Международная выставка «Пакт Рериха. История и современность» в Бишкеке (Республика Киргизия). В Сызрани открылся выставочный проект, посвященный 150-летию Н.К.Рериха. Выставка «Издания Международного Центра Рерихов» в Новосибирске. Новости буддизма в Санкт-Петербурге. Благотворительный фонд помощи бездомным животным. Сбор средств для восстановления культурной деятельности общественного Музея имени Н.К. Рериха. «Музей, который потеряла Россия». Виртуальный тур по залам Общественного музея им. Н.К. Рериха. Вся правда о Международном Центре Рерихов, его культурно-просветительской деятельности и достижениях. Фотохроника погрома общественного Музея имени Н.К. Рериха.

Начинающим Галереи Информация Авторам Контакты

Реклама



Листы старого дневника. Том III. Главы XXVII, XXVIII. Генри С. Олькотт


 

 

 

ГЛАВА XXVII

ЦЕРЕМОНИЯ ОТКРЫТИЯ

 

На 1886 год выпало большое количество строительных работ, и почти весь год был слышен звук молотка и мастерка. Помимо перестройки спальни Е. П. Б. наверху дома, которую мистер Куломб сделал такой же водонепроницаемой, как сито, и переоборудования её первой большой спальни под библиотеку западной литературы, мы напряжённо работали над созданием восточной секции библиотеки, стремясь приурочить её открытие к ежегодному Съезду нашего Общества. Чтобы не занимать наше ограниченное пространство колоннами, мы заказали из Англии стальные балки, а когда их смонтировали, то начали сильно переживать из-за того, что под тяжестью кирпичной террасы они провисли на 5/8 дюйма. Пролёт в 27 футов был довольно длинным, и по нашей неопытности мы опасались, что терраса когда-нибудь обвалится и кого-то убьёт или, что, возможно, ещё хуже, похоронит под собой бесценные портреты Учителей. Я думаю, что любой из нас согласился бы на смерть, только бы эти портреты остались целы. Но, в конце концов, балки легли на опоры, и дальше работа пошла полным ходом. В конце сентября, удостоверившись, что строительство библиотеки завершится вовремя, мы разослали циркулярное письмо, приглашавшее учёных присылать нам поэмы на санскрите, пали и зенде. Также мы попросили всех наших индийских и цейлонских коллег организовать приезд священников, представлявших разные древние религии, чтобы они приняли участие в церемонии открытия библиотеки. Таким образом я хотел продемонстрировать эклектичный подход нашего Общества к различным религиям мира. Дел, связанных с литературой, было тоже немало. Помимо редактирования «Теософа», мы подготовили к изданию небольшую монографию «Психометрия и передача мысли на расстояние», сделали каталог книг в библиотеке западной литературы, подготовили новое издание «Буддийского Катехизиса» и других произведений, не считая наших лекций.

 

Третьего октября к нам в гости приехал принц Харисинджи со своей семьёй. Мы этому очень обрадовались, поскольку, как известно читателю, в нашей Штаб-квартире все любили его за мягкий характер и преданность. Он относился к нам так же хорошо, как человек, который только что вступил в наше Общество. Среди индийских принцев, которых я встречал, он был самым лучшим по человеческим качествам и умению дружить, и если бы все люди были похожи на него, то религия в Индии стояла бы на более прочном основании, а не вырождалась, как это происходит в наши дни. Он остановился у нас на четыре недели, поселившись в бунгало на берегу реки со своими слугами, которые готовили ему еду.

 

Незадолго до того, как он покинул Адьяр, его милая жена, достойная представительница расы благородных раджпутов, от имени своего сына выделила нам значительную сумму денег на постройку каменных ворот в древнем стиле. Однако всем нашим попыткам воплотить в жизнь эту идею мешали те или иные обстоятельства. Но недавно мы привезли из разрушенного храма в Южной Индии тяжёлые столбы со скульптурами и верхнюю перекладину, которые в настоящее время устанавливаются у входа на территорию нашей Штаб-квартиры со стороны аллеи. Между тем, принцесса, её сын и старшая дочь уже умерли, и на перекладине мы вырезали их имена, а само это сооружение, уже простоявшее 2000 лет, как мы думаем, простоит ещё много веков, являясь данью любви и уважения их памяти1.

 

Примерно в это же время по почте мне доставили очень трогательное письмо от одного христианского епископа, благословлявшего наше Общество, так как оно много делает для погашения волны скептицизма и укрепления религиозного духа. Он изъявил желание стать членом Теософского Общества, просил у меня разрешения создать его филиал и хотел получить мои указания, как это сделать! Только представьте себе, что это письмо, скреплённое епископальной печатью, написал мне сам епископ! Для нас это было чем-то новым, потому что духовенство, как правило, осуждало нас со своих кафедр и клеймило как сыновей Белиала2.

 

Правда, он был чистокровным негром, как можно было догадаться по его фотографии, но, всё же, епископом, ортодоксальным епископом, принявшим сан в епископской или американской ветви Англиканской Церкви. А его епархия находится на Гаити. Трудно сказать, какую пользу принесло бы это нашему делу, если бы на Гаити вскоре не произошла одна их тех политических революций, которые так часто происходят на этом острове, как и в других южноамериканских государствах.

 

Первый Съезд, состоявшийся в Штаб-квартире, Адьяр, Мадрас. 1882 год.

 

 

В ноябре одной и той же почтой я получил два письма: одно - от доктора Эллиота Куэса, другое – от мистера Ричарда Харта из Нью-Йорка, в которых говорилось о крайне бедственном положении нашего Общества в Соединённых Штатах. Первый объяснял сложившуюся ситуацию моим отказом играть роль диктатора с запретом делать это ему самому, а второй сетовал, что Куэс пытается подмять всех под себя! В моём дневнике записано, что «возможно, оба ошибаются, и Теософское Общество в Америке вовсе не рухнуло». И время доказало разумность такого предположения.

 

С 19-го по 22-го ноября я совершил поездку в Куддапах, где выступил с лекцией и основал Теософское Общество Куддапах.

