Листы старого дневника. Том V. Главы I, II. Генри С. Олькотт
ГЛАВА I
БОДХ-ГАЯ И САРНАТХ
(1893)
Теперь перед нами 1893 год, и его события будут очень важными.
Как рассказывалось раньше, в это время уже начали слышаться раскаты грома, которые предвещали бурю, собиравшуюся вокруг мистера Джаджа. Благодаря мистеру Уолтеру Дж. Олду, нашему лондонскому сотруднику, приехавшему ближе к концу прошлого года с множеством заметок и записок, мне удалось, сравнив документы, увидеть всю глубину и полноту предательства мистера Джаджа, которое он долго планировал. По записям своего дневника за 1893 год я вижу, что бóльшую часть его первого дня мы с мистерами Кейтли и Олдом провели, обобщая свидетельства по этому делу, и излишне говорить, что наши сердца погрузились в скорбь, поскольку это был, пожалуй, самый первый случай явного предательства в истории нашего Общества.
В 1889 году я привёз из Японии великолепную коллекцию японских буддийских писаний, но она до сих пор лежала на наших полках неразобранной из-за отсутствия эксперта, который бы мог её каталогизировать; но теперь мистер Каваками, молодой человек из Киото, готовящийся принять сан священника, приехал в Индию, чтобы продолжить изучение санскрита и, остановившись у нас на какое-то время, с большим удовольствием принялся за работу по составлению списка книг.
Наша столь же ценная коллекция сингальских рукописей на пали, подаренная библиотеке ныне покойной миссис Илангакун из Матары, за простое копирование которой она заплатила более 3000 рупий, всё ещё не изучена, хотя уже каталогизирована. Но я надеюсь, что когда-нибудь смогу провести тщательное научное сравнение этих двух коллекций и опубликую результаты этой работы в качестве вклада Адьярской библиотеки в буддийскую литературу.
Наши совещания по делу Джаджа продолжались день за днём вплоть до 8-го января, когда мы с мистерами С. В. Эджем и Каваками отплыли в Калькутту.
Впервые в жизни я путешествовал с теми, кого австралийцы назвали бы «толпой» епископов, поскольку моими спутниками оказались обладатели кафедр Коломбо, Траванкора и Сиднея, а также каноник Виндзора вместе с другими более мелкими сошками. Однако это никому, даже кораблю, не причинило ни малейшего вреда, поскольку обычного влияния священников на погоду, столь общепризнанного, но столь необъяснимо игнорируемого королевским астрономом и составителями навигационного альманаха, в этом путешествии не наблюдалось.
Не идя на контакт с духовенством, я познакомился с некоторыми другими пассажирами, в том числе, профессором Эдмундом Бакли (и его супругой, доктором), которые возвращались после долгого пребывания в Японии и которые оказались замечательными людьми; другим моим попутчиком был доктор Кеннеди, известный лондонский врач, официально лишённый диплома за принятие системы Маттэя в лечении рака.
В прошлом, 1901 году, я имел удовольствие снова увидеться с профессором Бакли и его супругой во время моей поездки в Чикаго, где мистер Бакли занимает важную должность в университете этого города.
В полдень 12-го января мы прибыли в Калькутту, где после спуска на землю нас тепло встретили наши добрые друзья Норендро Натх Сен, доктор Зальцер, С. Дж. Падшах, Дхармапала и другие. Доктор Зальцер предложил нам с Эджем поселиться в его доме, и мы приняли это гостеприимное приглашение с радостью. Если мне не изменяет память, именно во время этого визита доктор Зальцер совершил почти невероятное исцеление моего индусского мальчика - слуги Мунисвами от изнуряющего кашля. Никогда прежде я не убеждался в действенности гомеопатии так глубоко, как в этом случае. Затем я часто рассказывал о нём в своей лекции «Божественное искусство целительства». Факты были таковы: мальчик подхватил очень сильный кашель, который стал угрожающим, и из-за него не давал нам спать по ночам. Взявшись за это дело по моей просьбе, доктор Зальцер дал пациенту флакон с жидкостью, похожей на чистую воду, велев принимать её определённую дозу каждый час. Через двенадцать часов кашель полностью исчез и с того времени ни разу не возобновился.
Когда мы с доктором обсуждали этот случай, он сказал, что процентное содержание действующего вещества в его препарате может быть представлено дробью с единицей в числителе и неким десятизначным числом в знаменателе.
