Листы старого дневника. Том V. Главы XXIX XXX. Генри С. Олькотт
.jpg)
ГЛАВА XXIX
ПСИХОМЕТРИЯ И ЧТЕНИЯ АКАШИ
(1895)
Мы обсуждали вопрос о возможности отслеживания эволюционного прогресса любой сущности, исследуя, так сказать, её путь по особой орбите и отмечая перерывы в её продвижении во время последовательных вхождений в воплощения на физическом плане. Несведущему читателю это может показаться экстравагантным предположением, но в действительности, если кто-то возьмёт на себя труд ознакомиться с результатами, уже полученными в разных странах разными исследователями психометрии, то эта идея утратит весь свой аромат чуда и станет такой же рациональной, как постулат о движении планетных тел. Прошло уже более полувека с тех пор, как в 1849-м году американский врач, доктор Дж. Р. Бьюкенен, объявил миру о своём замечательном открытии психометрии.
Зародыш этой идеи попал к нему в голову в 1840-м году от ныне покойного епископа Полка из Теннесси, который в разговоре поведал, что его нервная чувствительность «настолько остра, что если он случайно коснётся куска меди, даже в кромешной тьме, когда не видно предметов, к которым прикасаешься, то он сразу же ощутит её влияние, распространяющееся по всей нервной системе, и почувствует неприятный металлический привкус». Это фраза, брошенная заурядному человеку, не породила бы никаких следствий, но, как говорит Дентон, «в этом случае нужное слово было сказано нужному человеку, и доктор Бьюкененначал серию экспериментов, давая металлы различных видов в руки людей, обладавших большой чувствительностью, и обнаружил, что существуют индивиды, которые обладают способностью называть металлы, не получая о них никакой информации, кроме тактильных ощущений, возникающих от соприкосновения с ними». Продолжив свои исследования, он обнаружил, что если этим тонко чувствующим людям дать подержать в руках вещества, имеющие определённый вкус, такие как сахар, соль, перец, а также что-то кислое или горькое и так далее, то они способны получать столь отчётливое впечатление от этих веществ, что могут распознавать и называть их, даже если они завёрнуты в бумагу и недоступны тактильному контакту. Из 130 студентов Эклектического Медицинского колледжа в Цинциннати 43 поставили свои подписи под заявлением, что они могут это делать.
Со временем Бьюкенен перевёл свои исследования в новую и очень интересную область. Он обнаружил, что его сенситивы могут, приложив ко лбу письменный документ (не важно, древний или современный), или картину, или кусок ткани, или любой предмет, который прошёл через руки человека или был им сделан, войти в психический или аурический контакт с этим человеком, как-либо связанным с этим предметом.
Таким образом, для исследований открылась огромная область истории человечества. В 1853-м году геолог и палеонтолог Уильям Дентон, прочитав об этих вещах и поразмыслив над ними, пришёл к идее, что «если на письме может запечатлеться образ его создателя и его окружения, хотя бумага подвергалась их влиянию в течение короткого промежутка времени, то почему камни не могут аккумулировать воздействие окружавших их предметов ... и почему они подобным образом не могут передавать их чувствительным людям?». И он начал с осторожностью проверять психометрические способности своей сестры, жены и, в итоге, своего маленького сына, давая им кусочки минералов, окаменелостей и других геологических образцов. К своей великой радости он обнаружил, что его предположение было правильным, и затем в течение пятнадцати или двадцати лет он проводил эксперименты и отразил их результаты в интереснейшей книге «Душа вещей». Его открытию Бьюкенен дал название «психометрия».
Я познакомился с этим открытием почти сразу же после объявления о нём и в связи с работой над этой главой недавно пролистал три тома очень интересной работы профессора Дентона, о которой только что упоминалось. Не будет преувеличением сказать, что если кто-то захочет полностью понять откровения, данные нам Ледбитером, мистером Скоттом-Эллиотом и некоторыми другими, и если он захочет постичь секрет написания мадам Блаватской своих чудесных книг о вещах, выходящих за рамки её эрудиции, то ему следует ознакомиться с принципами и историей психометрии. Хотя современные индуисты не имеют о ней представления, имя Читрагупты, их мистического божества, фактически является синонимом психометрии, поскольку, как известно каждому санскритологу, оно означает «скрытые картины», а на японской религиозной картине, которая висит на стене моей комнаты, где я пишу эти строки, бог Яма выносит приговор представшему перед ним преступнику, чьи тайные грехи, накопившиеся за его жизнь, открываются взору Ямы в волшебном зеркале, стоящем справа от «хранителя летописей» Читрагупты.
Если бы человек мог пройти свой эволюционный путь, оставляя за собой не больше следов, чем киль плывущей на воде лодки, то обсуждение вопроса о воссоздании картин прошлого было бы пустой тратой времени. Одним из самых поразительных литературных произведений является Джатакаттхаваннана, или рассказы о 550 воплощениях Будды. Предполагается, что Просветлённый время от времени вспоминал истории своих различных воплощений и отношения, которые связывали с ним некоторых его учеников. Эту работу также следует прочитать вдумчивым теософам после того, как они подготовят свой ум чтением Бьюкенена, Дентона и некоторых наших современников. Профессор Рис Дэвидс считает, что эти «Истории о рождениях» представляют собой источник, из которого вышла огромная часть мирового фольклора, и в действительности не имеет большого значения, являются ли они подлинным описанием череды реинкарнаций Шакьямуни, так как их цель заключается в том, чтобы показать, как семена нынешних событий были посеяны в наших прошлых воплощениях.
