26 марта в 19:00 в Московском доме книги состоится презентация книги «Николай Рерих». Круглый стол «Наследие Николая Рериха – культурный мост между Россией и Индией» (Дели). Выставка Международного Центра Рерихов «Вселенная Мастера», посвященная 150-летию Н.К. Рериха, в Индии Выставка «Издания Международного Центра Рерихов» в Новосибирске. Новости буддизма в Санкт-Петербурге. Благотворительный фонд помощи бездомным животным. Сбор средств для восстановления культурной деятельности общественного Музея имени Н.К. Рериха. «Музей, который потеряла Россия». Виртуальный тур по залам Общественного музея им. Н.К. Рериха. Вся правда о Международном Центре Рерихов, его культурно-просветительской деятельности и достижениях. Фотохроника погрома общественного Музея имени Н.К. Рериха.

Начинающим Галереи Информация Авторам Контакты

Реклама



Листы старого дневника. Том IV. Главы XIX, XX. Генри С. Олькотт


Париж. Франция. XIX в.

 

 

ГЛАВА XIX

ПАРИЖСКИЕ ЭКСПЕРИМЕНТЫ С ГИПНОЗОМ

(1891)

 

Двадцатого июля мистер Харт привёл ко мне одного известного джентльмена-индуса, который проявлял такой большой интерес к моей жизни, что это меня удивило; он зашёл так далеко, что стал умолять меня написать мою биографию или позволить это сделать мистеру Харту, предлагая полностью оплатить её публикацию; он сказал, что его соотечественники никогда не забудут меня за то, что я сделал для них самих и для их страны, и что я должен написать историю моих предшественников и различных направлений нашей работы. Я искренне поблагодарил его за выражение добрых чувств, но мне пришлось отказаться, поскольку, будучи твёрдым сторонником эволюции человеческого существа посредством бесчисленных перевоплощений, я ни во что не ставил похвалы одной единственной личности. Поскольку он, будучи индусом, по необходимости верил в реинкарнацию, я попросил его рассказать, если он сможет, о подробностях какой-нибудь одной из его прошлых жизней, поскольку некоторые из них наверняка были очень высокими, иначе он никогда бы не смог развить свои интеллектуальные и моральные способности до нынешнего уровня. Я попросил его вспомнить о тысяче и одном архитектурном памятнике, воздвигнутом индийскими правителями, которые в своё время считались могущественными и незабываемыми, имена и эпохи которых теперь являются лишь предметом догадок. Он был вынужден признать справедливость этой позиции, но продолжал приставать ко мне, пока я не ответил ему решительным отказом. Как жаль, что члены нашего Общества, претендующие на знакомство с нашей литературой и принимающие теорию реинкарнации, совершенно не могут предъявить никаких доказательств своей искренности! Они цепляются за своих пигмеев и пытаются превозносить их до конца своих дней, живя в замкнутом кругу своей нации и оставаясь в плену расхожих предрассудков, включая кастовые. Они понимают истинную религию как подчинение авторитету.

 

Мы с мистером Джаджем, будучи старыми знакомыми, а чуть позже и близкими друзьями, проводили большую часть времени вместе и обсуждали сложившуюся ситуацию во всех аспектах. Как я уже говорил, он очень сильно преобразился со времени нашего пребывания в Нью-Йорке, когда он был совершенно незаметной фигурой, как по личным качествам, так и по своему статусу; его способности развились только в 1886 году, через одиннадцать лет после нашей встречи.

Мы с миссис Безант договорились, что в следующем сезоне она отправится в поездку по Индии, насчёт чего я издал предварительное уведомление. Однако она отклонила программу этой поездки, хотя её детали были фактически проработаны в связи с получением через Джаджа поддельной инструкции Махатмы, содержание которой теперь является делом истории. Сегодня я убеждён в том, что он преследовал двойную цель, заключавшуюся в том, чтобы держать миссис Безант под своим влиянием и не давать ей сравнивать записи о его оккультных сообщениях и претензиях с моими, полученными в Адьяре. В конечном счёте, эта поездка состоялась в 1893-1894 годах, о чём будет рассказано в следующей главе.

 

Во время моего пребывания в Лондоне я посетил Клуб Работниц в Боу, который был основан Е. П. Б. с капиталом в 1000 фунтов стерлингов, которые ей передал один симпатизирующий друг, просивший её не называть его имя и наделившей её полномочиями использовать эти деньги в интересах женщин рабочего класса. Не имея никаких сведений о его потребностях, она, разумеется, посоветовалась с миссис Безант, и они вместе решили потратить деньги на создание публичного клуба в самом сердце Ист-Энда. Они сняли и обустроили просторный старомодный дом, находившийся прямо напротив церкви, и наняли добрую миссис Ллойд в качестве экономки. Я был очень доволен представшим передо мной положением вещей и сделал всё возможное, чтобы женщины рабочего класса приятно провели вечер. Мисс Поттер, артистка из Америки, превосходно прочитала множество произведений; затем последовали игра на фортепиано и пение, свободный танец и лёгкий ужин. После этого, забыв на какое-то время о своём официальном статусе, я удовлетворил просьбу миссис Ллойд и спел несколько ирландских песен. Ни у кого не вызовет удивление, что этот музыкальный стиль лучше соответствовал вкусам и запросам аудитории, чем самые блестящие пьесы, сыгранные на фортепиано. Меня очень позабавило, когда на следующий день я получил от нашей экономки записку с просьбой прислать ей слова «Повозки с низкой спинкой», в которой она также писала, что женщины не дадут ей покоя, пока она не раздобудет у меня слова этой песни. Однако, несмотря на то, что экспериментом с клубом в Боу руководила миссис Анни Безант, которую женщины трудового класса искренне обожали, он, в конце концов, провалился, и с домом, приспособленным под клуб, пришлось расстаться.