 

К первой неделе декабря от пандитов Бенареса, Бенгалии, Бомбея и Мадраса стали приходить поэмы на санскрите, а от самых образованных священников Цейлона – стихи на санскрите и пали, приуроченные к открытию библиотеки. Примерно в это же время я получил от Е. П. Б. рукопись первого тома «Тайной Доктрины», направленную нам Т. Субба Роу для прочтения и редактирования. Но Т. Субба Роу, склонный в тот период ко всему придираться, отказался сделать для Е. П. Б. больше, чем прочитать этот том. Он сослался на массу содержащихся в нём ошибок и сказал, что если он его коснётся, то его придётся переписывать заново! Это в нём говорило всего лишь уязвлённое самолюбие. Но всё обернулось к лучшему, потому что, когда я сообщил о его реакции Е.П.Б., она сначала сильно расстроилась, а затем села за работу и самым тщательным образом проверила свою рукопись, исправив множество ошибок, возникших из-за неточного употребления литературных оборотов. Таким образом, прибегнув к помощи своих европейских друзей, она сделала книгу такой, какой мы знаем её сегодня. Надо сказать, что она всегда очень сильно просила указывать ей на ошибки, и большинство из них она была готова исправить. Особенно это касалось тех сочинений Е.П.Б., которые не были продиктованы ей телепатически (психически) невидимыми Помощниками, руководившими написанием двух её великих книг, «Изиды» и «Тайной Доктрины». А эти два труда, словно Яхин и Боаз3, будут стоять вечным памятником, воздвигнутым в честь Е. П. Б., удивляя и восхищая грядущие поколения4.

 

К 22-му декабря завершились последние строительные работы в библиотеке, а прекрасный резной экран, который вызывал восхищение всех посетителей, был установлен 19-го числа. Девятнадцатого и двадцатого декабря был выложен мраморный пол в зале для картин, и на этом строительство окончилось. Первые делегаты начали прибывать 21-го декабря, а вечером того же дня я написал свою речь, которую собирался сказать на церемонии открытия библиотеки. С каждым поездом, прибывающим из Бенгалии, Северо-Западной и Центральной областей, Бомбея, Мадраса и Цейлона, к нам приезжало всё больше и больше делегатов, и так продолжалось до тех пор, пока все наши помещения не были заполнены людьми. Как обычно, вечером 26-го декабря я написал свой годовой отчёт, а 27-го числа в назначенное время состоялось открытие Съезда, который начал свою работу. Заседания того года запомнились нам четырьмя лекциями Т. Субба Роу по «Бхагавадгите», которые сильно заинтересовали всех слушателей. Эти лекции, обретшие сегодня письменную форму, являются одной из самых драгоценных жемчужин теософской литературы. Они явились предвестником той интеллектуальной окраски, которую внесли в наши ежегодные собрания в Адьяре выступления миссис Безант. Во второй половине дня 27-го декабря буддийский священник Меданкара, приехавший с Цейлона, прочитал нам лекцию на пали, которую переводил на английский язык ныне покойный пандит Адьярской библиотеки Бхашьячарья. Он не знал пали, но прекрасно понимал докладчика благодаря своим глубоким знаниям санскрита, и этот факт доказывает тесную связь между пали и санскритом. О священнике Меданкаре следует рассказать подробнее. Он был молодым человеком из секты Раманья Никайя, ведущим жизнь поистине святого человека, по рвению которого ему не было равных среди бхикку на всём Цейлоне. Обычно каждый год он на какое-то время уходил в лес и проводил там время в медитации, питаясь ягодами и любой другой едой, какая ему попадётся. Он был одним из немногих монахов, веривших в существование наших Учителей, и его самым сильным желанием было разыскать Их в Тибете. Он отправился бы туда уже в этом году, если бы я не отговорил его от этой затеи, используя всё своё личное влияние. Он с неохотой вернулся на Цейлон, но всё же не отказался от своего плана, так как прислал мне несколько срочных писем с просьбой позволить ему отправиться в Гималаи и помочь ему в этом путешествии. Но, увы! Меданкару, в отличие от Дамодара, кармой не было уготовано искать и найти Учителя, потому что вскоре он умер, выйдя из поля нашего зрения, возможно, для того, чтобы как можно скорее воплотиться в теле, лучше приспособленном для исполнения его заветного желания.

 

Церемония открытия библиотеки состоялась 28-го декабря и имела полный успех. В ней приняли участие брамины, буддисты, священники парсов и мусульмане-мавлави. Это событие произвело огромное впечатление на всех мыслящих людей.

 

Однако какую бы сектантскую окраску ему не придавали и не придают некоторые из моих коллег, даже мои недоброжелатели должны воздать мне должное за то, что я упорно боролся против всех попыток безапелляционно пропагандировать какие-либо учения. В действительности я всегда рьяно отстаивал принцип терпимости, который с самого начала лежал в основе созданного нами с Е. П. Б. Общества, и я понял, что открытие Адьярской библиотеки предоставляет мне шанс показать всему миру реализацию этого принципа на деле наиболее наглядным и понятным образом. Никогда ещё прежде в Индии не видели, чтобы церемония, подобная этой, так объединяла религиозных учителей противоборствующих сект Востока. По большому счёту, до появления Теософского Общества Индия также никогда не видела представителей всех каст и сект, собирающихся вместе на ежегодные чествования научно-религиозной организации. Мы «делали историю» в самом прямом смысле этого слова с тех пор, как в одной из гостиных Нью-Йорка состоялась важная встреча, на которой мной впервые была высказана идея о создании нашего Общества, нашедшая поддержку Е. П. Б., Джаджа и других людей. И теперь, когда дела ушедших дней сложились в главы этой книги, предназначенной внести вклад в историю нашего движения, хорошо бы вспомнить о том, как 28-го декабря 1886 года происходило официальное открытие Адьярской библиотеки.

 

Как уже ранее говорилось, на этой церемонии присутствовали священники от религии адвайты и индуизма висиштхадвайты, южного буддизма, зороастризма и ислама, и когда подходила их очередь, они взбирались на место для выступлений и с ритуалами, соответствующими их религиозным обычаям, благословляли наше детище и желали ему процветания. А многолюдная аудитория, включавшая азиатов и европейцев, проявляла глубочайший интерес ко всему происходящему. Одна группа священников, закончив своё обращение, покидала место для выступлений, уступая его следующей, а мы, сидевшие рядом, наблюдали за этим действом, которое Индия никогда раньше не видела и даже не могла о нём мечтать. Этот день был одним из самых счастливых в моей жизни. Пандит из Майсура воззвал к милости бога оккультных наук Ганапати и покровительницы знания Сарасвати, индийской Афины Паллады, или Минервы; несколько мальчиков из нашей санскритской школы произнесли слова благословения из шлок на классическом языке Вед; два парса-мобеда вознесли молитву Ахура Мазде и в серебряном алтаре зажгли сандаловое дерево; святой Меданкара со своим собратом прочёл Джаямангалам на пали; а мусульманин-мавлави из Хайдарабада громким чистым голосом пропел молитву из Корана. Затем я выступил с официальным приветствием, отрывки из которого разместила на своих страницах «Мадрас Мэйл»:

 