Поразительный факт, вытекающий из открытия Бьюкенена, заключается в том, что вся окружающая нас природа является своего рода фотоплёнкой, неизгладимо запечатлевающей нас самих, наши поступки, наши слова и даже наши характеры. Причём с течением времени эта фотоплёнка не тускнеет, и картина давностью в миллион лет предстаёт перед психометристом такой же яркой, живой и играющей разными цветами, словно она сделана всего час назад. Я чувствую соблазн проиллюстрировать это многочисленными цитатами из психометрических записей, собранных в книгах профессора Дентона, но, поскольку рамки моего повествования не позволяют это сделать, я приведу здесь одну-две краткие выдержки, демонстрирующих, что я имею в виду. Например, женщине-психометристу дали подержать у лба небольшой фрагмент фрески, снятый со стены «Дома Цицерона» в Помпеях, и после этого перед ней предстало множество картин. Она увидела помпейские дома с их жителями, мебелью и украшениями; толпы людей на улице; едущих в колесницах мужчин; солдат в доспехах того времени с копьями в руках; многолюдную толпу, слушавшую музыку и лицезревшую какое-то зрелище, и всё это в таких ярких красках и так реалистично, словно эти сцены она видит сегодня.
Другой эксперимент был проведён с кусочком вулканического туфа размером не больше боба, добытого при раскопках в Помпеях. Женщина-психометрист увидела другую сцену из жизни того же города, и теперь её внимание привлекла огромная гора – в действительности, сильно извергавшийся Везувий. Затем она, словно очевидец, описала ужасную катастрофу, которая в 79-м году новой эры на семнадцать веков скрыла от людских глаз этот живущий удовольствиями весёлый город, где роскошь достигла своего апогея, а сладострастие стало конечной целью высшего общества. Как известно читателю, у нас есть лишь одно достоверное описание этой великой трагедии, сделанное её очевидцем Плинием Младшим. И, как я уже говорил, ссылаясь на этот факт, если сравнить рассказ Плиния и психометрическое описание миссис Дентон, можно увидеть, что она, ни в малейшей степени не занимаясь плагиатом, сделала описание, которое могло принадлежать лишь свидетелю произошедшего. При этомисточником её вдохновения был небольшой осколок туфа, извергнутый страшной силой Везувия во время катастрофы. И для её восприятия, зрения и слуха всё было реально и живо. «Я слышу гул из недр горы. Из какой же глубины он идёт!.. Количество извергнутых масс колоссально. Непохожие на лаву, они распространяются огромными чёрными облаками, накатывающими словно волны, и накрывают местность как наводнение. Я с трудом могу поверить, что виденное мной является правдой. Это выглядит так, будто эти массы хотят под собой всё похоронить. Какое зрелище! Вот они изливаются, распространяются, пенятся, скатываясь по склону горы громадной чёрной волной. Мне кажется, что по склону горы также стекает и вода». Насколько это соответствует правде, каждый посетитель раскопанных ныне Помпей может оценить сам. Затем она увидела, как жители, объятые ужасом, выбегают в поля в тщетной надежде спастись. «Я чувствую влияние человеческого ужаса, которое не могу описать; это очень страшно… Мне хочется кричать. Здесь смешано много разных чувств, но ужас поглощает их все. Это или Геркуланум, или Помпеи. И это никакая не фантазия, это ужаснейшая реальность. Некоторые, кажется, считают это карой богов. Дикая агония, молитва и слепой страх. Теперь я их вижу. Одни заламывают руки, другие дико выбрасывают их в стороны... Теперь я вижу очень большую группу людей, одни бегут, иногда оглядываясь; другим кажется, что им не уйти, но они вынуждены идти, спасая свою жизнь. Это крайне мучительное зрелище. Я вижу, как одна женщина убегает назад от остальных, как если бы она оставила на погибель беспомощных родителей или детей, которых она теперь решила спасти, но в отчаянии она вынуждена от этого отказаться, так как вулкан начинает извергаться с новой силой, и она видит, что надежды больше нет. Теперь их окутала тьма, почти такая же непроглядная, как ночь. Они словно обезумели! Многие не знают, что делать и куда идти. Они ведут себя так, словно думают, что в огромном мире им нет больше места».
Теперь давайте перенесёмся в Древний Египет, во времена «давностью не менее двух тысяч лет, а, возможно, и намного более древние». В этом случае психометристом была не миссис Дентон, а миссис Клэпп, жена знакомого профессора Дентона. Последний прислал её мужу часть плодовой косточки, найденной в древней гробнице в Фивах (Верхний Египет). Эта косточка была размером с кукурузное зерно. Профессор Дентон ничего не сказал мистеру Клэппу о его происхождении, поэтому результат этого опыта невозможно объяснить передачей мыслей от мужа к жене. Первоначально она получила впечатление о некоем подобии пещеры, напоминавшей склеп. Затем она входит в него и в темноте видит саркофаги, представляющие собой «странного вида гробы, отличные от тех, что бывают в нашей стране: очень узкие в ногах и широкие в плечах, со странным крестом по краю со стороны ног.