 

Мне в голову пришла мысль, что было бы неплохо, если бы я приехал в Нью-Йорк, а затем в Сан-Франциско, совершив поездку через всю страну, чтобы подбодрить наших американских коллег; кроме того, это бы дало мне возможность посоветоваться с японскими первосвященниками насчёт выдвинутых мной основных «Четырнадцати Принципов». Придя к такому решению, я запланировал отплыть в Нью-Йорк на быстроходном атлантическом лайнере «Нью-Йорк» 16-го сентября. Все мои переезды были тщательно выверены, так как мне надо было вернуться в Мадрас вовремя, чтобы в обычном порядке приготовиться к Съезду.

 

Решив удовлетворить давнее желание получить знания о теориях и экспериментах конкурирующих школ гипноза Парижа и Нанси из первых рук, мы с мистером Мидом в последний день июля приехали в Париж, до которого добрались без особых происшествий. В Париже нас пригласили на ужин леди Кейтнесс (герцогиня де Помар), мадам Замбако (скульптор) и ещё одна дама, являвшаяся членом нашего Общества. На следующий день я с удовольствием встретился после долгого расставания с профессором де Росни из Сорбонны и имел честь познакомиться с санскритологом Эмилем Бюрнуфом, братом всемирно известного (ныне покойного) Эжена Бюрнуфа и наставником профессора Макса Мюллера. Они оба очень радушно приняли нас с мистером Мидом. Мьсе де Росни был давно известным в широких литературных кругах лектором и защитником буддизма, будучи одним из самых эрудированных синологов в мире.

 

В это время блистательная и всё ещё привлекательная графиня Кейтнесс, пользуясь превосходным здоровьем и расположением духа, сильно интересовалась Теософским Обществом, членом которого она была долгое время. Мы сильно сдружились с ней во время нашей с Е. П. Б. поездки на её любимый зимний курорт, Дворец Тиранти в Ницце, и она всегда очень радушно меня принимала, когда я заезжал в Париж. Вот и теперь она пригласила меня на ужин, отвезла в Буа, пригласила друзей встретиться со мной и выказывала другие знаки вежливости. Чтобы выразить свою дружбу, она сделала для меня инкрустированную бриллиантами и рубинами миниатюрную копию печати нашего Общества, которую можно было носить в петлице. Она была женщиной, обладавшей в молодости несравненной красотой, которой славился её род. Её первый муж, испанский генерал, был графом, снискавшим впоследствии титул герцога. Он носил фамилию Помар, и её символ красовался на его семейном гербе. От него у неё был сын, ныне обладатель герцогского титула, молодой человек с самыми приятными манерами, известный в литературных кругах как автор нескольких романов. Через несколько лет после смерти мужа она вышла замуж за эксцентричного графа Кейтнесса, представителя одной из древнейших фамилий Великобритании. Он был очень крупным специалистом-механиком. Отец леди Кейтнесс владел крупными сахарными плантациями и множеством рабов на Кубе. Поговаривают, что её светлость унаследовала от них всех огромное состояние; конечно, если владение великолепным и пышно обставленным дворцом в Париже и, вероятно, лучшими бриллиантами после королевских семей в Европе о чём-то да говорит, то в это вполне можно поверить. В течение многих лет она была страстной спиритисткой, а до этого серьёзно изучала месмеризм. Естественным итогом такой подготовки стала Теософия, которая вмещает и спиритизм, и месмеризм, и объясняет их лучше, чем любое другое учение. Она не была человеком с твёрдыми убеждениями, но, напротив, являлась импульсивной и изменчивой женщиной. Поскольку её сын не хотел жениться (во всяком случае, так она мне сказала), она много размышляла о том, как ей следует распорядиться своим состоянием, и в то время, когда мы с ней говорили об этом, она балансировала между собиравшейся у неё дома небольшой группой спиритистов, которую она окрестила «Звёздный круг», и нашим Обществом. Позднее она попросила мистера Мида и графиню Вахтмейстер помочь ей составить завещание, по которому, как я думаю, вся её собственность после её смерти должна была переходить к её сыну, а также медиуму или медиумам, которые помогали ей проводить встречи «Звёздного круга». Но всё это лопнуло как мыльный пузырь, и в действительности она не написала такого завещания, и всё её имущество унаследовал её сын. После себя она оставила несколько книг на оккультные темы, и, по крайней мере, одна из них характеризовала её как усердного компилятора. Как и большинство из нас, она пребывала в плену своих иллюзий, но они были безобидными, и главная из них заключалась в том, что она считала себя воплощением шотландской королевы Марии. Она опубликовала одну брошюру под названием «Ночь в Холируде», в которой описала свою встречу с духом несчастной королевы. На это Е. П. Б. с характерной для неё искренней прямотой задала ей вопрос, как она одновременно может быть и воплощённой леди Кейтнесс, и развоплощённой Марией? Её «Звёздный круг» располагался в специально построенной для него маленькой прелестной часовне её парижского дворца. В том месте, где обычно находится алтарь, была сделана ниша, в которой находился поистине великолепный портрет шотландской королевы Марии в полный рост. Газовые светильники, спрятанные за боковыми колоннами, бросали на картину свет под превосходно подобранным углом, а само помещение часовни находилось в кромешной тьме. Это создавало эффект поразительной реалистичности: казалось, будто Мария сойдёт с холста, чтобы снискать почтение своих поклонников.

 

Другой нашей с Е. П. Б. давней подругой, с которой мы часто виделись во время моего визита в Париж, была графиня Гастон д'Адемар, член Теософского Общества, блистательная американская красавица, бывшая замужем за представителем одной из самых благородных фамилий Франции. Она была настоящей американкой, горячо любившей свою страну и соотечественников. Она со своей сестрой, также состоявшей в браке с французским джентльменом, были двумя из самых красивых женщин, которых я когда-либо видел, но они сильно разнились в своей любви к оккультизму. На ниве Теософии графиня трудилась в одиночку и доказала свою искренность, редактируя и целый год издавая теософский журнал «Ла ревью Теософик» («La Revue Théosophique»), который восполнил пробел, возникший после фиаско нашего первого французского журнала «Ле Лотус» («Le Lotus»). В своём вступлении его редактор (графиня д'Адемар) объявила о намерении журнала «сделать известной древнюю как мир науку современному Западу». Поистине замечательно, что женщина её положения открыто обнародовала своё имя как основателя такого периодического издания и требовала, чтобы вся редакционная корреспонденция направлялась на адрес её частного дома.