«Излишне говорить», – добавил доктор, – «что совершенно абсурдно предполагать, что виденный нами результат может быть следствием физического воздействия столь бесконечно малого количества материи. По моему мнению, секрет гомеопатического лечения заключается в действии лекарства на астральное тело: на ваших глазах только что произошёл феномен исцеления, и, поскольку ваш невежественный слуга абсолютно ничего не знает о системе Ганемана, никто не сможет сказать, что его выздоровление обязано, главным образом, воображению. Следовательно, если лекарство произвело исцеление, то как вы сможете его объяснить, не прибегая к теории действия на астральном плане, которую я только что выдвинул?».
Теория доктора Зальцера пролила свет на густой туман, окутывающий проблему гомеопатии, позволив нам, во всяком случае, как теософам, понять до сих пор непостижимую связь причины и следствия в этой системе медицинской практики. Несомненно, что лошадиные дозы аллопатических средств воздействуют на физический план, равно как почти чудесные результаты, подчас получаемые с помощью гомеопатических «высоких потенций», связаны с планом астральной материи и могут быть объяснены только воздействием на неё.
В этот приезд в Калькутту я потратил много времени, пытаясь ускорить осуществление планов Дхармапалы относительно Бодх-Гаи и других буддийских святынь, для чего обращался к личному секретарю вице-короля, главному секретарю правительства Бенгалии и другим должностным лицам, которые гоняли меня друг к другу, снимая с себя всякую ответственность. Однако я был слишком хорошо знаком к такой стратегией, чтобы даже в малейшей степени позволить себе разочароваться и отступить. В конце концов, они направили меня к маханту Бодх-Гаи, владельцу собственности и тому самому человеку, которого мы хотели выселить из занимаемой им величайшей буддийской святыни!
Находясь в Калькутте, мне посчастливилось познакомиться с доктором П. К. Рэем, профессором Президентского колледжа и человеком, имя которого в то время было известно всему западному научному миру. На встрече, устроенной в саду его дома, я встретил преподобного А. М. Боуза, магистра искусств, представителя Брахмо Самадж и других выдающихся светских леди и джентльменов. После четырнадцати лет, проведённых в Индии, мне было очень интересно впервые оказаться в обществе, состоявшем из индусов, но внешне не имевших с ними почти ничего общего, за исключением смуглой кожи и лёгкого оттенка индийской самобытности, к примеру, выражавшейся в добавлении индийского сари к европейской одежде, которую носили леди из Брахмо Самадж. Демонстрируя самообладание с чувством собственного достоинства и ведя интеллектуальные разговоры, они вызывали у меня чувство, словно я нахожусь в европейском обществе; вместе с тем, пришедшие на встречу мужчины по своей культуре, свободному владению языком и степени личной независимости даже превосходили тех, которых можно было встретить в западных странах. Именно по этим чертам и атмосфере всей встречи можно было легко понять, почему брахмоизм оказал такое слабое влияние на индийскую нацию. Он явно чужд духу индийского народа и в большей степени выражает западные, а не индийские идеалы. Как я уже раньше говорил, брахмоизм едва удержался на ногах, в то время, как Арья Самадж, организация, созданная намного позже, распространилась по всей Северной Индии как лесной пожар. Она учредила сотни своих филиалов, основала большой колледж в Лахоре, открыла школы и библиотеки, построила залы для проповедей, привлекла к работе целую армию лекторов и начала свой путь к успеху. И это потому, что ныне покойный Свами Даянанд был убеждённым арийцем, страстным последователем Вед, а планы развития его движения были созвучны индийским сердцам и не имели даже намёка на иностранное влияние. Конечно, это была просто новая индийская секта, которая, следовательно, не имела ничего противоречащего индийским идеалам, тогда как брахмоизм, несмотря на блестящее красноречие и несомненную учёность его лидеров, не смог набрать цвет на почве индийского ума из-за присущих ему элементов, чуждых национальному индийскому характеру. С богословской точки зрения брахмоизм родственен западному унитаризму, и в действительности, когда я пишу эти строки, Брахмо Самадж занят благим делом, пытаясь собрать средства, чтобы увековечить память ныне покойного преподобного С. Флетчера Уильямса, уважаемого унитарианского священника, который два или три года проповедовал в разных унитарианских церквях. К отдельным лидерам Брахмо Самаджа, с которыми мне посчастливилось познакомиться, я испытываю глубочайшее уважение. От этого я ещё больше сожалею о том, что их движение не добилось успеха, на который позволяли рассчитывать личные усилия его лидеров.
