как и для браминов, но в пуджу и приношения обычай внёс изменения в соответствии с гунами каст. Так, гуна браминов – саттва, а гуна кшатриев – раджас, следовательно, у последних есть пышность, демонстрирующая царственное величие, которое отсутствует в соответствующей церемонии у браминов. Поскольку семья Харисинхджи принадлежала к Яджурведе, а семья Харбхамджи – к Самаведе, то для каждой из сторон требовалось пропеть двойной набор мантр.
Затем молодая пара каждый раз после завершения обхода огня кидает в него в качестве приношения гхи, джаву и талу, три вида горючих веществ. В конце церемонии новобрачные садятся рядом и получают поздравления от друзей и подарки, которые могут быть им предложены. После этого они идут в дом отца невесты и проводят любопытную церемонию возлияния семи небольших порций гхи из чашечек, скрученных из листьев манго или асопалава, формируя из гхи стекающие по стенам дома струйки и одновременно призывая благоволение Тримурти – Брахмы, Вишну и Шивы. На этом бракосочетание заканчивается, и отныне двое становятся одной плотью.
Те, кто знаком с индуистскими религиозными обычаями, знают о том, что охранительная сила религии следует за всем сущим повсюду. Когда объявляется о первой беременности будущей матери, проводится жёстко регламентированная церемония во благо её и будущего потомства, которая совершается на седьмом и девятом месяцах беременности и включает в себя пение мантр из Ригведы, Яджурведы и Атхарваведы, а на восьмом месяце – из Самаведы.
Жениха привели на эту церемонию в составе большой процессии под дикий рёв военной музыки, пронзительные звуки тростниковых духовых инструментов и зычный рокот военного барабана, в который бил ехавший на лошади седобородый старый воин. Процессию возглавляла кавалерия Бхаванагара, а принц Харбхамджи, окружённый сиянием множества факелов, утопал в сверкании золота и драгоценностей, восседая на молочно-белом коне. Возвращение супружеской пары в дом жениха проходило намного спокойнее, и когда подошло время, молодожёны были предоставлены друг другу для сладкой близости их новых отношений. Более красивую и обаятельную пару было трудно найти: он – благородный интеллектуал, голова которого занята высокими думами, она – превосходно сложенная индийская красавица, обладающая незаурядными умственными способностями и имеющая хорошее образование, жизнь которой была освещена солнечным светом счастливой семьи и проходила в окружении горячо любящих её отца и матери.
Свадьба в Катхиаваре собрала вместе сотни людей, слетевшихся на неё, как мухи на мёд. Накормить такое множество персон на свадьбе Харисинджи явилось весьма затратным делом, о чём свидетельствуют следующие статистические подсчёты.
Со стороны принца Харбхамджи было лишь 52 человека (родственников и прислуги), поскольку им пришлось приехать из Бхуртпура в Варал, преодолев более чем 1400 миль. Родственников Харисинхджи насчитывалось около ста, а примкнувших к ним – ещё около четырёхсот. К этому прибавим 50 кавалеристов. Все они ежедневно выпивали 200 галлонов молока. Было задействовано 150 лошадей и 100 волов, которые суммарно везли 50 экипажей и ежедневно съедали 80 тонн сена.