 

Моим первым шагом в направлении изучения гипноза явился визит к моему знакомому доктору Ж. Бабинскому, бывшему главе клиники профессора Шарко, который помогал мне в экспериментах, проводимых его учителем во время моего первого визита в Ла Сальпетриер. У нас состоялся очень интересный разговор на нашу общую любимую тему. Он сказал мне, что провёл много экспериментов с переносом мыслей, но по совету Шарко о них не распространялся. У меня есть запись о двух или трёх примерах, которые он связывал друг с другом. Эксперимент проводился с двумя гипнотическими сенситивами, один из которых находился в верхней комнате, а другой – в помещении под ней; давайте обозначим этих людей номерами 1 и 2. Испытуемой №1 внушили, что она находится в ботаническом саду, и её внимание специально привлекли к большому слону, которого там держали; та же самая гипнотическая иллюзия возникла у испытуемой №2. Затем испытуемой №1 внушили, что она потеряла дар речи, и испытуемая №2 тоже стала немой. Потом испытуемой №1 было приказано увидеть красные дыни, растущие на дереве, и эта иллюзия со временем родилась в представлении испытуемой №2. После этого таким же образом были переданы иллюзии флага, посоха и т.д. К сожалению, я лишь вскользь упомянул об этих интересных фактах, поскольку множество других впечатлений, полученных в течение последующих десяти лет, полностью стёрло из памяти детали, придающие этим экспериментам статус научных. Доктор Бабинский ежедневно посещал своих пациентов на дому и брал меня с собой, оставляя дожидаться его в экипаже, пока он их пользовал. Он оживлял наши поездки многочисленными анекдотами, которые нередко были очень забавными. Вот один из них. Как-то раз, когда Шарко находился в своей клинике, к нему подошла медсестра в белом халате и сообщила, что некий джентльмен в прихожей ожидает с ним разговора, так как хочет рассказать ему что-то очень важное. Профессор ответил, что не может покинуть клинику, и попросил Бабинского посмотреть, что ему нужно. Бабинский увидел в прихожей толстого рыжеволосого человека в застёгнутом на шее пальто. Он, то держал руки за спиной, то махал ими верх и вниз, по-видимому, пребывая в состоянии довольно сильного нервного возбуждения. Когда появился молодой доктор, он подошёл к нему, представительно поклонился и спросил, является ли он великим доктором Шарко. Бабинский объяснил, что по распоряжению своего начальника он пришёл расспросить о приведшем его сюда деле, поскольку тот очень занят и не может выйти. «Тогда, сэр», – сказал мужчина, – «выслушайте меня. Я полагаю, ваша школа отрицает реальность телепатии, но я, сэр, могу предоставить вам самое убедительное доказательство её существования». «Да! В действительности это очень важный вопрос! Пожалуйста, скажите мне, в чём заключается это доказательство, поскольку науке оно просто необходимо». «Мсье доктор, послушайте. По роду своей службы я – коммивояжёр (путешествующий торговец), и мне часто проходится ездить в Южную Америку по делам. Между мной и моей женой существует самое близкое духовное родство; наши сердца бьются в унисон, и мы читаем мысли друг друга. За долгие годы нашего идеального брака мы развили способность общаться друг с другом во сне независимо от расстояния, которое нас физически разделяет. И вот, сэр, приехав недавно домой после пятнадцати месяцев разлуки, я узнал, что в нашей семье произошло пополнение». Трезвомыслящий Бабинский, не веря в телепатию, не мог допустить, чтобы на его лице появилась даже тень сомнения, которое зародилось у него по ходу оживлённого рассказа посетителя. «Сэр! Вы, кажется, сомневаетесь в моих словах, но я могу заверить вас, что это происходит уже не в первый раз!». После этого посланник доктора Шарко уважительно попрощался со своим посетителем, пообещав, что он, несомненно, передаст всё сказанное своему начальнику и проводил счастливого мужа.

 

Профессор Шарко, находясь вдали от Парижа, в ответ на пришедшее к нему письмо с вестью о моём скором приезде выслал инструкции тогдашнему директору клиники, доктору Жоржу Гийену, с распоряжением провести для меня эксперименты в их лаборатории.1

 

Пятого августа состоялся первый сеанс с моим участием. Роль сенситива в нём играла пациентка, описанная в нескольких медицинских работах и теперь ставшая широко известной. Проведённые эксперименты породили столько размышлений и по своей сути оказались такими ценными, что они заслуживают более подробного описания, чем то, которое можно найти на страницах журнала. Поэтому я вновь обращусь к отрывкам из моей статьи, напечатанной в старом номере «Теософа», поскольку, не приведя их здесь, я не смогу сделать свой рассказ более понятным. В вышеупомянутых экспериментах, состоявшихся в первый день, «доктор Гийен продемонстрировал три стадии Шарко: «летаргию», вызванную путём давления на глазные яблоки пациентки, «каталепсию», вызванную простым поднятием век и воздействием света на зрачки глаз, и «сомнамбулизм», вызванный давлением на темя. Пациентка очень легко переходила из одной стадии в другую, и в какой бы стадии она ни находилась, всегда наблюдались характерные феномены, описанные выше. Поскольку доктор Гийен как последователь школы Шарко отрицал существование месмерического флюида или ауры, я предложил ему один эксперимент. Он заключался в том, чтобы к затылку пациентки, повёрнутой лицом к стене, поднести руку, представляя, что это магнит, какое-то время её подержать, а затем медленно её отводить, при этом сильно желая, чтобы голова следовала за ней как подвешенная игла к магниту. Последовав моему предложению, доктор Гийен увидел, что голова пациентки в какой-то степени действительно притягивается к его руке. Но он подумал, что это может быть связано с тем, что он создал небольшой поток воздуха, проведя ею над сверхчувствительной кожей сенситивной девушки, или повлиял на неё физическим теплом своей руки. Любое из этих воздействий могло послужить подсказкой и навести на мысль приблизиться к руке доктора своим затылком. Чтобы проверить эту гипотезу, я предложил покрыть голову и плечи девушки тканью. Однако после того, как это было сделано, её затылок всё равно отклонялся в сторону руки гипнотизёра.2