Реставрацией большого храма в Бодх-Гае, проводимой правительством Бенгалии за счёт средств бывшего короля Бирмы, главным образом руководил мистер Дж. Д. М. Беглар, в прошлом подчинённый генерала Каннингема. Когда работы были завершены, мы с Дхармапалой захотели заручиться его расположением и поддержкой при проведении планируемых нами строительных работ в Бодх-Гае и других великих буддийских святилищах. Поэтому я добился с ним встречи, в результате которой мы пришли к хорошему взаимопониманию и решили, что он выступит в роли «инженера-консультанта и археолога», когда мы перейдём к делу. Однако этот проект так и не был реализован. Я полагаю, это произошло из-за того, что плану Общества Маха-Бодхи помешал изматывающий и очень дорогостоящий судебный процесс между Дхармапалой и махантом. Поэтому через некоторое время, не получив удовлетворения от действий первого, я порвал с Обществом Маха-Бодхи и оставил Дхармапалу одного продолжать это дело.
Двадцать шестого января я присутствовал на первом общем собрании «Общества буддийских текстов Индии», с развитием которого на протяжении последних десяти лет был столь достойно связан Бабу Сарат Чандра Дас, кавалер ордена Индийской Империи. Глядя на экземпляр лежащей сейчас передо мной программы, я вижу, что тогда было трое выступающих, а именно - Сарат Чандра Дас (кавалер ордена Индийской Империи), поделившийся своим опытом изучения литературы в Тибете; мистер Ромеш Чандра Датт (индийский государственный служащий, кавалер ордена Индийской Империи), рассказавший о произведениях Кшемендры, великого кашмирского поэта, и я с докладом о буддийской литературе. Сарат Бабу раздобыл огромное количество томов ранней буддийской литературы, существовавшей в Тибете, которая, несомненно, включала в себя самые ценные книги, написанные в Индии до времён мусульманского вторжения, когда этот религиозный циклон охватил индийский буддизм и оставил после себя беды и разрушения – разрушенные святыни, убитых жрецов и горы пепла от преданных огню Священных Писаний. Спасшиеся монахи, без сомнения, забрали с собой в святилища, обретённые в чужих землях, наиболее ценные сокровища литературы, написанные как на исконном магадхском языке, так и на санскрите. Со временем они осели в тибетских религиозных библиотеках рядом с другими ценными трудами о буддийской Дхарме, переведёнными на тибетский язык. Как я уже раньше говорил, Сарат Чандра видел многие из этих древних томов в большой библиотеке Таши-ламы, и некоторые из них ему было разрешено привезти с собой в Индию. Я видел их у него в Дарджилинге, и это вселяет в меня веру в то, что когда-нибудь Великие Учителя Белой Ложи выберут благоприятный момент, и эти считавшиеся давно утерянными сокровища, спасённые из плена безвестности, будут представлены литературному миру, чтобы обогатить нас своим содержанием. Возможно, также и для того, чтобы поколебать стойкую уверенность монахов южного буддизма в том, что всё это время только они являются хранителями всего буддийского канона. На мой взгляд, это иллюзия, и так я считал с самого начала встреч с ними. Как говорит нам история, Будда непрерывно проповедовал в течение сорока пяти лет, следовательно, Он должен был оставить гораздо больше проповедей, чем сейчас имеется у Южной Сангхи. Разве это не логично? К тому же, где нам искать утерянные Священные Писания, как не в местах, где они были спрятаны бежавшими индийскими монахами и мирянами, то есть в Тибете и Китае, куда с течением времени перебралось их огромное количество? Вечером после собрания мы с мистером Эджем поехали в Дели.
При сборе свидетельств против мистера Джаджа мы увидели, что очень серьёзной уликой в этом деле явилась некая дешёвая латунная печать, которую я сам достал в Дели и подарил Е. П. Б. после возвращения из поездки того года в качестве невинной шутки. Тогда я ничуть не подозревал, что эта вещица когда-то будет использована мистером Джаджем для авторитетного подтверждения подлинности его поддельных посланий от Махатм. В действительности, с его стороны это было большой наглостью, впрочем, как и всё другое, что мы раскрыли при подготовке дела против него. Поэтому нам было важно получить от изготовителя печати сертификат, свидетельствующий о том, что это его ручная работа. Именно с этой целью мы с мистером Эджем пустились в дорогу из Калькутты в Дели. Обходя Чандни Чаук, знаменитую улицу ювелиров и огранщиков, мы узнали, что разыскиваемый нами человек умер восемь месяцев назад, но Аллабанда, его брат и партнёр, опознал печать и подписал сертификат.