«Дамы и господа! Мы встретились здесь по случаю, который, вероятно, будет иметь историческое значение для современной мировой культуры. Открытие библиотеки, подобной этой, относится к числу редчайших, если не уникальных событий в наше время. Здесь нет необходимости перечислять огромные библиотеки западных городов, содержащие миллионы томов, поскольку они, скорее, представляют собой огромные книгохранилища. Ни коллекции Восточной литературы при Правительстве Индии, ни собрания в Королевском и Национальном музеях Европы, ни даже знаменитый Сарасвати Махал в Танджоре не похожи на нашу Адьярскую библиотеку и не конкурируют с ней. Это происходит потому, что у нашей библиотеки есть определённая внутренняя цель, обозначенная с самого начала. Её основное назначение – дополнять работу Теософского Общества, то есть служить средством для достижения его цели, ради которой наше Общество было создано и которая ясно изложена в его уставе. Из трёх заявленных целей нашего Общества первой является создание ядра всемирного братства человечества без различия рас, вероисповеданий и цвета кожи, второй – содействие изучению арийской и другой восточной литературы, а также восточных религий и наук. Первая цель представляет собой необходимую основу для второй, которая является логическим следствием первой. Невозможно наладить какое-либо дружеское сотрудничество между учёными, принадлежащими различным древним религиям и народностям и изучающими религии, архаичные философии и науки в сравнительном аспекте, не заручившись сначала их согласием на работу в условиях взаимной доброжелательности. С другой стороны, установление такого духа братства естественным образом стимулирует исследования древних письменных источников, целью которых является нахождение общих корней в религиозных системах и высоких человеческих мотивах. Все раздоры возникают из-за взаимного непонимания и предрассудков, в то время как открытие основополагающих истин ведёт к единению. Наше Общество ратует за мир и просвещение, и открытие этой библиотеки ещё раз демонстрирует миру наш принцип доброжелательного отношения к кому бы то ни было. Мы хотим не столько того, чтобы в этой библиотеке было много книг, сколько того, чтобы они служили достижению наших целей. Мы хотим, чтобы она стала памятником учёности древних, но таким, которым бы мог воспользоваться весь мир для самого, что ни на есть, практического применения. Мы совершенно не желаем, чтобы полки этой библиотеки занимали тонны бесполезных умственных спекуляций, но хотим, чтобы на них были собраны лучшие религиозные, нравственные, практические и философские учения древних мудрецов. Мы стремимся собрать все знания, которые можно найти в древних литературных источниках о законах природы, научных принципах и тонкостях различных ремёсел. Некоторые приверженцы арийской культуры полностью убеждены, что наши предки скрупулёзно исследовали все области человеческой мысли, сформулировали все философские проблемы, измерили все глубины и высоты человеческого естества и обнаружили большинство, если не все, скрытые свойства растений и минералов, а также открыли все законы жизни. Мы хотим знать, насколько это соответствует истине. Некоторые настолько незнакомы с фактами, что берут на себя смелость отрицать древние знания и ценность сказанного в древних книгах. Для них заря человеческой мудрости только ещё разгорается, причём исключительно в западном небе. Два века назад, – говорит Фламмарион, – иезуиты, Шиллеры и Байеры предлагали переименовать звёзды и созвездия, дав им христианские имена вместо языческих. Так, Солнце должно было называться Христом, Луна – Девой Марией, Сатурн – Адамом, Юпитер – Моисеем, так далее, и тому подобное. Ведь от этого светила не будут светить менее ярко, а жажда сектантства будет удовлетворена! Движимые примерно тем же духом, некоторые наши «просвещённые» арии, похоже, склонны приглушать свет древних ярких звёзд и зажигать новые. Они прячут в тень имена арийских светил – Вьясы, Ману, Шанкары, Капилы и Патанджали, заменяя их Контом, Геккелем, Хаксли, Спенсером и Миллем. Это было бы не так предосудительно, если бы в их небе все великие и яркие светила древности «… также нашли своё место».

 

Все мы, без сомнения, выступаем за прогресс и реформы, но пока никто не убедил нас, что благоразумно отказываться от своего собственного ценного наследия, чтобы хвататься за чужое. Со своей стороны, я не могу не думать о том, что если бы наши молодые учёные были знакомы с литературой на санскрите, зенде и пали в той же степени, что и на английском, то Риши почитались бы больше, а современные биологи – меньше. В частности, чтобы прийти к этому, и открывается Адьярская библиотека.

 

Благодаря объединённым усилиям восточных и западных учёных, мы надеемся найти и обнародовать много ценных знаний, которые сегодня записаны на древних языках или перекочевали в азиатские народные предания. Ведь они до сих пор недоступны тысячам серьёзных учеников, которые знакомы с классической литературой лишь на греческом языке и латыни, а также на европейских языках, производных от них. Существует широко распространённое убеждение, что многие тонкие секреты химии, металлургии, медицины, промышленного производства, метеорологии, сельского хозяйства, животноводства, педагогики, архитектуры, техники, ботаники, минералогии, астрологии и так далее, известные предшествующим поколениям, были забыты, но могут быть восстановлены по уцелевшим литературным источникам. Некоторые люди заходят так далеко, что осмеливаются утверждать, что древние мудрецы обладали исчерпывающими знаниями законов человеческого развития, полученными экспериментальным путём. Я признаюсь, что являюсь одним из этих людей, и всё больше убеждаюсь, что результатом современных биологических исследований станет подтверждение Тайной или Эзотерической Философии. Твёрдая убежденность в этом заставила меня как можно скорее начать строительство данной библиотеки, пока мы полны сил и здоровья. Поэтому не моя вина, если цели, которые преследуются её открытием, не будут достигнуты в течение жизни большинством присутствующих здесь людей. Если древние книги обладают той ценностью, которую некоторые им приписывают, тем скорее и надёжнее мы это докажем; если всё наоборот, мы не можем раскрыть это очень быстро. Чудо-интеллектуал нашего времени, сэр Уильям Джонс, был лучшего мнения о достоинствах санскритской литературы, чем наши «просвещённые» арийцы. «Я рискну утверждать», – говорил он в своей «Речи» перед Азиатским Обществом, произнесённой 20-го февраля 1794-го года в Калькутте, – «я рискну утверждать, не желая вырвать ни единого листочка из неувядающих лавров нашего бессмертного Ньютона, что вся его теология и, частично, философия могут быть найдены в Ведах и даже в трудах суфиев. Тончайший дух, который, как он подозревал, пронизывает все природные тела и находится в них в скрытом состоянии, вызывая притяжение и отталкивание, излучение, отражение и преломление света, электричество, нагревание, ощущение и мышечное движение, описан индусами, как пятый элемент, наделённый этими же способностями. А Веды изобилуют намёками на силу всемирного тяготения, которую они, главным образом, приписывают Солнцу, называя его в связи с этим Адитьей или Центром Притяжения». О комментариях к Веданте Шри Шанкары сэр Уильям Джонс говорит, что «нельзя без восхищения упомянуть о столь прекрасной работе. Я с полной уверенностью утверждаю, что пока не появится её точный перевод на какой-нибудь европейский язык, всеобщая история философии будет оставаться неполной». Далее он утверждает, что «один правильный перевод любой известной индуистской книги имел бы бóльшую ценность, чем все посвящённые ей диссертации и эссе».