 

Я специально сдерживал себя от вмешательства в этот эксперимент, который я сотни раз успешно проводил в Индии, чтобы результат, каков бы он ни был, доктор Гийена получил бы собственноручно. Я склонен думать, что его полный скептицизм в отношении существования магнетической или месмерической силы мешал ему добиваться гораздо более удовлетворительных результатов просто потому, что он не создавал её тока своей силой воли. Однако это было только начало. Среди других экспериментов, проведённых в этот день доктором Гийеном, был следующий. Доктор пригласил второго сенситива и поставил два стула спинкой к спинке, попросив девушек сесть и придвинуться затылками, но не касаться ими друг друга, а затем погрузил их в гипнотический сон. После этого он вызвал искусственный паралич (контрактуру) правой руки одной из девушек (простым растиранием мышц внутренней поверхности руки), и аккуратно положил большой магнит на стол, с которым соприкасались оба стула. Паралич руки первой девушки начал постепенно исчезать, но стал появляться в правой руке второй. Школа Шарко утверждает, что этот таинственный феномен связан с прямым аурическим воздействием магнита, так как когда вместо настоящего магнита используют его макет из дерева или простого немагнитного железа, имеющий внешний вид настоящего магнита, этот феномен исчезает. Вместе с тем, в Ла Сальпетриер это было не так, хотя доктор Гийен говорил, что эта закономерность наблюдалась в Англии и в других местах. Этот же эксперимент нам с мистером Хартом показывал профессор Шарко в 1888 году, но на следующий день мистер Робер, знаменитый парижский магнетизёр, произвёл его для нас, используя не магнит, а всего лишь свой сепиолитовый мундштук. Так что вопрос, в какой степени (если вообще в какой-то) в вышеописанном эксперименте магнитная аура выступает в роли активного посредника, всё ещё остаётся открытым. Школа Нанси утверждает, что она не оказывает никакого воздействия, поскольку соответствующие эксперименты, проведённые сотни раз, не дали существенных результатов, а сам этот феномен связан с бессознательным внушением и предугадыванием.

 

«Затем нам показали ещё один интересный эксперимент. Одну из девушек попросили выйти, тогда как другой дали пачку конвертов для писем, и сказали, что в одном из них она сможет найти прекрасный портрет доктора Шарко, гуляющего со своей большой собакой. (Пока обеих девушек не было в комнате, я пометил один из конвертов изнутри, поставив на нём карандашом еле заметную точку. Доктор Гийен очень недолго подержал этот конверт перед девушкой и сказал ей, что именно в нём лежит фотография доктора Шарко. Затем конверт положили обратно в пачку, которую перетасовали). Девушка тщательно, но быстро перебрала всю пачку, выбрала из неё один конверт и с явным удовольствием начала любоваться воображаемым портретом, отметив его очень близкое сходство с оригиналом, и спросила доктора Гийена, не сделан ли этот портрет фотографом клиники. Я попросил девушку дать мне взглянуть на него: это был помеченный мною конверт. После этого её возвратили к бодрствующему сознанию и дали только что перетасованную пачку конвертов, сообщив, что в одном из них для неё есть подарок. Она осмотрела эти конверты и вскрикнула от удовольствия, когда взяла один из них в руки. Когда девушку спросили о его содержимом, она сказала: «Да здесь же прекрасное подобие образа доктора Шарко, посмотрите сами». Я взглянул: это был помеченный мною конверт. Таким образом, она безошибочно выбрала показанный ей под гипнозом конверт с фотографией. При этом на нём не было ни единого заметного моему зрению пятнышка, пометки, вмятинки или складочки, которые бы навели её на правильный ответ. Школа Шарко говорит, что данная пациентка способна считывать информацию с помощью сверхчувствительных зрительных нервов или улавливать какие-то внешние особенности конверта, не воспринимаемые нормальным зрением. Может быть, так оно и есть, но я в это не верю; я думаю, что это один из видов ясновидения.3

 

Я предложил провести этот эксперимент доктору Гийену, для чего попросил его взять пачку конвертов, выбрать из неё один, пометить конверт изнутри каким-нибудь знаком, положить его на стол, сильно сосредоточить на нём своё внимание и попытаться представить, будто на нём нарисован какой-то простой символ, скажем, треугольник, круг, пятно какого-то цвета и так далее; затем смешать этот конверт с другими, находящимися в пачке, и пригласить испытуемую выбрать его из пачки, а самому понаблюдать, сможет ли она это сделать. Доктор Гийен попробовал провести этот эксперимент и потерпел фиаско. Это факт укладывается в теорию Шарко и подтверждает её, но не окончательно, поскольку различного рода аналогичные эксперименты часто были успешны, когда проводились другими месмеристами и, в частности, мной. Можно предположить, что доктор Гийен из-за неверия в возможность такого феномена мысленно не рисовал на конверте никакой картинки, которую мог бы «увидеть» сенситив. Однажды в Рангуне я попробовал провести эксперимент с цветами, в котором участвовал мистер Дункан, начальник пожарной охраны этого города. Он попросил одного индийского мальчика-сенситива сесть рядом с открытой дверью, повернувшись спиной к стене, чтобы не иметь возможности наблюдать за происходящим на веранде. При этом сам мистер Дункан встал перед ним, держа в руке носовой платок. У меня была подборка образцов цветной бумаги, содержавшая множество её оттенков. Эксперимент заключался в том, чтобы выяснить, сможет ли испытуемый увидеть носовой платок в руках мистера Дункана окрашенным в тот же цвет, какой я показывал последнему, используя для этого цветную бумагу, но не обмениваясь с ним никакими репликами и не делая никаких намёков на то, какого цвета бумагу я ему показываю. В этих условиях мальчик, введённый в гипноз, всегда правильно называл цвет платка, что доказывало передачу мысленных образов от оператора к испытуемому. Поэтому не лишено смысла утверждать, что в Ла Сальпетриер вся истина ещё не постигнута».