На следующий день в 9 часов вечера мы выехали в Аллахабад, в котором наше пребывание превратилось в короткую лекционную поездку; здесь мы с Эджем выступали с публичными лекциями, принимали посетителей, беседовали и председательствовали на собраниях членов Общества и сочувствующих им. Вечером 2-го февраля мы отправились в следующий пункт нашей поездки, Банкипур, после того, как нас очень тепло проводили столпившиеся на станции члены нашего Общества. В действительности, с самого начала и поныне Банкипур был и остаётся самым привлекательным местом для поездок. Там наш Филиал состоял из нескольких человек с благородным характером и непоколебимой преданностью делу, главными из которых были Бабу Упендра Нараин Сингх и Пурненду Нараин Синха, магистр искусств и бакалавр юстиции, человек, который является гордостью как для своего народа, так и для нашего Общества; много лет он был президентом этого Филиала. В Банкипуре мы стали гостями Гурупрасада Сена, одного из самых талантливых людей Бенгалии, обладавшего сильным характером, моральным мужеством и лидерскими качествами. В тот же день из Калькутты приехал Дхармапала, и мы все вместе пошли слушать знаменитое эхо в огромном пустом кирпичном зернохранилище, одном из зданий, построенных Уорреном Гастингсом в 1776-м году во время голода. Эхо под пустым куполом было чем-то странным и ужасающим; наши слова повторялись и, возвращаясь, шли словно из-под земли под нашими ногами, а если мы ими топали или шаркали, звуки многократно приходили к нам со всех сторон, будто рядом с нами взад-вперёд маршировала армия призраков. Это одна из настоящих достопримечательностей Индии, которая, боюсь, ускользает от внимания большинства иностранных туристов. После полудня я выступил с лекцией о Теософии перед огромной толпой, а на следующий день посетил Говинд Мандир, храм Говинд Гуру, десятого Гуру сикхов, затем принял в члены Общества несколько кандидатов и в 7 часов вечера выехал в Гаю, в которую мы прибыли после трёх часов пути.
На станции нас встретил Чандра Джоши Бхикшу. Он сообщил нам, что накануне вечером люди маханта совершили жестокое нападение на буддийских священников, которых Дхармапала разместил в Бодх-Гая: один из бедных и безобидных монахов был зверски избит. На следующий день в соответствии с предварительной договорённостью в сопровождении Дхармапалы, Гурупрасада Сена, Бирешвара Сингха и других я отправился в Бодх-Гаю, где после осмотра помещений побеседовал с махантом на тему передачи Маха-Бодхи буддистам. Однако никаким доводам и уговором он не внял, оставаясь глухим ко всем моим просьбам и отказываясь от самых щедрых предложений. На следующее утро я посетил коллектора мистера Макферсона и секретаря налогового департамента мистера Шаттлворта; обменялся официальными письмами с первым о моём безрезультатном визите к маханту; сообщил о фактах насилия первосвященнику Сумангале; принял множество посетителей; выступил с лекцией в библиотеке при адвокатуре, а после полудня присутствовал на полицейском расследовании, на котором инспектор пытался выведать у избитых священников имена тех, кто на них нападал. Но эти миролюбивые люди, откровенно признавшись, что знают нападавших, категорически отказались назвать их имена, поскольку это противоречило правилам их духовного сана, которые запрещали им любыми путями помогать привлекать к наказанию тех, кто причинил им личный вред. И поскольку нападение было совершено ночью при отсутствии незаинтересованных свидетелей, виновные не могли быть привлечены к ответственности и остались безнаказанными. Так как жизнь священников в бирманской гостинице в Бодх-Гае находилась в опасности, мы подыскали для них дом в городе и его сняли. В том же месте, где и раньше, я выступил со второй лекцией на тему «Разум» перед большой аудиторией, состоявшей из активистов Гаи. Ночным поездом мы с мистером Эджем отправились в Бенарес, оставив Дхармапалу проследить за тем, как священники расселяются в своих новых квартирах.