Вот идёт процессия, вся одетая в чёрное. Восемь мужчин несут носилки, по-видимому, грубо сколоченные, и гроб, покрытый чёрной тканью. На них одежды, выглядящие как мантии священников, остроконечные траурные колпаки и чёрные ленты, повязанные на правые лодыжки всех мужчин, несущих носилки. Они поставили его перед склепом и смотрят на него. Ещё несколько человек ждут у входа или ворот, рядом с двумя большими каменными столбами. Четверо из восьми положили на гроб по зелёной веточке, две у изголовья, две в ногах. Теперь другие четверо привязывают к каждой веточке по кусочку чего-то чёрного и делают какие-то движения над гробом: я полагаю, прощаются. Теперь остальные направляются к склепу и по обе стороны от него выстраиваются в шеренги. Каждый прикладывает правую руку к сердцу, а левую – к краю своего колпака».
Психометрист проследила за похоронной церемонией до её завершения, поднявшись вместе с процессией по лестнице из шести каменных ступеней. Затем все они вошли в большой зал. По периметру всего зала проходит длинная скамейка или ряд сидений; по сторонам расставлены столы или что-то похожее на них; впереди, напротив входа, расположен алтарь или место для произнесения речей, а перед ним – большой ящик. Все люди направились к нему, сняли своё траурное облачение, развязали ленты на лодыжках и сложили всё это в большой ящик или коробку; затем они вышли и исчезли из поля зрения.
Так, в ходе серий многолетних экспериментов профессора Дентона были проведены психометрические исследования различных человеческих рас в очень многих странах, в самые разные эпохи и во всех мыслимых обстановках, не говоря о наблюдениях Земли в разные геологические эпохи, а также птиц, рыб, диких и одомашненных животных в до- и последелювиальные периоды вместе с использующимися орудиями труда. Кратко говоря, было получено множество фактов, позволяющих нам составить очень хорошее представление об истории нашей планеты. Разве теперь кто-нибудь скажет, что если у нас есть веские основания верить в сохранность записей о жизни людей в «нетленных анналах» Природы, то человеку, обладающему способностями к психометрии, невозможно получить дополнительные знания о семеричном строении человека и убедиться в реальности реинкарнации, так как прошлые жизни каждого из нас могут быть прослежены так же точно, как движение планеты по её орбите может быть рассчитано и предсказано астрономом? Конечно, будет справедливым заметить, что день, когда будет подтверждена научная ценность психометрических исследований, ещё очень далёк, поскольку из всего массива собранных интересных данных, допускающих возможность проверки, некоторые, вероятно, окажутся верными, а другие нет. Теперь же перед нами простирается поле для исследований, являющихся одними из самых достойных. В отношении прослеженных прошлых воплощений некоторых людей из нашего Общества будет честным сказать, что они не должны приниматься за абсолютную истину, пока наши исследователи не разовьют своё ясновидение в гораздо большей степени, чем в настоящее время, и пока они не обретут способность отстраняться от всех своих личных предпочтений или антагонизма по отношению к субъектам, эволюционный путь которых они наблюдают.
Одним из самых ярких в истории является случай профессора Хитчкока, описанный в «Нью Ингландере» им самим. «Во время приступа болезни перед ним день за днём открывались видения странных пейзажей; горы, озёра и леса, огромные скальные породы, громоздящиеся слоями до облаков – панорама разрушенного и обнажённого мира, раскрывающего мрачные тайны творения, бесформенные и чудовищные рудименты органического существования».1
Если он оказался достаточно чувствительным, то в этом нет ничего удивительного, так как он изо дня в день имел непосредственный контакт с камнями как составными частями этих пейзажей, и были постоянно ими окружён. В своей «Религии геологии», говоря о влиянии света на тела и образовании с его помощью на них изображений, он говорит: «По-видимому, фотографическое влияние пронизывает всю природу, и мы не можем сказать, где его предел. Также мы не знаем, что оно может запечатлевать на окружающем мире наши черты, изменяющиеся под воздействием различных страстей, и посредством этого наполнять природу дагерротипными2 отпечатками всех наших действий, совершаемых при свете дня.
Вероятно, также существуют методы, с помощью которых природа искуснее, чем любой фотограф, может извлекать и фиксировать эти портреты, чтобы более тонкие чувства, чем наши, могли видеть их, словно на громадном холсте, натянутом над материальной вселенной. Также возможно, они никогда не исчезнут с этого холста, а станут экспонатами великой картинной галереи природы».