 

На этом первый день моих наблюдений закончился. Я намеревался примерно два месяца полностью посвятить изучению практического гипнотизма в конкурирующих французских школах, но жёсткие тиски обстоятельств позволили мне уделить каждой из них не больше недели. Когда я ехал по движущейся дорожке на Парижской Выставке, мне подумалось, что эта дорожка словно олицетворяет мою общественную жизнь, ведь обстоятельства, возникающие под воздействием некой скрытой силы, всегда толкают меня вперёд и подстёгивают, как только я пытаюсь свернуть с пути, чтобы передохнуть. Что ж, это намного лучше, чем бездействие, ибо только труд вершит поистине великие дела.

 

___________________________________

 

1– см. статью в «Теософе» за ноябрь 1891 года.

2– Печально видеть, как скептически настроенные учёные даже не собираются проводить месмерические эксперименты и накапливать факты, констатируя простые месмерические феномены, подобные этому! Со времён Месмера в литературе приведено множество свидетельств компетентных исследователей, подтверждающих истинность этого феномена. Никто не осмелится оспаривать научный авторитет профессора Грегори (ныне покойного) из Эдинбургского университета. По его словам, он может ручаться за то, что «магнетизёр может сильно повлиять на человека, который находится не только в другой комнате, в другом доме или за сотни ярдов от него, но и на того, кто совершенно не подозревает, что ему приказывают сделать что-то определённое». Доктор Эдвин Ли в своей замечательной книге «Животный магнетизм и осознанный магнетический сомнамбулизм» (стр. 54) говорит, что притяжение вынуждает субъект «следовать за рукой магнетизёра, даже когда он выходит из поля зрения пациента, так же как подвешенный на стержне кусок железа следует за движением магнита». М. Шарпиньон, преподобный мистер Сэнди, доктор Калверт Холланд, преподобный С. Х. Таунсенд, доктор Эллиотсон и многие другие это полностью подтверждают.

3– Или, возможно, гиперчувствительное восприятие ауры. Доказательство существования этого тактильного ощущения было получено большинством месмеристов. Так, их испытуемые из множества однотипных предметов выбирали монету, письмо или какую-нибудь другую вещь, которой они касались, особенно с «месмерическим намерением». Среди других признанных авторитетов, зарегистрировавших этот факт, – мистер Макферсон Адамс, опубликовавший отчёт об экспериментах с Каликстом, ясновидящим М. Ричарда, в («Медикал Тайм» за 15 октября 1842-го года). Из нескольких монет Каликст мог выбрать именно ту, которой касался магнетизёр. Вдобавок, нам всем знаком эксперимент, когда собака выбирает носовой платок или перчатку, которую держал её хозяин, а затем положил вместе с другими подобными предметами.

 

 

*   *   *


 

ГЛАВА XX

ИССЛЕДОВАНИЯ ГИПНОЗА

(1891)

 

Вдумчивый читатель, который поразмыслит над экспериментами, описанными в предыдущей главе, и, особенно, над сноской о способности месмеризированного или погруженного в гипноз сенситива выбирать конкретный предмет с помощью восприятия пропитывающей его человеческой ауры, увидит, что вся Сальпетриерская теория о том, что испытуемый очень тонко улавливает незначительные физические особенности текстуры бумаги, подвергшейся воздействию оператора, разваливается как карточный дом, если допустить, что вышеописанные феномены производятся с помощью аурического восприятия, а не физического зрения или слуха. В действительности признание существования ауры даёт ключ к разгадке многих известных тайн гипноза. Самое лучшее, чем можно оправдать заблуждения многих предвзятых учёных, это невежество. На следующее утро мы продолжили исследования с доктором Гийеном. «Первые эксперименты заключались в том, чтобы молча с помощью жестов и мимики обозначить присутствие птиц, крыс и щенков. Так, взмахи кистей в воздухе побудили девушку увидеть птицу; поза слушателя помогла ей услышать пение этой птицы и прийти от него в восторг; соответствующее перебирание пальцев по полу заставило её увидеть крысу и запрыгнуть на стул, чтобы спастись от неё; а когда ей дали знать, что у неё на коленях лежит щенок, она начала его ласкать. Конечно же, всё это примеры безмолвных внушений, но я попросил доктора Гийена снова попытаться провести эксперимент с визуализацией какой-то картины и мысленной передачей её сенситиву. Выбрав на столе место, легко находимое по маленькой вмятинке в дереве, я положил туда блестящую монету и попросил доктора смотреть на неё до тех пор, пока он не почувствует, что её образ прочно привязан к этому месту. Затем я убрал монету и попросил его позвать одну из самых сенситивных девушек и предложить ей взять монету, которую она видит. Но она ничего не видела; и хотя мы разными способами пытались повторить этот эксперимент, он всё равно не удался.

 

На другой день мы повторили эксперимент по переносу паралича от одного испытуемого к другому, положив магнит на стол позади плеча второй девушки-сенситива, но дальнейших объяснений этому феномену мы не нашли. Затем обсуждалась металлотерапия (лечение заболеваний с использованием металла или металлов, подходящих пациенту). Доктор Гийен пригласил женщину, которая совершенно не могла терпеть золото, потому что считала его абсолютно антипатичным своему темпераменту. Она носила серебряные браслеты и другие украшения, как мне кажется, из того же металла. Мы проверили это, когда приложили к её запястью золотую монету, находившуюся в руках доктора и скрытую от её взгляда. Мышцы её руки сразу же начали сокращаться».