Мы прибыли в священный город в полдень. Чтобы не терять времени даром, в тот же день я поехал в Сарнатх к «разрушенной ступе в окружении кирпичных развалин», отмечавшей место древнего «Оленьего леса», где Будда встретил своих товарищей-аскетов и произнёс свою первую великую проповедь. Моя цель заключалась в том, чтобы осмотреть это место и узнать об обладателе права собственности на него в надежде, что если оно принадлежит правительству, то мы сможем получить разрешение на строительство гостиницы и вихары для местных священников и мирян, а также паломников, желающих увидеть великие святыни своей религии. Чтобы выяснить это, я обратился к кадастровому инженеру. На следующий день я снова посетил это место в сопровождении мистеров Мокшададаса и Джадуба Чандера Миттера, чтобы сфотографировать ступу. Были сделаны три фотографии, на одной из которых наша компания запечатлена у подножия развалин. В тот же день я испытал радость, узнав, что правом собственности на землю обладает правительство, и начал деловые переговоры с целью передачи её Обществу Маха-Бодхи.
Одним из самых притягательных видов Индии для туристов является утреннее омовение жителей Бенареса в реке Ганг. Сколько раз не смотреть, интерес к нему всегда остаётся свежим, ведь каждый раз в композицию этой панорамы вносятся новые элементы. Представьте множество людей, толпящихся на ступенях купальных гхатов, которые простираются от Дурга Кунд до железнодорожного моста; и эти люди, одетые в яркие одежды, несут полированные латунные сосуды и пользуются ими; тысячи одних совершают омовение, а тысячи других выходят из воды, чтобы переодеться на ступенях; за ними в качестве фона высятся похожие на замки огромные сооружения, возведённые для омывающихся благочестивыми принцами в разные эпохи; некоторые из них безжалостно подмыты стремительной рекой, и их углы ушли под воду; здесь же и брамины, сидящие прямо на солнцепёке, совершают утреннее поклонение, сохраняя неподвижность и невозмутимость в потоке людей, спускающихся к реке и поднимающихся от неё. За всем этим – гхат для сожжения трупов, олицетворяющий собой все ужасы кремаций на открытом воздухе, которые продолжаются часами и оставляют в памяти неизгладимое впечатление. Много художников пыталось запечатлеть эту сцену на холсте, но, судя по тому, что я видел, ни одному из них не удалось передать целостное представление обо всём этом зрелище. Мы наслаждались им утром 11-го февраля, когда лежали на крыше плавучего дома-лодки и неспешно плыли по течению мимо кишащих в воде толп.
Следующее утро я провёл «дома» в работе за письменным столом, а после полудня выступил с лекцией на территории лечебницы для скота (гошалы), где повсюду рядом со мной лежали и стояли больные животные. Лекцию планировалось провести в городском зале для собраний, но предварительные приготовления к ней оттягивались до последнего момента. Поэтому публика была убеждена, что лекция не состоится, и все разошлись по домам. А когда всё же было получено разрешение на её проведение, оно застало меня посреди скотного двора стоящим на пустом ящике, с которого я выступал перед собравшейся небольшой аудиторией. Всё это обязано блаженной неспособности быстро улаживать дела, которая нередко встречается в Индии, а иногда и в западных странах, особенно населённых латинской расой, где её представители, не успевая что-то сделать сегодня, откладывают это назавтра. Таков один из эпизодов жизни лектора в Индии. На этом мой визит в Бенарес подошёл к концу, и в 13.00 13-го февраля я выехал в Музаффарпур.
ГЛАВА II
НЕОБЫЧАЙНЫЙ СЛУЧАЙ МЕСМЕРИЧЕСКОГО ИСЦЕЛЕНИЯ
(1893)
Путешествие по железной дороге через страну от Бенареса до Музаффарпура с несколькими пересадками и ночными переездами было долгим, скучным и утомительным. Мы добрались до места назначения в 1.00 ночи. Бунгало для путешественников, в которое нас отвезли, было отличным, и мы смогли хорошо отдохнуть после утомительного переезда. На следующий день в 14.30. я выступил с лекцией перед очень большой аудиторией, которая включала в себя почти всё местное европейское общество, что было весьма необычным, поскольку англо-индийцы, как правило, избегают любых теософских лекций, где им приходится близко сталкиваться с коренными жителями страны. Со своей стороны, я не вижу никакого различия между их антипатией к темнокожим индусам и такой же антипатией наших белых американцев к темнокожим африканцам. За исключением того, что презрение белого человека к отсталым расам Африки может показаться в какой-то степени естественным, поскольку они в своей массе интеллектуально намного ниже, тогда как подобные же чувства, которые англо-индийцы испытывают к индусам, совершенно не имеют оправдания, так как интеллектуальное развитие последних в некоторых отношениях намного выше нашего. Но в обоих случаях за всей этой антипатией скрывается чувство вины за зло, причинённое темнокожим людям, поэтому само их присутствие воспринимается белыми как немой укор и вызывает угрызения совести.