Один из очень важных фактов, установленных психометрическими исследованиями, состоит в том, что воспроизвести конкретную сцену или конкретного персонажа какой-то прошлой эпохи можно одинаково хорошо с помощью небольшой крупицы материи, взятой из окружающей местности или дома интересующего нас человека. При этом нет необходимости в том, чтобы эта крупица достигала величины пшеничного зерна, поскольку во многих случаях, когда маленький фрагмент штукатурки или лавы истирался в порошок и наносился на середину лба психометриста, у него возникали столь же ясные видения, как если бы он держал в руке кусок размером с яблоко или манго. Мы можем пойти ещё дальше и заметить, что небольшой фрагмент савана мумии или занавески, когда-то висевшей в зале суда, или предмет наподобие ручки, меча или шлема, который имел контакт с телом умершего исторического деятеля, может позволить психометристу словесно передать нам яркий образ этого человека и даже его характер и мотивы. Поэтому когда психометрия будет усовершенствована, у нас появится возможность исправлять неточности исторических летописей и читать в «тайных картинах» нашего индуистского Читрагупты ныне сокрытую историю эволюции мира, а также происхождения человеческих рас и превратностей их судеб. Когда видишь, как с помощью психометрического зрения прослеживаются самые скрытые, далёкие и невообразимые события прошлого, можно понять уместность слов псалма (пс. CXXXIX) о том, что ни в раю, ни в аду, ни в самой глубокой морской пучине человек не может избежать божественной силы, и ему бесполезно призывать тьму, чтобы в ней укрыться, ибо «тьма не затмит от Тебя, и ночь светла, как день: как тьма, так и свет»3.
Психометристы профессора Дентона следили за людьми, работавшими в самых глубоких шахтах, видели обитателей морских пучин, наблюдали исторические сцены многих эпох и даже видели первобытных чудищ земли, моря и воздуха, рыщущих в поисках пищи, пожирающих друг друга и борющихся не на жизнь, а на смерть. Только у глупца при прочтении этих рассказов не возникнет ощущение, что полная изоляция человека, птицы или животного совершенно невозможна и немыслима, и что даже хорошо скрытые преступления всё равно оставят неизгладимыйслед в летописях акаши. Применительно к этому Лонгфелло, осенённый поэтическим прозрением, выразил свои идеи в следующих замечательных стихах:
ТЕНИ ПРОШЛОГО
Дома, где кто-то жил и опочил,
Населены тенями прошлых дней.
Невидимый, неслышный старожил
Здесь проскользнёт к вам вдруг из-за дверей.
То на пороге, то у кладовой,
То в коридоре – вам в лицо дохнёт
Жилец незримый и над головой
Прозрачной тенью тихо промелькнёт.
Среди гостей за праздничным столом
Сидят они, а в зале, где горят
Огни хрустальные под потолком,
Скользит теней безмолвный, тихий ряд.
В моём дому пришелец не найдёт
Того, что слышу и что вижу я:
Он видит то, что есть. Но в свой черёд
Былое встретит вновь душа моя!
Нет прав у нас на землю и на дом:
Владельцы прежние их унесли
С собою, и грозя немым перстом,
К нам тянется рука из-под земли.4
В тот же день, когда для меня были сделаны эти чтения летописей акаши (18-го сентября), я получил письмо от восьмидесятитрёхлетней старой подруги моей матери, в котором она сообщила мне интересную информацию о дне моего рождения, который она прекрасно помнила. Как жаль, что я не подумал спросить её о точном времени моего рождения, чтобы мои трудолюбивые друзья-астрологи получили шанс составить мой относительно точный гороскоп! Девятнадцатого сентября миссис Безант выступала в Ложе Блаватской с лекцией на тему «Связь человека с природой». Двадцать первого сентября они вместе с Ледбитером проследили часть моей летописи акаши, на сей раз найдя меня в столице Атлантиды, когда один из наших Учителей был верховным правителем, а Е. П. Б. – его сыном. Наиболее интересной и яркой оказалась сцена в королевских садах, где на молодого принца напала банда заговорщиков, и мне выпал случай в нужное время прийти ему на помощь.5
Двадцать четвёртого сентября, когда миссис Безант выступала с лекцией в Бристоле, я попросил Ледбитера психометрически исследовать «рождённое из цветка» кольцо, появившееся из сердцевины розы, которую я держал в руке (эта история была мной описана в первом томе «Листов старого дневника»). Он сильно меня обрадовал, увидев, что этот феномен был подлинным и незапятнанным никаким мошенничеством.
В тот же день из Амстердама приехала наша дорогая коллега мадам Мёлеманн, «мать Голландской Теософии». Двадцать восьмого сентября, оставив сестру в Лондоне, я поехал в Маргит, где меня, как обычно, очень гостеприимно приняли супруги Холмсы. Тем же вечером мы с миссис Холмс отправились в Рамсгит, где я провёл встречу, посвящённую ответам на вопросы о Теософии. Следующим вечером аналогичная встреча состоялась в Маргите в доме Холмсов.