 

Упанишады полностью посвящены описанию внутренних частей тела человека с перечислением нервов, вен и артерий. Помимо этого, в них имеется описание сердца, селезёнки и печени, а также внутриутробного развития эмбриона. Если вы обратитесь к самым современным медицинским светилам, то узнаете один очень интересный факт, о котором нам недавно рассказал член нашего Общества, имеющий медицинское образование. Он заключается в том, что ход сушумны или спинной трубки, которая, согласно арийским книгам, соединяет различные чакрамы или центры психической эволюции в теле человека, можно проследить от головного мозга до копчика, и мой друг любезно показал мне часть этого пути под сильным увеличительным стеклом. Кто знает, какими необычными биологическими и психическими открытиями могут увенчаться научные исследования современного анатома и физиолога, который не сочтёт зазорным заглянуть в арийские книги? «Ни на каком языке (кроме древнееврейского)», – говорит сэр Уильям Джонс, – нет более «почтительного и возвышенного обращения к Прародителю всех существ, нет более прекрасного перечисления Его атрибутов и более красочного описания его видимых дел, чем на арабском и персидском языках, а также на санскрите». Но поскольку эту тему исчерпать невозможно, я должен удержаться от соблазна привести здесь множество высказываний величайших учёных нашего времени о богатстве и ценности древних книг Азии, а также об интересе, который они вызывают. Эти проницательные учёные и мыслители из Европы и Америки терпеливо работают в тесном сотрудничестве с коллегами-азиатами и европейцами из Индии, Цейлона, Бирмы, Японии, Китая, Египта, Ассирии и других стран Востока.

 

Дамы и господа! Скоро вы убедитесь, что библиотека, которую мы сейчас открываем, не предназначена для того, чтобы быть простым книгохранилищем. Также она не будет местом для тренировки людей-попугаев, которые, подобно некоторым современным пандитам, механически заучивают тысячи стихов и лакхов строчек и при этом не способны их объяснить или, возможно, даже понять их смысл. Также Адьярская библиотека не станет работать ради конкретных интересов какой-либо одной религии или её сектантской ветви. Не станет она и средством для пустой демонстрации литературного мастерства. Она открывается, чтобы помочь возрождению восточной литературы; чтобы вернуть достоинство истинным пандитам, мобедам, бхикку и мавлави; чтобы поднять на должную высоту уважение образованных людей, особенно среди молодого поколения, к мудрецам древности, их учениям, мудрости и благородным жизням; чтобы помочь, насколько это возможно, установить более близкие отношения и взаимопонимание между литераторами обоих полушарий. Сейчас мы располагаем лишь небольшими средствами, но искренние мотивы и кропотливый труд когда-нибудь это компенсируют. Мы верим, что заслужим доверие общественности. В рамках одного из направлений нашей планируемой работы я прошу вас выразить своё согласие с содержанием сборного катехизиса одной из ветвей индуистской религиозной философии, известной как «Доктрина Двайты» Шри Мадхвачарьи. Его составитель, высокообразованный и уважаемый гражданин, судья П. Шринивас Роу, намерен проделать такую же работу и написать катехизисы двух других великих религиозных школ – Вишиштадвайты и Адвайты, основанных соответственно Шри Рамануджей Ачарьей и Шри Шанкарачарьей. «Буддийский катехизис», который издан благодаря госпоже Илангакун, высокочтимой буддистке Цейлона, и который я также прошу вас поддержать, дополнится, как только у меня найдётся время, катехизисами зороастризма и ислама, написанными с точки зрения последователей этих религий.

 

От имени читателей библиотеки и Генерального Совета Теософского Общества я, прося для них благословения всех Божественных Сил и защитников истины, посвящаю Адьярскую библиотеку служению человечеству и официально объявляю её открытой».

 

Из этой инаугурационной речи читатель может уловить предпосылки для создания Восточного Института, который мы надеемся открыть в Адьяре, когда будем располагать бóльшим временем. По сути, эта работа уже наполовину выполнена. У нас есть: (а) строения и площади на территории Штаб-квартиры в нашей собственности, хотя они и нуждаются в небольшом ремонте; (б) пять жилых домов в индийском стиле для свободного пользования пандитами библиотеки; (в) большая ёмкость для каменщиков; (г) большие кирпичные столовые вне зданий, готовые к использованию в любое время; (д) большие колодцы с чистой пресной водой; (е) две библиотеки с книгами Востока и Запада вместимостью 10000 томов; (ж) превосходный актовый зал и просторные классы; (з) спальни для постоянных сотрудников-европейцев; (и) река с приливно-отливными течениями под окнами нашего дома, которая охлаждает воздух; вид на расположенное в полмили от усадьбы лазурное море, с которого каждый день веет свежий бриз; рощи с кокосовыми пальмами, деревьями манго, баньянами и хвойными деревьями, в тени которых можно совершать прогулки и уединяться, что подходит для тех, кто склонен к медитации; (к) около 20000 фунтов стерлингов, без которых было бы ребячеством с моей стороны строить какие-то планы; у нас есть 25000 рупий во вложениях; предполагаемые доходы от завещанного наследства, которые за несколько следующих лет, как думает наш душеприказчик мистер Барнс, составят около 8000 фунтов стерлингов, но которые теперь не могут считаться имуществом; капитал, акции и доход от «Теософа» и прочих вещей, которые были завещаны Обществу. На первый взгляд, всё это может показаться недостаточным. Однако нельзя отрицать, что сегодня перспективы создания Адьярского Восточного Института неизмеримо лучше, чем в день открытия Адьярской библиотеки в 1886-ом году, когда её резные двери были распахнуты в первый раз, а я обращался с речью, посвящённой этому событию, к смешанной аудитории, состоящей из людей различных рас и вероисповеданий. В один прекрасный день какой-нибудь наш просвещённый друг-филантроп может предоставить нам то, чего не хватает, чтобы открыть этот Институт, обеспечив ему хорошую финансовую опору. В действительности я уверен, что так оно и будет.

 

Большинство делегатов Съезда осталось на четвёртую, последнюю лекцию Т. Субба Роу о Бхагавадгите, состоявшуюся утром 30-го декабря. Она представляла собой литературный шедевр и образец ораторского искусства. После этого толпа рассеялась, и когда 1886-й год завершился, в нашем доме воцарилась привычная тишина. Так была перевёрнута ещё одна страница летописи Теософского Общества, соответствующая его одиннадцатому году жизни.