В течение этого и следующего дней я, как обычно, принимал посетителей, участвовал в собраниях Филиалов, вёл полезные беседы и дискуссии, и в 8 часов вечера 15-го (февраля) мы направились в Джамалпур, огромный железнодорожный и промышленный центр. Мы с мистером Эджем остановились у мистера Макдональда, члена Теософского Общества, канадского джентльмена, женатого на женщине, рождённой в смешанном браке. В тот вечер я выступил с лекцией в публичном зале железнодорожной компании перед большой аудиторией, состоявшей исключительно из железнодорожных служащих, многие из которых были белыми или евроазиатами. Я навсегда запомнил Джамалпур из-за оскорбительного тона и вульгарной речи одного из моих слушателей, методиста-фанатика, который задавал мне вопросы после лекции; это была самая худшая беседа подобного рода, в которой я когда-либо принимал участие.
Дочь мистера Макдональда была очень интересной девушкой, так как при проверке её психических способностей я установил, что она очень хорошая психометристка. Я провёл с ней следующий эксперимент. Мы с её отцом разговорились о процессе, известном среди индусов как прана-пратиштха, посредством которого «бесчувственный кусок камня, дерева или металла» наполняется жизненной силой браминов, которые в течение сорока дней проводят церемонии над каким-то идолом. Я утверждал, что доказать возможность переливания жизненной ауры от человека в неодушевлённый предмет очень просто. Когда наш хозяин ответил, что не верит в это, я попросил его принести полдюжины или дюжину стаканов воды, которые бы ничем не отличались друг от друга. Затем я сказал, что их надо поставить вместе посреди стола, а нашему хозяину – просто указать пальцем на стакан, в воду которого я перелью свою ауру, другими словами, сделаю то же самое, что брамины со своими идолами в течение сорокадневной концентрации силы воли. Когда стакан был указан, меня спросили, каким образом я собираюсь предоставить обещанное доказательство. Я ответил, что постараюсь воспользоваться психометрическими способностями молодой хозяйки, после чего попросил хозяина её позвать. Когда она пришла, я любезно попросил её медленно провести рукой над рядом стаканов с водой, и в случае, если она почувствует какое-то влияние от одного из них, отличное от других, сказать нам об этом. Прежде, чем её позвали в комнату, я поставил выбранный стакан на ладонь левой руки, охватив пальцами его стенки; затем я сжал правую руку в кулак за исключением большого пальца, который направил на поверхность воды, делая им круговые пассы, подышал на воду с «месмерическим намерением» и сконцентрировал силу воли так, чтобы пропитать стакан и его содержимое своей праной. Обо всём этом юная леди не знала, и после того, как она вошла в комнату, никто не сделал ни единого знака, который мог бы дать намёк на стакан, с которым проводился эксперимент. Она провела рукой над стаканами, как её просили, и все они были для неё одинаково безразличны, пока она не дошла до стакана, который я месмеризировал. Мгновенно её руку быстро потянуло прямо к этому стакану, слово подвешенную стальную иголку к северному полюсу магнита. Я сказал хозяину, что если бы он принёс мне с базара дюжину, двадцать или пятьдесят маленьких бронзовых или деревянных идолов, то мне удалось бы предоставить ему такое же доказательство реальности прана-пратиштхи, как только что полученное им в ходе простого эксперимента с наполненными водой стаканами. Невежественные миссионеры и их сторонники, которые так легкомысленно говорят о «язычниках, поклоняющихся в своей слепоте деревьям и камням», по всей видимости, даже не подозревают о передаче жизненности идолу после того, как он пройдёт процесс месмеризации. Но я полностью объяснил этот вопрос в одной из предыдущих глав и возвращаюсь к нему здесь лишь для информирования тех, кто сейчас впервые знакомится с психической наукой народов Востока.