Во вторник 1-го октября я вернулся в Лондон и, войдя в штаб-квартиру, ещё успел попрощаться с мадам Мёлеманн. Следующим вечером я успешно выступил с лекцией перед Теософским Обществом Северного Лондона, собравшей прекрасную аудиторию. В четверг вечером мистер Синнетт выступал с лекцией в Ложе Блаватской; в пятницу я проводил мою дорогую сестру в Саутгемптон, откуда в пятницу она отплыла в Нью-Йорк, после чего я вернулся в город. В четверг вечером в ложе Блаватской выступал Синнетт; в пятницу я проводил свою дорогую сестру в Саутгемптон, откуда она на следующий день отплыла в Нью-Йорк, после чего вернулся в город. Воскресным вечером мы все отправились на последнюю лекцию миссис Безант на тему «Карма» из цикла её вечерних воскресных лекций того года, и могу сказать, что в изложении этой темы ни один известный мне лектор не поднимался до уровня её таланта. В понедельник утром я сложил свои бумаги для отправки, а вечером мне устроили прощальный приём. Зал Ложи был очень искусно оформлен и украшен, а на приёме присутствовало очень много друзей. На следующий день я выехал из Лондона в Париж, чтобы затем отправиться в Индию. На вокзале меня провожало большинство из влиятельных лондонских членов нашего Общества. В Париже меня встретили мои друзья, мадам Саваль и сеньор Ксифрэ. Следующие два дня я провёл в приятной компании этих друзей, встречаясь с людьми и принимая посетителей. В пятницу 11-го октября я выехал в Марсель и после ночной поездки добрался до него к утру субботы. В Марселе, как обычно, я навестил нашего дорогого и уважаемого старого друга барона Спедальери, одного из двух ещё живых самых крупных учеников Элифаса Леви, и в тот же день отправился в Коломбо на пароходе «Иравади». Так закончилась моя поездка в Европу в 1895-м году.
__________________________
1 – «Земля грёз и Земля призраков», Э. П. Худ.
2 – «дагерротипный» – от «дагеротипия» – ранний фотографический процесс, основанный на светочувствительности йодида серебра, первая в мире работоспособная технология фотографии. – прим. переводчика
3 – Псалом 138: 12 – прим. переводчика
4 – в переводе Л. Хвостенко – прим. переводчика
5 – [См. главу «Верный до самой смерти», написанную Ч. У. Ледбитером, в книге «Воспоминания о полковнике Г. С. Олькотте», где приводится более подробное описание этого давнего случая – Ч. Джинараджадаса].
ГЛАВА XXX
ВИВЕКАНАНДА, БОМБЕЙ, ПАНЧАМЫ
(1895)
Прежде чем высадить на берег лоцмана и оборвать связь с Европой и её делами, я хочу сказать несколько слов о человеке, который выступал перед лондонской публикой в течение нескольких дней после моего отплытия из Марселя на пути домой. Это Свами Вивекананда, один из самых талантливых, убедительных и успешных современных индуистских религиозных деятелей-пропагандистов. Он сам так подробно написал и рассказал о нашей скоротечной встрече в Мадрасе, которая, я полагаю, ограничилась одной беседой, что на этом вопросе мне нет необходимости подробно останавливаться. Могу только сказать, что он не произвёл на меня впечатления человека, с которым было бы легко поладить без потери независимости. Также он не произвёл на меня впечатления хоть сколько-то верящего в существование наших Учителей. Это я объясняю тем, что он бескомпромиссный ведантист. Однако у него был драгоценный дар, которым, к сожалению, не обладает большинство современных индусов, и этот дар – искренность. Он был самой искренностью и, более того, мог пылко излагать свои идеи. Какое впечатление он произвёл на английскую публику, отражено в следующей статье из «Стандарта», экземпляр которого подвернулся мне под руку. Утверждения, что он был брамином, но носил одежду буддийского священника, конечно, ошибочны, но всё это – второстепенные подробности. Газета пишет:
«Со времён Рама Мохана Роя, за единственным исключением в лице Кешаба Чандера Сена, перед английской публикой не появлялось более интересной фигуры индуса, чем брамин, который 22-го октября выступал с лекцией в Принсес-Холле. Облачённый в длинное оранжевое одеяние буддийского священника, с поясом на талии, напоминающим монашеский, вместо обычного индийского камербанда, и в огромном северо-индийском тюрбане на голове, Свами Вивекананда в течение часа с четвертью рассказывал на самом безупречном английском языке об основополагающих доктринах школы религиозной философии, которой он посвятил свою жизнь. Своё имя в стиле многих философов и докторов средних веков, под которым к нему пришла известность, он принял после того, как стал апостолом своей школы. Как объяснил представлявший его мистер Э. Т. Стерди, первое слово его имени на санскрите означает «Учитель», а второе является санскритским термином, обозначающим «блаженство распознавания». Лекция была очень бесстрашным и красноречивым изложением пантеистической философии школы Веданты, и Свами, кажется, включил в свою систему немалую часть нравственных элементов школы йоги, что следовало из заключительных слов его лекции, так как он не пропагандировал умерщвление плоти, являющееся лейтмотивом последней школы, а в своеобразной форме говорил об отказе от всех так называемых материальных благ и удобств как о единственном пути к совершенному союзу с высшим и абсолютным Я. Лекцию открыл рассказ о расцвете грубых форм материализма в начале нынешнего столетия и позднейшем развитии различных форм метафизической мысли, которые на какое-то время затмили материализм. После этого он перешёл к обсуждению происхождения и природы знания. В некоторых отношениях его взгляды на этот предмет почти соответствовали утверждениям чистого фихтеизма, но они были выражены такими словами и расцвечены такими иллюстрациями и допущениями, к которым не прибег бы ни один немецкий трансценденталист. Он признал, что внешне существует грубый материальный мир, но поведал, что не знает, что такое материя. Он утверждал, что ум – это более тонкая материя, а за ней неподвижно стоит душа человека, перед которой внешние объекты шествуют, словно в процессии, и которая не имеет ни начала, ни конца; другими словами, душа является вечной и, в конечном счёте, является Богом. Шаг за шагом он изложил эту пантеистическую и глубоко проработанную им концепцию личностного тождества человека с Богом, снабдив её обилием иллюстраций и облачив её в очень красивые, торжественные и искренние слова. «Во Вселенной есть лишь одна душа», – сказал он, – «нет ни «тебя», ни «меня»; всё разнообразие сливается в абсолютное Единство, в одно бесконечное бытие – Бога». Из этого, конечно, следовало бессмертие души и нечто вроде переселения душ в более высокие сферы проявленного совершенства. Как уже говорилось, его двадцатиминутная заключительная речь явилась изложением доктрины отречения. В ходе неё он безжалостно и уничижительно раскритиковал «пользу» фабрик, машин, всяких изобретений и книг для человека, сравнив её с полудюжиной слов, произнесённых Буддой или Иисусом. Очевидно, что его лекция представляла собой совершенный экспромт и была прочитана приятным голосом без тени каких-либо колебаний».