 

Примечания:

 

1– Пока эта книга готовилась к печати, утром 2-го января 1903 года несчастный случай унёс жизнь принца Харисинджи, присутствовавшего на Съезде в Бенаресе.

 

2 – Белиал – в Библии падшее ангелическое существо. – прим. переводчика

 

3 – Яхин и Боаз – два медных, латунных или бронзовых столба, которые согласно Библии стояли в притворе Храма Соломона – Первого Храма в Иерусалиме. – прим. переводчика

 

4 – Я думаю, что она бы смертельно расстроилась, если бы дожила до того момента, когда смогла бы прочитать язвительную статью о полном разоблачении мошеннических демонстраций «Межэфирной Силы» Кили в своём же журнале «Теософское Обозрение» за май (1899 года), которая вышла после того, как она написала об этой силе в «Тайной Доктрине» (I том, 556-566 страницы первого издания). Она лично не знала Кили и формировала своё отношение к нему, опираясь на свидетельства его друга из Филадельфии, акционера компании Кили, а также миссис Блумфилд Мур, восторженной ученицы и покровительницы Кили. Однако она очень много знала об эфирных и прочих силах и возможностях их применения, часто демонстрируя свои способности управлять ими на практике. Поэтому, не заботясь о том, чтобы изучить теорию Кили или проверить факты, преподносимые миссис Мур, она неожиданно отклонилась от темы своей работы, переключившись на очень интересный рассказ о космических силах. Таким образом, её неосторожное косвенное одобрение доказанного сегодня шарлатанства пробило ещё одну крупную брешь в её доспехах, сделав их уязвимыми для стрел её насмехающихся врагов. Но, в конце концов, какое это имеет значение? Она просто была Е. П. Б., которая шагала впереди нас семимильными шагами, являлась гигантом в каких-то аспектах, но, вероятно, оставаясь при этом легковерной женщиной, безапелляционно принимающей слова тех, кто очень легко мог завоевать её доверие.

 

 

 

 

ГЛАВА XXVIII

ЕЩЁ ОДНА ПОЕЗДКА НА ЦЕЙЛОН И В ЗАПАДНУЮ ИНДИЮ

 

Теперь мы стоим на пороге 1887-го года, одного из самых напряжённых и плодотворных периодов нашей истории. Девятого января в Исполнительном Совете мы набросали годовой план работы, а 22-го я отправился в Коломбо, куда приехал 24-го. Лидеры Раманьи Никайи сразу же отвели меня в Пиягалу, чтобы отметить первую годовщину смерти их первосвященника Амбагахаватте, кремация которого недавно была описана на страницах этого повествования. Я обратился к огромной толпе народа, а затем уже в частном порядке встретился для консультаций со всем составом священников Раманьи. Я торжественно предупредил их, чтобы ради светлого имени их почившего вождя они не культивировали в себе чувство собственной праведности и сопутствующее ему лицемерие. Я сказал, что заметил у них тенденцию к сектантству и ограниченности мышления, которые я осуждаю, как диаметрально противоположные духу учения Господа Будды. Это предупреждение необходимо было сделать и, мне кажется, оно не принесло бы вреда, если также прозвучало бы и в наши дни.

 

Двадцать седьмого января я отправился в Бадуллу, процветающий городок в провинции Ува, расположенный на высоте около 4000 футов над уровнем моря и обладающий климатом, полностью обновляющим европейцев, изнурённых слишком длительным проживанием в долинах с тропической жарой. Железная дорога из Коломбо, идущая через Канди и Нану Ойя, которая теперь проложена до Бандаравелы по самым прекрасным и живописным местам в мире, тогда доходила только до Нану Ойя, сердца самой зелёной страны, поэтому оставшуюся часть пути мне пришлось преодолевать на специальной почтовой повозке. С места извозчика мы наслаждались изысканными пейзажами, которые открывались за каждым поворотом почтовой дороги. Мы остановились на ночь в «Бунгало Уилсона», правительственном доме отдыха, и очень этому обрадовались, поскольку дорога, довольно опасная из-за резких поворотов и множества обрывов, после наступления темноты стала ещё опасней, тем более, что наш извозчик был полупьян. Не думаю, что я когда-либо волновался больше, чем тогда, от наступления сумерек до нашего приезда в дом отдыха. Должно быть, я придумал с полдюжины разных способов, как вскочить на повозку и, взяв управление ею, вывернуть на дорогу, если наш подвыпивший Автомедон1 вдруг повезёт своих пассажиров прямо в пропасть.

 

Однако всё это вскоре было забыто, как только появился горячий ужин и жаркий огонь, сильно смягчавший колючий морозный воздух плоскогорья. Кстати, ничто так сильно не очаровывает попавшего в тропики путника, навевая ему воспоминания о доме, как то ощущение зябкости, которое возникает у него в горных городишках и побуждает спешить к жаркому огню своей комнаты. Такие переживания можно получить всего через несколько часов восхождения от душных равнин до Симлы, Массури, Дарджилинга, Утакамунда или Кодайканала. Так сказать, за пять часов можно попасть из Индии в Европу.

 

Мы пустились в путь на нашей повозке в 6.45 следующего дня, вдыхая свежий воздух, наслаждаясь утренним солнцем и любуясь пейзажами, подобными недавно нарисованным картинам, развешанным на склонах, в долинах и горных пиках вокруг нас. На посту в семи милях от Бадуллы нас встретила одна группа друзей, а на посту за четыре мили – другая, и мы въехали в город в сопровождении сильно растянувшейся процессии, состоявшей из всех уважаемых местных буддистов. Нас разместили в комфортабельных квартирах и предоставили всё необходимое; повсюду на ветру развевались новые буддийские флаги, а перед нашей дверью была сооружена арка с приветствиями и нашим гербом. В 4 часа дня я выступил с лекцией в Сабарагамува Дивали, а позже возложил цветы к изображению Будды в храме Митьянангане, которому, говорят, около 2000 лет. Здесь произошел удивительный случай. У У. Д. М. Аппухами, ведаррачи, или местного врача, был очень толковый сын лет десяти, который проявлял большие способности к изучению санскрита по книгам своего отца, так как молодой ум этого мальчика имел сильную склонность к религии. Его родители хотели посвятить своего ребёнка в аскеты при пансале или вихаре. В особенности этого желала его мать, кроткая ясноокая женщина, также полная религиозных устремлений. Поэтому, когда я возлагал цветы, ко мне привели этого ребёнка и передали в руки, сказав, чтобы я делал с ним всё, что мне захочется. И, заключив молодого парня в свои объятия, я трижды подвёл его к древней статуе Будды, каждый раз повторяя знакомые слова: Намо, Тасса, Бхагаватто, Арахатто, Самма Самбудхасса. Затем, возвращая мальчика родителям, я сказал, чтó им надо сделать, чтобы достичь поставленной цели. Это, в некотором роде, предвосхитило последующие события, поскольку через какое-то время этот юноша действительно вошёл в Сангху, и я видел его в Галле в 1893 году, когда был там вместе с миссис Безант и графиней Вахтмейстер.