Мы с мистером Эджем имели огромное удовольствие познакомиться с мистером Элиасом, членом нашего местного Филиала, человеком с чистым сердцем, очень приятным в обращении. Он родился в смешанном браке: его отец был арабом из Каира, а мать – белой женщиной. Семнадцатого февраля Эдж должен был выступить с лекцией, но в тот день у него поднялась температура, и мне пришлось его заменить. Восемнадцатого февраля на собрании Теософского Общества к огромной радости мистера Элиаса я принял в члены Общества миссис Элиас и двух из трёх их взрослых дочерей. Вечером мы поехали в Монгхир, соседний городок, где я выступил с лекцией. Затем мы наняли экипаж и вернулись в Джамалпур, а на следующее утро отправились в Бхагалпур. В поезде мистера Эджа сильно лихорадило, и по прибытии он слёг в постель.
В Бхагалпуре нас, как обычно, очень тепло встретили, поскольку местная общественность стала относиться ко мне очень дружелюбно после нескольких замечательных психических исцелений, которые я совершил в 1883 году. Из них, в первую очередь, следует вспомнить о необычном случае Бадринатха Баннерджи, местного адвоката, которому я вернул зрение, несмотря на то, что он ослеп от глаукомы, которую хирурги Калькуттского медицинского колледжа официально объявили неизлечимой. Тем, кто только что присоединился к нашей читательской аудитории, позвольте вкратце пояснить, что в вышеуказанном году этого человека привели ко мне совершенно слепым. После десяти сеансов продолжительностью менее часа каждый он прозрел и смог читать мелкий газетный шрифт. Во время второй поездки по Бенгалии в 1885 году я увидел его снова слепым, и в течение получаса, делая простые пассы и дыша на его глаза, вернул ему зрение. Однако во время третьего приезда в этот город в 1887 году я застал его снова ослепшим и снова после получасового лечения вернул ему драгоценный дар зрения. Теперь, комментируя первый случай возвращения зрения, описанный в одной из предыдущих глав этой книги, доктор Броджендранатх Баннерджи, выпускник Калькуттского медицинского колледжа (см. Приложение к «Теософу» за май 1883 года), после изучения доступных ему медицинских источников призвал своих собратьев по профессии привести подобный случай. На это в Приложении к «Теософу» за август 1887 года, возвращаясь к сообщению доктора Броджендранатха за 1883 год, говорится: «После того, как лучшие хирурги-офтальмологи Калькутты объявили пациента неизлечимо слепым, полковник Олькотт вернул ему зрение в такой степени, что он мог читать обычный книжный или журнальный шрифт. Его прозрение длилось шесть месяцев, а затем постепенно сошло на нет. Когда в 1885 году президент Теософского Общества снова увидел его в Бхагалпуре, он был уже полностью слепым в течение восемнадцати месяцев. После двух сеансов, состоявшихся в один и тот же день, зрение снова к нему вернулось, однако опять было потеряно, правда, на этот раз уже через год. Когда полковник Олькотт встретился с ним в третий раз, 8-го июня этого года, то снова вернул зрение его больным глазам». Автор продолжает: «Будет любопытно отследить этот уникальный случай, и очень жаль, что пациента нельзя было систематически ежедневно лечить в течение нескольких месяцев до тех пор, пока не выяснится, приведёт ли переливание здоровой ауры (теджаса) в пораженные части глаз к восстановлению их нормальной функции при глаукоме и атрофии диска зрительного нерва, этих двух наиболее серьёзных недугах». Этот же автор приводит чем-то схожий с предыдущим случай с Бабу Ладли Мохуном Гхошем, «которому в 1883 году полковник Олькотт также вернул зрение на левый глаз, страдавший дальнозоркостью. Он тоже потерял искусственно возвращённое зрение, но по прошествии гораздо более долгого времени; и его снова удалось частично восстановить, так что пациент мог различать буквы высотой 1/16 дюйма1».