Но ещё надо учесть благородную армию бардов численностью 827 человек. Они бывают двух классов: дасунди, или те, кто состоят при семье или роде (их было 154), и чараны и бхаты, или странствующие менестрели и чтецы из простолюдинов (их было 673). Согласно древнему обычаю, они имеют право получать со стороны жениха ценные подарки, а со стороны невесты – угощение на всём протяжении церемонии. Затем идёт толпа нищенствующих оборванцев, стекшихся со всей округи, кто откуда. Среди них были миры и лунгхи, исповедующие ислам, но получившие милостыню (их было 367), затем катхи – народность предположительно скифского происхождения, сейчас населяющая весь Центральный Катхиавар, который, как можно видеть, катхи назвали в честь самих себя (их было 388 человек). Кроме этого, прочих нищенствующих монахов, браминов, бовов (индусских аскетов), факиров (мусульманских аскетов) и им подобных было 2066, бхандов (шутов) – трое; к ним добавим ещё труппу из пяти искусных деревенских актёров, иногда с большим драматизмом разыгрывавших сцены из Пуран и легенд о героях и героинях, семеро музыкантов и, наконец, труппу танджурских танцовщиц из Бароды, специально приглашённых для развлечения гостей на свадьбе. Таким образом, можно видеть, что бедный Харисинхджи должен был принять не менее 3663 званых и незваных гостей помимо шестисот с лишним близких и дальних родственников с обеих сторон. Я не сильно ошибусь, назвав раджпутов заядлыми выпивохами, это следует из того, что двое джентльменов ежедневно выпивали каждый по четыре бутылки бренди, а ещё один – по пять бутылок крепкого деревенского самогона, причём двое первых закусывали, а последний, высокий и прямой, как струна, здоровенный старик – нет.
Так было положено начало ещё одной княжеской семье кшатриев, да пребудет с нею мир.
Перевод с англ. А.Куражов
(8).png )
11.01.2023 08:31
ИСТОЧНИК: Перевод с англ. А.Куражов
Сергей Оленев11-01-2023 17:10:01
Заявление Олькотта: «По своим дневниковым записям я вижу, что именно в этот день в Нью-Йорке умер У. К. Джадж после трехсот двадцати девяти дней пребывания у власти в качестве лидера отщепенцев. Бедняга! Он променял всё, что дала ему Теософии на чечевичную похлёбку!», - более чем странно и предвзято, крайне жестко по отношению к умершему. Ибо посчитал, что теософия изучается только под его руководством. Причем здесь чечевичная похлебка? Джадж жертвенно и безвозмездно руководил обществом все время, многое финансировал из своих средств в ущерб семье. Началом раскола послужило неслыханное гонение на Джаджа, после его предупреждения руководства Т.О. о влиянии черных магов в его среде.
Видимо предупреждение Джаджем Безант, которая находилась под влиянием Ледбитера, медиума принесшего ТО множество проблем. В том числе и прекращение связи с Махатмами Шамбалы. Это предупреждение, которое было воспринято неадекватно и предубежденно, как видно из цитаты Олькотта в своё время: «Но поскольку вдобавок к этим сомнениям мистер Джадж обвинил меня в практике чёрной магии и работе под руководством чёрных магов (Ледбитера, возможно и еще других людей авт.)»
Е.П.Блаватская утверждала высокий уровень духовности Джаджа, который был выше Олькотта и Безант. И то, что Джадж не хотел выставлять на общее рассмотрение сокровенный источник своих выводов, с тем, чтобы не бросить тень на Учителей, поскольку в жесткой дискуссии с оппонентами ему бы не поверили. Обвинение в медиумизме Джаджа (из-за связи с Махатмами)- это явно предвзятое и оскорбительное отношение к нему. Начало гонений на Джаджа пришлось на честолюбивого и богатого человека пожелавшего возглавить ТО в Америке, о котором предупреждала еще Блаватская, что он постарается разрушить общество, если не возглавит. Так за оказанное предупреждение Джадж получил крайне негативное порицание от руководства ТО даже после смерти.