 

Сегодня металлотерапия снова является предметом бурных споров, причём не только между конкурирующими школами гипноза во Франции, но и между выдающимися представителями одной и той же школы. Некоторые из них утверждают, что воздействие различных металлов на пациентов представляет собой реальный факт, другие считают, что оно не имеет никаких оснований, являясь всего лишь результатом внушения. Доктор Альберт Молл из Берлина, автор классической работы «Гипнотизм», не принимая ни одну из сторон, беспристрастно держит между ними баланс. «На некоторых людей», – говорит он, – «определённые металлы, например медь, могут оказывать воздействие и даже вызывать исчезновение симптомов заболевания. Более поздние исследования действия лекарственных препаратов на расстоянии ясно показали, что некоторые лекарства в герметичных оболочках при приближении к организму человека действуют так же, как если бы они были проглочены. Следовательно, стрихнин должен вызывать судороги, ипекакуана – рвоту, опиум – сон, спирт – алкогольное опьянение и так далее. Впервые соответствующие опыты были проведены Грокко в Италии и Бурру и Буро в Рошфоре. Они экспериментировали с введёнными в гипноз субъектами и подтвердили данный феномен, даже обнаружив различия в зависимости от того, с какой стороны прикладывалась ипекакуана к телу человека. Известно, что подобные эксперименты были повторены в других странах, например, Жюлем Войзеном, Форелом, Сегуином и Лауфенауэром, но безрезультатно. Луйс поставил вопрос о действии лекарств на расстоянии перед Французской Медицинской Академией, которая назначила комиссию (в лице Бруардела, Дюжарден-Бометца и нескольких других) для проведения опытов в присутствии Луйса, а затем опровергла данный феномен. Зилигмюллер оспаривает эксперименты в этой области гораздо лучше и на более научных основаниях, и лишь его критика кажется мне достаточно обоснованной для того, чтобы, опираясь на неё, принять какую-то точку зрения. Эти критика касается условий экспериментов. При этом отчёты комиссий принципиального значения не имеют». Он высказывает мудрое замечание, говоря, что «когда мы обращаемся к истории животного магнетизма, то видим, что комиссии всегда находят то, что хотят найти, и результат всегда будет тем, который они ожидают. В действительности, на выводы комиссий большое влияние оказывает самовнушение». Осознание этого факта заставило меня отказаться от принятия выводов Комитета Парижской Медицинской Академии, утверждавшего, что действие наркотиков на расстоянии является иллюзией. Чаще всего, не следует считать выводы какого-либо комитета, состоящего, даже частично, из скептически настроенных или предвзятых членов, истиной в последней инстанции.

 

Профессор Перти из Женевы, очень известный естествоиспытатель, говорит о действии металлов следующее: «Одни и те же металлы на разных сомнамбул действуют по-разному. Многие не могут терпеть железо, другие – золото или серебро, но в целом золото действует благотворно и во многих случаях вызывает возбуждение. Бочард из Хайльбронна не мог ввести страдавшую от хореи восьмилетнюю девочку в магнетический сон, когда забыл снять со своих рук два золотых кольца. Серебро, приложенное к области сердца Эммы, сомнамбулы доктора Хэддока, делало её невосприимчивой к воздействию магнетизма; также доктор Хэддок не мог её загипнотизировать, пока у неё на голове лежал кусочек серебра. Зеркало, которое держали перед женщиной-сомнамбулой Петерсена, вызвало у неё мышечные сокращения, заканчивающиеся судорогами; также мышечные спазмы у неё возникали тогда, когда в своей руке она держала цинк или железо. Серебро оказывало успокаивающее действие; медь не давала никаких результатов.

 

Сомнамбула Келера входила в гипнотическое состояние, когда делали «пассы» кусочком стали, который притягивал большие иглы, тогда как раньше он притягивал только железные опилки. Эта женщина была настолько чувствительна к влиянию физического магнетизма, что она ощущала присутствие намагниченной иглы на большом расстоянии и, согласно утверждениям Бэра и Кольшюльтера, могла воздействовать на неё пальцем и даже простым взглядом и своей волей. С расстояния в пол-ярда она на миг отклонила магнитную стрелку на 4° к западу и трижды повторила подобный феномен, когда просто концентрировала на ней свою волю; при этом стрелка всегда смещалась на запад и один раз отклонилась даже на 7°. Аналогичный факт подтверждает и графиня Р., которая заставляла дрожать стрелку, приближая её ней свою грудь. Пруденс Бернар из Парижа, мотая головой из стороны в сторону, заставляла стрелку повторять аналогичные движения («Вестник Галиньяни», 31-е октября 1851 г.). Граф Цапари сообщает о подобном феномене, который производят сомнамбулы».

 

На другой день доктор Гийен попытался показать мне передачу психических галлюцинаций от одного испытуемого к другому. Это происходило так. Девушку №1 загипнотизировали и ввели в стадию «сомнамбулизма», на которой, если читатель помнит, человек легко выполняет внушения. Затем доктор попросил её вообразить, будто она видит на столе белый бюст профессора Шарко, но не с его обычно чисто выбритым лицом, а с густыми усами, как у военных. Она ясно это увидела и посмеялась над удивительным изменением внешности мэтра, а затем её погрузили в более глубокое состояние – состояние бессознательности. После этого пригласили девушку №2, попросив её сесть спиной к спине первой девушки так, чтобы они соприкасалась друг с другом только головами, и её тоже ввели в гипноз. Между ними на стол положили магнит. Мы достаточно долго ждали результатов, но эксперимент не удался, так как перенос иллюзии не состоялся, и одна из пациенток впала в конвульсии (истерику), от которых её доктор быстро избавил, нажав на область яичников. Затем мы повторили эксперимент с магнетическим притягиванием, на этот раз полностью покрыв голову и шею испытуемой тканью из плотной мешковины, чтобы исключить любое воздействие потоков воздуха или животного тепла рук доктора на её кожу. Оператором снова был доктор Гийен. И этот эксперимент с двумя девушками-испытуемыми удался. Хотя его результаты были весьма скромными по сравнению с теми, которые я часто получал, однако этого было достаточно, чтобы показать доктору Гийену, что данный феномен стоит изучить подробнее, поскольку он имеет отношение к проблеме существования магнитного флюида.