Несомненно, он был сильной и яркой личностью. Он произвёл неизгладимое впечатление на Чикагский Парламент Религий и своей лекционной поездкой вызвал к жизни группу пылких последователей и учеников, которым до сих пор дорога его память и которые изначально ради него, а потом в силу собственной добродетельности оказывали гостеприимство и покровительствовали его соученикам из «Рамакришна Матха», посещавшим Соединённые Штаты после него. Кто может сказать, что могло бы произойти в Индии, если бы его преждевременно не увели с жаждущей труда нивы, обещавшей дать хороший урожай.
А теперь вернёмся к доброму кораблю «Иравади», который нёс меня домой. На протяжении всего плаванья нас сопровождала идеальная погода. Примечательно, что никто из пассажиров не страдал от морской болезни, так как плавание по Средиземному морю было таким же спокойным, как по пруду. Они даже попросили меня выступить с лекцией о Теософии, что применительно к французским пассажирам явилось лучшим доказательством их невосприимчивости к физическому дискомфорту. Шестнадцатого октября я провёл беседу на тему Теософии и оккультных наук, которая продолжалась около трёх или четырёх часов. Естественно, что те пассажиры, кто мог, каждую ночь спали на палубе, потому что стояла жара, и в каютах было душно. Семнадцатого октября мы зашли в Порт-Саид, а затем двинулись дальше. На другом конце канала мой старый приятель капитан Дюмон, инспектор движения по Суэцкому каналу, поднялся на борт, чтобы повидаться со мной. В плаванье по Красному морю нас тоже сопровождала прекрасная погода, но столбик термометра начал подниматься вверх, и с 21-го октября, пока мы не вошли в Аден, он стоял на отметке около 95 градусов по Фаренгейту. Двадцать второго октября мы добрались до Обока, французского поселения на африканском побережье, где корабль покинуло несколько пассажиров, и мы оставили часть груза. Затем мы простояли до четырёх часов утра 23-го, после чего отплыли в Джибути, тоже французское поселение на территории Абиссинии, которое французы сделали своим главным портом для разгрузки угля, чтобы избавиться от необходимости заходить для этого в Аден.
В 17.00 мы отплыли в Аден, до которого добрались на следующий день. Пассажиров, направлявшихся в Бомбей, здесь пересадили на «Сену», пароход французской компании меньших размеров, и сразу же после того, как в час дня мы на нём вышли в море, погода испортилась, так как теперь мы попали в зону влияния муссона. Большинство наших пассажиров, которые были такими весёлыми с тех пор, как покинули Марсель, теперь подвергались мучениям морской болезни. А я с упоением наслаждался обществом одного из корабельных офицеров, уроженца Гаскони и одного из самых ярких и весёлых людей, которых я встречал во время своих путешествий. Он с огромным юмором воспринял мои замечания о характерных чертах его земляков, прорисованных Дюма в д'Артаньяне и Додэ в Тартарене. Он даже был настолько любезен, что спел для меня замечательную песню «Если бы Гаронна хотела», в которой с величайшим юмором описываются безграничные возможности этой великой реки Гаскони. Если бы Гаронна только захотела, она, вероятно, могла бы изменить своё течение в каком угодно направлении, пересекая континенты, пустыни, другие реки и моря вплоть до Северного полюса, или, если бы она предпочла другое, то могла бы пересечь Европу и Азию, чтобы впасть в любое, даже далёкое море. Я не думаю, что существует более удачная иллюстрация чистой гасконады1, получившей своё название от провинции Гасконь.