 

На следующий день я отправился обратно в Коломбо и следующую ночь снова провёл в «Бунгало Уилсона». Я встал в 3 часа ночи, чтобы продолжить свой путь к Нану Ойя, где я сел на поезд, идущий в Канди, и добрался туда в 2 часа дня только для того, чтобы загрузить местный организационный Комитет дополнительной работой. Ведь благодаря этому Комитету я попал на большую перахеру или шествие, во время которого меня подняли вверх и понесли (краснеющего от стыда при виде изумлённо разглядывающих меня зевак-европейцев и чувствующего себя дураком каждый дюйм пути) по улицам к моему временному жилью. И всё это происходило под грохот барабанов, визг труб, лязг тарелок и кривляния танцоров дьявольских плясок, с выходками которых лондонцы успели познакомиться три года тому назад на индийско-цейлонской выставке в Эрлс Корте. В действительности, во все последующие годы в том или ином месте на Цейлоне передо мной на перахерах плясали те же самые танцоры. В Канди я выступил с лекциями на разные темы для взрослых и детей, провёл встречи с членами местного отделения Теософского Общества и 3-го февраля отправился в Коломбо.

 

Я с удовольствием представил первосвященнику Сумангале мсье Фьеро (Fiéron), капитана Французского Флота, с двумя его коллегами, сделав это от имени моего дорогого старого друга, капитана Курмэ (Courmes) из той же организации. Сумангала всегда очень интересовался европейцами, которых привлекал буддизм, и был рад с ними увидеться. При этом он всегда благодарил меня за то, что я привозил их к нему в Колледж. Капитан Фьеро хорошо разбирался в принципах буддизма, и между первосвященником и его посетителями состоялся длинный разговор с моим участием в качестве переводчика. Итогами этой беседы, по-видимому, все остались довольны.

 

Среди лекций, прочитанных в Коломбо и его окрестностях в этот мой приезд, одна была посвящена прокажённым, которые обратились ко мне с очень срочной просьбой посетить их и зачитать заповеди Панча Шилы, а также провести религиозную беседу относительно их содержания. Этот несчастный класс людей в Коломбо был изолирован от основного населения и был размещён на травянистом, украшенном пальмами островке, находящемся в нескольких милях от города, где правительство построило просторные здания для их проживания и лечения. Они сами построили небольшой зал для проповедей, в котором сейчас хранятся буддийские религиозные символы, и очень обрадовались, узнав, что могут попросить кого-нибудь из буддистов приехать к ним, чтобы получить наставления по религиозным вопросам. Однако столкнуться с подобной аудиторией и увидеть уродства и увечья, вызванные проказой, этим бичом рода человеческого, было весьма болезненно. Мне даже пришлось на мгновение закрыть глаза, чтобы заставить себя взглянуть в обезображенные лица глядящих на меня людей, прежде чем начать церемонию Шилы с торжественно громкого произнесения первых вступительных слов на пали. Затем, опять-таки, внимание к происходящему было приковано мыслью о том, что можно заразиться микробами этой ужасной болезни, как это случилось с отцом Дамианом и другими. Конечно, даже в худшем случае это был самый минимальный шанс, но он всё-таки был, так как зависело только от кармы, попадёт ли пуля, пущенная Неким Xиз авангарда вражеского полка в мишень, находящуюся в твоём теле, или достигнет другой точки приложения. Поэтому до тех пор, пока наши врачи не узнают больше о причинах проказы и не усовершенствуют методы её лечения, такие размышления, вызванные предосторожностью, являются оправданными. Во всяком случае, страдальцы на Острове Прокажённых были очень благодарны за этот визит и забыли о своих искорёженных руках и отталкивающей внешности, когда, прикоснувшись ладонями ко лбам, они провожали меня к барже, украшенной цветочными гирляндами, с печальными криками «Садху! Садху!».

 

В тот же вечер я оказался в совершенно ином месте, когда в нашей Штаб-квартире в Коломбо мы проводили ежегодные выборы должностных лиц филиала Общества, и за обычным обеденным столом собрались вместе представители всех каст.

 

Следующим пунктом моей программы был Галле, и я выехал туда на повозке7-го февраля. На подъезде к городу меня встретил ныне покойный мистер Симон Перера, президент отделения нашего Общества вместе с другими буддийскими лидерами, и мы въехали в Галле в составе целой процессии. В течение недели, проведённой в Галле, я, как обычно, занимался чтением лекций для взрослых, беседовал с молодёжью, выступал судьёй в спорах между противоборствующими обществами, встречался с Булатгамой, «Богом-Отцом» для Е. П. Б. в 1880-м году, и делал многое другое, что приходило мне на ум. Я остался доволен визитом, нанесённым мне Корнелисом Аппу, моим первым пациентом в 1883 году, страдавшим параличом и явившимся предтечей тысяч других, которые последовали за ним. После моего лечения паралич оставил его окончательно, и, соответственно, его благодарность не знала границ. Но такая удача сопутствовала не всем моим пациентам.

 

Вернувшись в Коломбо, я начал составлять свод правил буддийской нравственности, ставший с тех пор широко известным под названием «Золотые Правила Буддизма». Невероятно, насколько цейлонские буддисты были незнакомы с достоинствами своей собственной религии, оставаясь также неспособными защищать её от беспринципных миссионеров, которых тогда было намного больше, чем сейчас, хотя и сейчас их всё равно слишком много; миссионеров, имеющих привычку оскорблять религию своего соседа в надежде на удовлетворение собственных интересов. Для того, чтобы буддисты могли ответить на эти оскорбления, мной и была написана эта небольшая монография.