Приведённое выше наблюдение автора статьи в «Теософе» было очень своевременным и здравым, и вот что я узнал, увидев Бадринатха Бабу в четвёртый раз в 1893 году. Зрение, которое вернулось после первого лечения в 1883-м году, сохранялось шесть месяцев; после второго в 1885-м году – восемнадцать месяцев, а после третьего в 1887 году – около пяти лет. Бадринатх снова ослеп примерно за двенадцать месяцев до того, как я приехал в Бхагалпур в ходе моей поездки 1893-го года. Не правда ли, что здесь мы сталкиваемся с проблемой, представляющей глубочайший научный интерес в области практической психологии? Также, несомненно, этот случай вызовет глубочайший интерес и у каждого практикующего психического целителя, какой бы ни была разновидность его искусства. Этот случай можно объяснить следующим образом: в нервной системе пациента А временно прекращается нервная вибрация, и, если позволить этому состоянию продолжаться, болезнь заканчивается полным и фатальным параличом. Причём эту вибрацию не восстанавливают никакие лекарства, а электрический и гальванический токи могут дать не более чем временную стимуляцию. Но кто сможет определить, наступила ли неизлечимая стадия паралича? Факты, связанные с двумя вышеупомянутыми случаями слепоты, со всей очевидностью показывают, что, когда все другие методы лечения не эффективны, а запас знаний самых образованных хирургов исчерпан, и они безоговорочно признают фиаско, в природе всё же существует могущественная сила, которая может производить исцеления, тем самым убеждая профессионалов не признавать своё поражение преждевременно. И эта целительная сила – нервная аура человека, а исцеление наступает вследствие заполнения пустоты в системе пациента А сильным флюидом здорового человека В, который научился концентрировать свою волю и заставлять свой жизненный флюид течь по истощённым нервам пациентов. Самое первое лечение Бадринатха вернуло ему зрение, однако затем из-за отсутствия новой стимуляции ослабших зрительных нервов вызванная в них вибрация прекратилась, ослабленный нерв, словно остановившиеся часы, перестал работать, и слепота вернулась. С Бадринатхом было проведено четыре экспериментальных наблюдения, первые три с интервалом в два года, четвёртое – с интервалом в шесть лет; между первым и вторым лечением хорошее зрение радовало его полгода, между вторым и третьим оно сохранялось у него в три раза дольше, а между третьим и четвёртым – целых пять лет, то есть, в десять раз дольше, чем в первый раз. Тогда, думается, что автор статьи в «Теософе» совершенно резонно говорит о том, что будет интересно «отследить этот уникальный случай, … чтобы выяснить, что переливание здоровой ауры в нервы пациента может восстанавливать их нормальную функцию». Мне хочется, чтобы подобные случаи множились до тех пор, пока накопленные доказательства существования психической силы не заставят даже самого невежественного скептика самого влиятельного медицинского колледжа признать, что существуют законы природы, о которых даже на медицинском факультете не имеют ни малейшего представления. Время от времени я возвращаюсь к этому случаю, потому что считаю его чрезвычайно важным и отношусь к нему как к ключу, открывающему одну или несколько потайных дверей Природы.
Но теперь вернёмся к нашему рассказу. Мистера Эджа сильно лихорадило весь день, и его передали на попечение профессиональной медицины в лице кавираджа, практикующего местного врача, следовавшего древним арийским системам двух великих медицинских светил – Сушруты и Чараки. Поскольку предполагалось, что тяжёлая лихорадка у мистера Эджа затянется надолго, его участие в нашей поездке пришлось приостановить, и я был вынужден передать его в надёжные руки нашего единственного слуги, чтобы тот о нём позаботился, а сам отправился дальше, в Нилпхамари. Несмотря на мой ранний приезд в 4 часа утра, члены нашего Филиала уже встречали меня на станции. Но прежде, чем я смог прилечь спать, мне пришлось добираться в город на слоне. Там меня разместили в гостевом домике, имевшем бамбуковый каркас, соломенную крышу и стены из бамбуковых циновок, которые защищают путешественника от холодного ветра, влажного воздуха и дождя, как птичья клетка. Поскольку я не взял с собой слугу, то оказался в некомфортных условиях. Никто не приготовил мне еды или питья, и мне пришлось обходиться без слуги до следующего вечера. При этом все очень сильно желали создать мне комфорт, но не знали, как это сделать. Однако путешественники привыкают к подобным вещам, и у меня было слишком много посетителей и работы, связанной с Обществом, чтобы думать о личных неудобствах. В 6 часов вечера под проливным дождём я отправился в школу, где выступил с лекцией на очень возвышенную тему, которую мне объявили всего за десять минут до того, как я встал за трибуну!
___________________
1– примерно 1,6 мм – прим. переводчика
Перевод с английского А. П. Куражова
(376)(17).jpg)
23.04.2021 11:13
ИСТОЧНИК: Перевод с англ. А. П. Куражова
Viola24-04-2021 19:55:01
Том 5 Листы Старого Дневника перевел Костантин Зайцев полностью.Здесь вы его опубликовали.
Администратор
Не нужно писать оскорбительных глупостей. Наши переводы идут постепенно начиная с первого тома от уважаемого всеми человека, профессора медицины с 20.01.2015 годаВНИМАНИЕ:
В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:
1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".
2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.
3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".
4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.
5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".