Сергей Целух11-01-2023 23:57:01
Я благодарен А. Куражову за прекрасный перевод всех 5 книг Генриха Олькотта, которые меня обрадовали и взволновали. Я был постоянным читателем их, этих мудрых писаний. Но больше всего меня взволновала смерть верного и преданного ученика Елены Блаватской Уильяма К. Джаджа. Я решил сказать о нем несколько своих благодарных слов. Вот они:
В 1875 году Уильям Джадж пришёл с визитом на улицу Ирвинг Плэйс. Дом 40, Нью-Йорк, и тогда, в первый раз в этой жизни, Елена.Блаватская встретилась лицом к лицу со своим будущим самым преданным учеником и другом. Уильям Джадж описал эту первую встречу с Блаватской в статье «Навеки Ваша, Е.П.Б.» «Меня поразили её глаза, глаза человека, которого я знал в давно прожитых жизнях. Во время первой встречи она взглянула на меня, как бы узнавая, и с тех пор этот взгляд никогда не менялся. Она увидела, что я не праздный, философствующий субъект, на ощупь пробирающийся сквозь коридоры жизни в поисках света, затемнённого учениями и фантастическими теориями. Для неё я был тот, кто долго бродил по лабиринту жизни в поисках единомышленников, способных указать верный Путь. И, отвечая на призыв, она открыла мне свои замыслы, не вдаваясь в детали, просто рассказала о них и вернулась к тому, чем была занята. Это было так, как будто накануне вечером мы разошлись по домам, отложив на завтра дела, требующие обоюдного участия. Мы были учителем и учеником, старшим и младшим братьями, стремящимися к одной цели. Но она обладала силой льва и знаниями мудреца. Мы стали друзьями, и с первого мгновения я почувствовал удивительное умиротворение». Джадж сначала был руководителем Теософского общества Нью-Йорка, а затем, в 1886 году, стал генеральным секретарем Американского Теософского общества. Издавал журнал «Путь», писал статьи и книги о теософии. Их сотрудничество никогда не прерывалось, а было «навеки», как писала Елена Петровна. В этом же году он начал издавать журнал «Путь», существующий до настоящего времени. В 1888г. У.К. Джадж помогал Елене Блаватской организовывать Эзотерическую школу, а после ее смерти стал членом внешнего руководства этой школы. Его вклад в развитие теософии высоко оценивала Е.П.Б. «Мой дорогой У.К.Д., мой единственный друг. Я никогда не забуду его преданность, его непоколебимую дружбу», - пишет Блаватская. А в другом письме есть таки е слова:«Что ж, сэр и мой единственный друг, кризис приближается. Я заканчиваю «Тайную Доктрину», и ты должен будешь заменить меня или занять моё место в Америке. Я знаю, что ты успешно справишься, если твоё сердце выдержит, но оставайся преданным Великим Учителям, их Теософии и ИМЕНАМ…..Да помогут Они тебе и позволят нам благословить тебя. Мне предлагают любые деньги, доход, питание и жильё,- всё это бесплатно, только для того, чтобы я поехала в Америку работать отдельно без тебя, иными словами против тебя…Я предпочитаю потерять всех до последнего, чем ТЕБЯ». «..Дела и события могут быть повёрнуты невидимой рукой таким образом, что ты будешь единогласно избран на пожизненный срок, так же как Олькотт и я, чтобы продолжать работу после нашей смерти. Понимаешь ли ты, что это значит?! Это значит, что, если ты не согласишься, это сделает несчастной мою жизнь и смерть несчастной, поскольку меня будет преследовать мысль, что это конец теософии. Несколько лет (после смерти) я не смогу помогать её продвижению, направлять её курс, поскольку я буду действовать в теле, которое должно ассимилировать состояние Нирманакая, ведь даже в эзотерике есть такие вещи как неудача, замедление и плохое приспособление к новым условиям…Я учту всё, что когда-либо будет сделано тобой, мой любимый У.К. Д.» Для Уильяма Джаджа Елена Блаватская была гениальной личностью, мудрым Учителем и даже святой. А Теософия для него была криком его души, которой он посвятил всю свою жизнь. Алексею Куражову низкий поклон и благодарность за его труд, который станет достоянием всех любителей теософских знаний. Теософская мудрость пробивает свою дорогу ко всем нашим любознательным людям.
ВНИМАНИЕ:
В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:
1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".
2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.
3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".
4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.
5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".