 

Нехорошо говорить о мёртвых плохо, но мёртвые и живые не различаются в глазах историка, который лишь пишет летопись, оставляя возможность карме вносить свои собственные коррективы. В то время у меня были все основания огорчаться поведением Мегиттуватте, оратора, одержавшего первенство на знаменитом буддистском интеллектуальном турнире в Панадуре, который явился ужасным ударом по работе миссионеров. Мегиттуватте был двойственным человеком с противоречивыми мотивами. Он помог мне укрепить позиции Сингальского Национального Буддийского Фонда в Западной Провинции, но после подготовки проекта трастового договора начались наши бесконечные переживания. Цель Мегиттуватте заключалась в том, чтобы получить абсолютный контроль над деньгами независимо от прав тех, кто также участвовал в привлечении средств. И теперь, четыре года спустя, его мстительность и воинственность вспыхнули с новой силой. Он выступил с критикой филиала нашего Общества в Коломбо, спросив, почему не были открыты школы по всей провинции. Движимый бредовой идеей, он считал, что Фондом были собраны один или даже два-три лакха вместо нищенских 4000 рупий, проценты по которым составили всего 400 рупий, из которых, согласно условиям траста, только половина могла быть использована для оказания помощи буддийским школам. Из восторженного сторонника он сделался моим противником, переметнувшись на другую сторону. Будучи красноречивым человеком, внушающим доверие, он начал склонять добродушного Первосвященника к своему образу мыслей и подводить его к неизбежности разрыва со мной, что в то время было очень опасным для сингальского буддизма. Он попросил меня 18-го февраля выступить с лекцией в его храме в Котахене, что я и сделал, собрав на неё огромную толпу народа. Но только представьте, какое чувство гнева и отвращения я испытал, когда узнал, что после моей лекции прозвучала пламенная речь на сингальском языке с ядовитыми нападками на филиал Теософского Общества в Коломбо и меня самого. При этом присутствовал Сумангала и, казалось, его дружба ко мне пошатнулась, но вместе с Мегиттуватте он попросил меня выступить с лекцией в этом же храме следующим вечером. На следующее утро, начав думать, как избежать уготованной мне западни, я узнал, что до полудня в Бомбей отплывает пароход, принадлежащий Британской Индии. Поэтому я быстро собрал свои вещи, вызвал экипаж, купил билет и уже в 11.30 был в открытом море, уходя от хитрого птицелова, который расставил свои сети на слишком старую птицу, чтобы её можно было так легко поймать. Я оставил для него прощальную записку, в которой говорилось, что он может прочитать мою лекцию вместо меня! В течение девятнадцати лет близкого общения с Сумангалой это был единственный случай, когда в наших дружеских отношениях появилась маленькая брешь. Мегиттуватте изо всех сил старался сокрушить маленькую отважную группу наших сотрудников отделения Теософского Общества Коломбо, перегруженных тяжёлой работой. Он даже начал выпускать небольшую газету, в которой за несколько месяцев выпустил весь свой арсенал нападок и обвинений, но ни одно из них не достигло цели. Единственным результатом этого явилось ослабление его влияния и уменьшение популярности. Он выказал себя эгоистичным, жестоким и задиристым человеком, что только усилило сочувственное отношение публики к нашему движению.

 

Через пять дней я добрался до Бомбея, где меня радушно встретили наши коллеги, и в комнатах штаб-квартиры нашего Общества, из окон которых открывалась одна из самых красивых панорам суши и моря, ко мне вернулось умиротворение. Во Фрамджи Ковасджи Холле, на нашем старом месте для проведения лекций, меня приветствовала огромная аудитория, доказав, что наш переезд в Мадрас не пошатнул позиций Общества в Бомбее. Через неделю после приезда в Бомбей я отправился в Бхавнагар, совершенно ошибочно названный сэром Эдвином Арнольдом «Образцовым индийским штатом», который снаружи и вправду казался таковым, но внутри, я боюсь, в большей или меньшей степени нравственно прогнил.2

 

 

Поскольку сэра Эдвина здесь встречало щедрое гостеприимство, он, приезжая на Восток, был склонен видеть всё в розовом цвете, и в Индии, и на Цейлоне он не отворял крышек великолепных шкатулок и не видел грязного белья, так часто находящегося внутри них. Так как во время несовершеннолетия ныне покойного махараджи представителями Правительства было сделано множество общественно полезных дел, за Бхавнагаром закрепилась репутация прогрессивного штата. Что ж, пусть будет так. В этом городе я остановился, конечно же, у своего друга, принца Харисинджи. Он был двоюродным братом махараджи и членом Теософского Общества, и мой визит к нему был самым приятным эпизодом всей поездки.

 

Я встретился со многими высокопоставленными чиновниками штата, был принят махараджей и долго с ним разговаривал, а также отдал дань уважения ныне покойному Удайяшанкару Гуриашанкару, бывшему девану, кавалеру ордена Звезды Индии, в то время восьмидесятилетнему старцу и формальному саньясину. Я говорю «формальному», потому что официально отошедший от мира и одетый в красно-жёлтые одеяния индийского аскета, с длинной цепочкой на шее, он всё ещё цеплялся за своё высокое положение, а три его приёмных комнаты были переполнены теми же мирскими придворными, что и апартаменты всех местных премьер-министров. Я пытался выудить у него обещание пожертвовать большие суммы денег на религиозные цели, но он всегда переводил тему разговора, и, в конце концов, я отказался от того, чтобы считать его святым, как это делал сэр Эдвин, выражая данную мысль в своих записках путешественника, а также в какой-то другой своей книге. Надо сказать, что подобное положение вещей является правилом для всей Индии, а не исключением. Государственные пенсионеры в отставке, которые на протяжении долгих лет своей официальной службы были погружены в мирские дела, начинают впадать в показную набожность, когда им становится ясна задача их нынешнего воплощения. Однако у меня есть собственное мнение о том, чем в действительности является их «перемена в сердце» и внутреннее очищение.

 

В Бхавнагаре к нам присоединился мистер Э. Т. Старди, приятный человек из Новой Зеландии, который с тех пор начал играть одну из главных ролей в делах нашего Общества. Он сопровождал нас с принцем Харисинджи до Джунагадха, индийского штата, стоящего следующим в программе нашей поездки. Деван этого мусульманского штата, мистер Харидас Вихаридас, индус по происхождению, показался мне одним из самых талантливых, энергичных и целеустремленных людей, которых я когда-либо встречал в Индии; по складу ума и характеру суждений он был, скорее, человеком западного типа, чем восточного. Он делал для нас всё, что было в его силах. Так, среди прочего, он свозил нас в Сиркар Багх наваба3, чтобы мы могли там увидеть прекраснейшую коллекцию индийских львов и других животных, и, что ещё лучше, всемирно известную гору в Гирнаре, на которой две тысячи лет назад царь Дхармашока высек один из своих благородных указов.