Двадцать девятого октября в 10 часов вечера мы добрались до Карачи и встали на якорь. На следующее утро нас покинуло большинство пассажиров. Весь день ушёл на загрузку корабля, но однообразие обстановки самым замечательным образом нарушил импровизированный концерт, который дала жена одного местного агента компании «Мессажерис». Она была великолепной пианисткой и певицей, и никогда раньше я не наслаждался таким изысканным исполнением музыки. Пароход отчалил в 6 часов вечера. Море было спокойным, а прекрасная погода простояла весь следующий день вплоть до прибытия в место назначения, Бомбей, где мы встали на якорь ровно в полдень 1-го ноября.
Из-за путаницы со временем моего прибытия никто не поднялся на борт меня встречать, поэтому я, прождав два часа, сел в лодку и добрался в ней до пристани, а затем пришёл в нашу Штаб-квартиру, где попал на лекцию о повести «Лалла Рукх», с которой выступал высокообразованный парс Шамсул Улема Эрвард Дживанджи Джамшеджи Моди. В конце этой лекции нас с почтенным учёным парсом К. Р. Камой попросили сказать несколько слов. Судя по записи, которую я нахожу в своём дневнике за 2-го ноября, мои высказывания по поводу долга парсов перед своей религией произвели на них сильное впечатление и сблизили меня с их сообществом с новой силой. Чуть позже я расскажу об этом кое-что ещё. Второго ноября я посетил церемонию вручения священного шнура сыну моих друзей Р. К. Моди и был рад узнать, что её интерпретация, даваемая Теософией, проясняет её значение и мистическую ценность.
Тем же вечером в Штаб-квартире я выступил с лекцией на тему «Миссия и будущее Теософии», а позже посмотрел индусскую постановку «Харичандра», превосходно сыгранную в парсийском театре. Эта драма вызывает у меня постоянный интерес, и, хотя я видел её неоднократно, всё же всегда рад посмотреть её ещё раз, ибо во всей литературе нет более возвышенной оды героической приверженностичести, чем эта история об индийском царе, прототипе библейского Иова, только бесконечно превосходящая повествование о последнем с точки зрения литературных достоинств.
Несколько часов следующего дня (воскресенья, 3-го ноября) были посвящены закрытому совещанию с доктором Дживанджи об интересах религии парсов. Мне показалось, что осуществить план организации фонда парсийских исследований довольно просто, и я совершенно уверен, что если бы я был парсом, то довёл бы его до конца и за несколько лет добился бы огромных результатов. Мне всегда грустно думать о блестящих возможностях, упущенных умными, предприимчивыми и богатыми людьми из этого сообщества перед лицом великолепного урожая археологических открытий, сделанных христианскими сторонниками профессора Флиндерса Петри. Однако мы должны позволить карме делать своё дело.
После полудня я председательствовал в нашем зале на лекции «Джайнизм», с которой выступал мистер Ганди, делегат от джайнов на Парламенте Религий; я узнал, что во время моей последней поездки в Америку он на моей родине произвёл весьма благоприятное неизгладимое впечатление. К несчастью для своей религии и просвещения мира в этом направлении, он умер в расцвете сил на пике своих умственных способностей. Особую горечь этому обстоятельству придаёт тот факт, что он умер всего через несколько месяцев после того, как его приняли в Английскую судебную коллегию. Ведь ещё никто из представителейИндии, выступавших с лекциями в западных странах, не смог более достойно выдержать связанные с ними испытания и не сохранил более чистых и достойных восхищения воспоминаний о своём поведении.
Следующий день был посвящён приему посетителей и проводам. Вечером превеликое множество наших добрых друзей попрощалось со мной на вокзале «Виктория Терминус», и я выехал на поезде в Мадрас. Однообразие этой поездки было прервано необходимостью переправляться через реку, разлившуюся во время наводнения, которое недавно разрушило огромный каменный мост; а в это время поезд со скоростью черепахи проехал по временному мосту, возведённому над другой частью реки. В среду 6-го ноября я добрался до дома, который показался мне таким же прекрасным и дышащим прохладой, как и всегда после возвращения из дальних поездок. Но здесь меня поджидал мой старый враг, подагра, которая, завладев моими руками, фактически не давала мне писать самому, поэтому мне пришлось прибегнуть к диктовке. Однако, сохранив возможность ходить, я мог передвигаться и руководить строительными работами, которые всегда ведутся в Штаб-квартире. На этот раз мы сносили стены временной кухни Е. П. Б. наверху, чтобы построить новую спальню, которая тогда была нам очень нужна.
Тринадцатого числа я получил письмо от секретаря Его Превосходительства губернатора Мадраса лорда Венлока, в котором говорилось, что он посетит мою школу для париев, первую в ряде подобных, и осмотрит нашу библиотеку. В соответствующее время этот приезд состоялся, и Его Превосходительство выразил своё глубокое удовлетворение от увиденного. Мне вспоминается один довольно забавный случай. В классе детей-париев проходил экзамен по арифметике: учитель задавал задачу, а ученики записывали её на своих досках; после этого они проводили вычисления, клали свои грифельные доски на пол у наших ног и стояли в ожидании; мы их выборочно проверяли, и затем класс рассаживался по своим местам. В классе мальчиков крайним справа стоял пухлый мальчуган с очень смуглой кожей, большими, похожими на агат глазами, и обаятельной улыбкой. Мы с губернатором заметили, с каким вниманием он слушал условие задачи и как ретиво принялся за вычисления, когда задание было дано. И этот наш маленький пигмей из касты отверженных оказался среди первых, кто закончил подсчёт и положил свою грифельную доску на пол. Я точно не помню условие задачи, но оно было примерно таким: «Разделите 279 фунтов 13 шиллингов и 11 пенсов на 5». Губернатор поднял доску маленького мальчика и, сверившись с правильным ответом, находившимся у учителя, увидел, что вычисления были верными. Когда ребята возвращались на свои места, он шепнул мне на ухо: «Я абсолютно уверен, что не смог бы решить эту задачу и за вдвое большее время». В целом наши ответственные за эту школу остались очень довольны тем, как хорошо она прошла инспекторскую проверку высшего должностного лица Мадрасского округа.