 

«Это были все эксперименты, которые я смог провести в условиях «мёртвого сезона», обусловленного отсутствием профессора Шарко в городе, прекращением чтения лекций и клинической работы. Этого было немного, но было хоть чем-то, что явилось началом требующей времени и терпения работы, которая стоит потраченных на неё сил.

 

Офис или кабинет профессора Шарко в больнице был небольшим и располагался между общественной приёмной и химической лабораторией. Его стены были окрашены в тёмный цвет и полностью завешены гравюрами и зарисовками, иллюстрирующими гипнотические состояния и иллюзии. Последние, в основном, представляли собой копии всемирно известных картин итальянских мастеров, демонстрирующие случаи из жизни святых, такие как изгнание бесов. Едва ли нужно говорить, что они рассматриваются обеими школами гипнотизма как феномены, всего лишь обусловленные внушением. К этой же категории относятся гравюры, на которых изображены неврозы, вызванные Месмером с помощью его знаменитого «бакэ» (чана – прим. переводчика), чудесные исцеления, совершённые паломниками у гробницы аббатства Париж, и удивительные феномены левитации и хождения по стенам конвульсионеров1 св. Медарда.

 

Клиники Шарко и Бернгейма ежедневно производят такие же «волшебные» гипнотические феномены, как и чудеса, упоминаемые в летописях любой из церквей или сект».

 

Теперь же течение времени подводит нас к 12-му августа. Прежде чем начать знакомство со школой Нанси, я потратил несколько дней на приём гостей и различные визиты. Среди них была встреча с бароном Харден-Хикки (ныне покойным), потомком одной из эмигрировавших из Ирландии рыцарских семей, которые были приняты на службу во французскую армию и дали жизнь новым ветвям своих старых кельтских фамилий. Результатом этой встречи стала договорённость о выпуске нового перевода «Буддийского Катехизиса» на французский язык.

 

Первое французское издание представляло собой перевод с 14-го английского, но с тех пор на свет появилось ещё семнадцать изданий с пространными дополнениями к тексту; и поскольку барон был в равной степени знаком с обоими языками и любезно предложил заняться новым переводом и его публикацией, я был рад воспользоваться этой возможностью. Я переночевал в его загородной резиденции в Шантийи и познакомился с его прекрасной молодой женой из Нью-Йорка, в девичестве мисс Флаглер. Я был склонен принять любезное предложение барона, потому что мой друг, комендант Курмэ, офицер военно-морского флота Франции, в то время находился у побережья Африки, где командовал военно-морскими силами. В это новое издание было включено двадцать восемь новых вопросов и ответов, в которых раскрывались буддийские идеи о трансцендентных силах Архата или Адепта; рассказывалось о связи этих сил с индивидуальными особенностями темперамента; приводилось осуждение Буддой огульной демонстрации психических феноменов; говорилось о различиях оккультных сил, которыми обладали два Его главных ученика; определялась последовательность этапов психической эволюции и так далее. По просьбе барона я написал предисловие к этому изданию, адаптированное к французскому переводу. В нём я написал: «Рискну предположить, что удивительный успех курса лекций мсье Леона де Росни, профессора-эрудита из Сорбонны, и постоянно растущий спрос на буддийскую литературу доказывают, что просвещённые умы Франции, преодолевая кризис древних религий, трепетно тянутся к философии, которая не превозносит авторитетов, которая поощряет постоянное обращение к здравому смыслу, которая отвергает сверхъестественное, которая поощряет терпимость, которая даёт решение самых сложных проблем бытия, которая обращается к чувству справедливости, которая учит самой высокой морали, которая полностью согласуется с учениями современной науки и которая показывает человеку самые высокие идеалы.

 

За семнадцать лет, в течение которых я находился в буддийское среде, мне ни разу не пришлось наблюдать, чтобы буддизм породил отвращение у смелого мыслителя и религиозно настроенного гуманитария или вызвал антипатию у учёного. Это алмаз, потопленный в болоте суеверий. Если бы Эжен Бюрнуф, яркий светоч современной французской литературы, не покинул бы ряды науки раньше срока, то Франция, несомненно, возглавила бы движение за возрождение буддизма». Поскольку к тому времени я ещё не съездил в Японию, чтобы проконсультироваться там с первосвященниками, я не смог включить в это издание основные «Четырнадцать Принципов».

 

Мне не повезло познакомиться с эрудированной дочерью Бюрнуфа, мадам Делиль, мужем которой был директор Национальной Библиотеки, поскольку тогда она находилась за городом. Однако она сделала мне очень щедрый подарок, прислав в качестве сувенира превосходный гипсовый медальонный портрет своего великого отца, который был размещён в Адьярской библиотеке и висит в ней по сей день.

 

Четырнадцатого августа я добрался до Нанси, древней столицы Лотарингии, страны, где родилась святая девушка, Жанна д'Арк, которой поклоняется всё местное население, нежно храня память о ней. Прежде чем приступить к описанию результатов моих наблюдений в Нанси, было бы хорошо, если бы я очень чётко и кратко определил принципиальные различия между теориями, вдвинутыми школами Сальпетриера и Нанси. В качестве предисловия могу отметить, что в течение последних десяти лет мнение медицинской общественности в целом поддерживало точку зрения, высказанную доктором Льебо и его коллегами. Я считаю, что это совершенно естественно, поскольку природа вещей такова, что исчерпывающее изучение теории эволюции приведёт нас от наблюдений физических феноменов к исследованию их происхождения, а это означает перенос наших исследований в мир духа, откуда приходят импульсы, вызывающие проявления на более низком плане существования. Итак, вкратце, теории конкурирующих школ можно сформулировать следующим образом: в то время как школа Шарко рассматривает феномены как чисто физиологические, школа Нанси утверждает, что они являются психологическими – короче говоря, являются последствиями внушения, сознательного или бессознательного. Позвольте объяснить это яснее. Если я, желая сделать испытуемому внушение, скажу: «Это жаркий день», то он почувствует, что ему жарко, и это отразится в его действиях. Это один из самых простых экспериментов, которые показывают гастролирующие месмеристы. Но для достижения эффекта не обязательно произносить слова; мне нужно всего лишь выглядеть изнывающим от жары, снять пальто, вытереть испарину со лба или каким-то другим способом показать, как ведут себя люди в тёплый летний день, и испытуемый сам наполнит смыслом увиденное и ответит своими аналогичными действиями. Врач навещает тяжелобольного, например, пациента, страдающего брюшным тифом; он находит симптомы неутешительными; его обеспокоенность проявляется в выражении его лица (если он не имеет большого опыта контроля мимики, голоса и жестикуляции), и больной, глядя на него, начинает понимать, что он в опасности, и ему становится хуже, так как, возможно, он умирает. Доктор может говорить ободряюще, но, как говорит мудрая народная пословица, «его взгляд перечит его словам», и бедняга читает на лице доктора медицинский приговор, словно строки на белой бумаге. Это бессознательное внушение. И Париж, и Нанси его признают; но мы, восточные психологи, видим в нём тонкое проявление таинственного и всесильного эффекта телепатии. Таким образом, школа Нанси, рассматривая парижские феномены, на которых Шарко основывает свою «сомнамбулическую» теорию трёх стадий гипнотического воздействия, говорит, что эти стадии являются плодом воображения, а не настоящими этапами гипноза. Они наблюдаются вследствие сознательного или бессознательного внушения врача-экспериментатора, которого ученики считают учителем-теоретиком; при этом последний, первоначально поддавшись самообману, затем внедрил эту эфемерную гипотезу в мозг своих последователей. Это чудовищно сложный вопрос, почти всеобъемлющий, с далеко идущими последствиями. Доктора из Нанси говорят, что в этом свете можно рассматривать девяносто девять процентов всех коллективных социальных явлений – эволюцию религий, искусств, политики, национальных приоритетов, народных традиций, вкусов и привычек. Допустим, один великий человек, отличающийся от своего окружения и являющийся в силу закона эволюции представителем более поздней стадии развития среднего человеческого существа, придумывает систему управления, экономики, религии или морали. Своей мыслью он зажигает одного или нескольких учеников. В свою очередь, они создают партии, политические движения или школы, которые посредством публичных выступлений, книг или каких-либо действий постепенно завоёвывают признание социума. Одно поколение передаёт эти мысли следующему и так далее до тех пор, пока они не станут передаваться как по наследству, и изначальная идея первого человека не сложит судьбы рас и не изменит облик человеческого сообщества. Ребёнок, родившийся через пять, шесть или двадцать поколений, унаследовавший эту гипнотически внушённую теорию или склонность к ней, непременно дальше передаст её по наследству, потому что она «у него в крови», а он сам является носителем предрасположения к ней (говоря научно) и «делает то, что делали его предки», не задавая никаких вопросов. Исключения, такие как протестанты среди консерваторов и неформалы среди ортодоксов, представляют собой людей, которые, как говорят наши восточные психологи, привлекаются в семьи той или иной расы чисто физической кармой, в то время как умственно и духовно они связаны родственными узами с другой человеческой семьёй. История изобилует примерами того, как дети выделяются из их семейного окружения. Без привлечения вышеупомянутой теории реинкарнации объяснение этого феномена скрыто во мраке, но когда мы принимаем её во внимание, всё становится на свои места. Я полностью убеждён в том, что западная наука в ближайшем будущем будет вынуждена принять древнее восточное объяснение естественного порядка вещей. На сегодня уже более чем достаточно разговоров о «мистических провидениях» и особых космических вмешательствах; мы переросли суеверия, потому что преодолели некоторые аспекты нашего невежества. И теперь, наблюдая, как занимается заря за горами нашего невежества, мы никогда не будем удовлетворены, пока не попадём в то место, где свет сияет постоянно. Требуется мужество, чтобы заявить о себе как о бескомпромиссном искателе истины, но вся раса движется в направлении этой истины, и те, кто первыми её постигнут, станут теми, кто, будучи настороже в ходе долгого и сложного процесса эволюции, получил знание и силу, позволившими им опередить современников. Я из числа тех, кто верит, что изучающий кармическую эволюцию сможет извлечь для себя огромную пользу, вдумчиво читая «Джатаки, или буддийские истории о перевоплощениях» (Jatakatthavannana), замечательный перевод которых подарил нам профессор Рис Дэвидс. Вместе с тем, это самое старое из существующих на сегодняшний день собрание народных преданий, отражающее общественную жизнь, традиции и бытовавшие верования простых людей из арийских племён в мельчайших деталях.

 

Это отступление завело нас так далеко, что рассказ о моих экспериментах и наблюдениях необходимо перенести в следующую главу.

 

_____________________________

 

1конвульсионеры (фр. convulsionnaires) – религиозная секта, возникшая в конце 1720-х гг. во Франции в результате преследования янсенистов, которые являлись последователями Франциска Парижского. – прим. переводчика

 

 

21.08.2020 15:10АВТОР: Генри С. Олькотт | ПРОСМОТРОВ: 773




КОММЕНТАРИИ (1)
  • сотый22-08-2020 08:06:01

    Бездушие. Все эти спириты, гипнотизёры, маги… относятся к разряду чародеев, и будут уничтожены небесным огнём при Великом Приходе.

ВНИМАНИЕ:

В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:

1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".

2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.

3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".

4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.

5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".



Оставить комментарий

<< Вернуться к «Ученики и последователи Е.П. Блаватской »