На следующий день личный секретарь Его Превосходительства прислал мне его обращение к руководителям и учителям школы, текст которого приводится ниже:
«Его Превосходительство благодарит полковника Олькотта за предоставленную возможность провести инспекцию его школы, и он был рад узнать, что эта школа так хорошо работает. Тщательно изучив вопрос, как можно улучшить положение париев и низших классов, он пришёл к убеждению, что не существует более успешного способа решения этой задачи, кроме как через образование. Он не верил, что в этом направлении правительство сможет предпринять какие-либо героические усилия, которые увенчаются успехом, но полагал, что постепенное повышение уровня образованности поможет низшим классам помогать себе самим. Это приведёт к тому, что они смогут получить равные стартовые возможности с остальным населением, и, хотя на это потребуется время, он полностью уверен, что благодаря введению просвещения положение париев в конечном счёте улучшится. Поэтому сегодня утром он с особым удовольствием посетил эту школу и сам увидел, как продвигается эксперимент, начатый полковником Олькоттом. Он хочет выразить благодарность полковнику Олькотту за всё им сделанное, и, поздравляя его с успехом, который до сих пор сопровождал его работу, он искренне надеется, что эта школа будет и дальше продолжать то благое дело, которое она так удачно начала».
Это краткое, но содержательное письмо заключает в себе очень много здравого смысла, которому читатель может поразиться. Лорд Венлок прямо указывает на самую суть всего вопроса о париях, поскольку только образование может скрасить их участь, ведь только благодаря ему они смогут научиться помогать себе сами. Ни одно правительство в мире не поднимет огромную пятимиллионную массу из состояния деградации и глубокого невежества на уровень достойной и уважающей себя самодостаточной общины, если не передаст её детей в руки школьного учителя. Осознание этого факта и побудило меня отважиться на эксперимент с бесплатными школами для панчамов. И теперь все мы знаем, что добрая надежда Его Превосходительства на то, что школы для париев могут стать успешными, к счастью, полностью сбылась. Вместо одной школы, которая была у меня на тот момент, теперь четыре, и все они процветающие и весьма многообещающие. Единственное обескураживающее обстоятельство, связанное с этой работой, заключается в том, что за очень, очень немногими исключениями индусы из высших каст не проявили никакого желания ответить на заслуженный упрёк, касающийся плачевного положения париев, и на деле не предоставили мне никаких доказательств того, что они относятся к моей работе сочувственно и доброжелательно. Они просто держались в стороне, наблюдая за тем, как изо всех сил я преодолеваю препятствия, и, казалось, оставались совершенно безразличными к тому, добьюсь я чего-нибудь или нет. Некоторые из моих уважаемых коллег зашли настолько далеко, что в разговорах с третьими лицами выражали сильные сомнения по поводу того, что я не зря трачу время на попытки помочь париям, поскольку они со своим интеллектом неспособны подняться до сколько-нибудь заметного уровня культуры. Но ещё более примечательно, что эти самые люди твёрдо верят в эволюцию и должны бы знать, что каким бы малым ни был успех ученика-пария в этом воплощении, он, по меньшей мере, сильно поможет его индивидуальности сделать большой шаг вперёд в следующей жизни.
Перед отъездом из Бомбея почтенный мистер К. Р. Кама попросил меня на бумаге изложить высказанные мной взгляды на то, каким образом лучше всего содействовать процветанию зороастризма. Я пообещал ему сделать это и на следующий день после визита лорда Венлока сдержал своё слово, отправив рукопись в печать. Однако эта история слишком важна для меня, чтобы уделять ей место в конце главы, поэтому разговор о ней будет продолжен в следующей.
_________________________
1– гасконада – хвастовство с оттенком ухарства (от названия французской провинции Гасконь, жители которой считались хвастунами; во французской литературе обозначение хвастовства, похвальбы). – прим. переводчика
Первод с английского А.П. Куражов.
.jpg)
30.06.2022 13:15
ИСТОЧНИК: Пер. с анг. А.П. Куражов
Сергей Оленев02-07-2022 12:44:01
Ледбитер был медиумом, по мнению Рерихов «постоялым двором лукавых мошенников». Злой гений теософского общества. Доверять ему - признак неспособности людей распознавать сущность вещей. Ледбитер ввел в заблуждение Безант и теософское общество, посчитав Кришнамурти воплощением Великого Учителя.
ВНИМАНИЕ:
В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:
1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".
2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.
3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".
4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.
5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".