 

Находясь в мусульманском штате и следуя просьбам его жителей, я выступил с лекцией на тему «Ислам», на которой меня представил публике зять наваба. На следующий день в высшей школе по просьбе индусской общины я прочитал лекцию по теософии, взглянув на неё с точки зрения индуистов. На этой лекции председательствовал сам деван сахиб, который любезно возглавил сбор подписок в пользу Адьярской библиотеки, принесших нам 200 рупий. Он также устроил для меня дурбар в необычной религиозной секте, основанной Свами Нараяном несколько лет тому назад. Она отличается от всех других индийских сект тем, что её возглавляет семейный человек, который одевается как мирянин. Его последователями является множество аскетов, которые носят красно-жёлтые одеяния обычных саньясинов, и целая группа или класс домовладельцев, участвующих во всех мирских делах секты, являясь чем-то вроде мирских братьев. Мне рассказали, что, несмотря на молодость этой секты, она накопила немало богатств. Эти слова подтверждало убранство храма, в котором проходил дурбар, особенно его пол из настоящего итальянского мрамора, искусно подобранного и уложенного, а также позолоченные перила, за которыми находились одежды, деревянные сандалии и посох ныне покойного Свамиджи. Я попросил одного из главных представителей секты рассказать мне, по каким признакам они узнали, что Основатель их секты обладал духовной силой. На это мне ответили, что он исцелял некоторые заболевания и производил определённые феномены, лежащие за гранью способностей обычных людей. Тогда мне стало ясно как день, что мы с Е. П. Б. для нашего собственного обогащения и прославления могли бы то же самое сделать в Индии, если бы продемонстрировали публике наши способности – её феномены и мои исцеления соответственно, – сыграв на безграничной доверчивости масс и внушив им ложную мысль о нашей особой божественной миссии.

 

Пятнадцатого марта мы снова отправились в Бхавнагар и посетили там другие достопримечательности. Принц Харисинджи сделал нам подарок – огромные резные двери для Адьярской библиотеки с изображениями десяти аватаров Вишну, и перед отправкой из Бхавнагара я должен был их осмотреть. Представьте моё удивление, когда я увидел, что каждое изображение аватара было окружено маленькими медальонами с резными эмблемами, которые, по мнению местного ремесленника, больше всего соответствовали вкусам европейцев. Они явились для нас молчаливым укором, поскольку на одной из них был изображён пистолет, на другой – штопор, на третьей – бутылка содовой, на четвёртой – висячий замок и так далее! И ни в чём не повинный резчик не мог понять, почему на моём лице появилось выражение ужаса, когда я увидел все эти чудовищные художества. Я не мог оставаться серьёзным при виде его собственного неподдельного удивления и взорвался от смеха, несомненно, вызвав у него подозрение, что я не в своём уме. В итоге эти двери не были отправлены до тех пор, пока отвратительные символы не срезали, заменив их бутонами лотоса. Именно такой вид они имеют сегодня. Восемнадцатого марта мистер Старди покинул нас и отправился на Цейлон по каким-то делам Общества, а на следующий день мы с Харисинджи поехали в его частное поместье в Варале. Когда уже после сумерек мы въехали в деревню, нас встретило факельное шествие с брахманическими песнопениями, морем цветов и гирлянд, которое сопровождало нас до дома принца. Затем последовало шестнадцать дней сладкого отдыха и дружеского общения. Днём я работал с корреспонденцией и осматривал фермы и фруктовые сады, а вечером сидел вместе со всеми на индийских коврах, уложенных на траву, вдыхая воздух, насыщенный цветочными ароматами. И пока я курил со своим другом, его любимая жена что-то рассказывала нам своим мягким мелодичным голосом, а поодаль стояли домашние слуги и прочая прислуга, слушая музыку и песни, которые исполнял на ситаре придворный музыкант. А над нами в лазурных небесах индийской ночи горели звезды. Вечером 25-го марта к нам приехали браминские жонглёры и комики, трюки которых были очень искусными. Крутясь и изгибаясь, они вращали тарелки на палочках; танцевали на обнажённых мечах босыми ногами; плясали на подошвах из сандалового дерева, у которых не было ни завязок, ни ремешков, которые бы удерживали их на пальцах ног; носили на голове гоглеты (индийские графины) из чёрного стекла, перемещая их то вперёд к носу, то назад к затылку, то в бока к вискам, а также демонстрировали многие другие номера циркового искусства, все из которых были великолепными. Я думал, что на этом представление закончится, но следующим вечером, когда мы сидели при свете звёзд, вдруг раздался вопль «Хари! Хари! Махадэ-э-ва!», доносившийся из глубины сада. Затем я увидел, что к нам шагает высокая величественная фигура, напоминающая знакомый облик Шивы-Йога со спутанными волосами, посохом, мантией из тигровой шкуры и всем остальным. Для меня это явилось огромным сюрпризом. Он подошёл к заранее выбранному месту рядом с нами, после чего мы стали свидетелями некоей мистерии. При этом Шива принимал многочисленные асаны, или йогические позы, а другие боги исполняли свои роли с таким же мастерством, на какое были способны наши лучшие актёры, попавшие на их место. Резким диссонансом (для меня) явилась буффонада одного клоуна, изображавшего, как мелкий торговец из касты банья торговался с покупателями. Невзирая на высокое актёрское мастерство, она совершенно не гармонировала с игрой богов на религиозном представлении во главе с могущественным Шивой. На следующий день этот же актёр представил нам маленькое доказательство своей йогической подготовки, когда зарылся головой в землю и держал её там некоторое время, пока его ассистент прижимал её, предварительно забросав рыхлой землёй.

 

На этом мой визит завершился, и 5-го апреля мы с принцем выехали из Варала в Лимбди, поскольку просвещённый правитель штата, в котором находится этот город, пригласил меня к себе в гости.

 

Примечания:

 

1 – В древнегреческой мифологии сын Диора, спутник и возница Ахилла. Имя Автомедона в римское время стало нарицательным для обозначения искусного возницы. – прим. переводчика

 

2 – Я рад сообщить, что в последние годы ситуация значительно улучшилась.

 

3 – Наваб – это титул правителей некоторых провинций Восточной Индии в империи Великих Моголов. Позже его стали давать богатым и знатным индусам как почётное звание. – прим. Переводчика

 

 

Перевод с английского Алексея Куражова

 

 

 

 

 

09.03.2019 13:21АВТОР: Генри С. Олькотт | ПРОСМОТРОВ: 1029




КОММЕНТАРИИ (1)
  • Сергей11-03-2019 15:29:01

    Всегда приятно читать новые главы «Листов старого дневника» Генриха Олькотта в переводе талантливого переводчика Алексея Куражова. На этот раз мы порадовались таким новостям, как открытием первого съезда Теософов в его новой резиденции - Адьяре, на котором были представители всех регионов Индии; открытии Адьярской библиотеки, где присутствовали священники от религии адвайты и индуизма висиштхадвайты, южного буддизма, зороастризма и ислама, и когда подходила их очередь, «они взбирались на место для выступлений и с ритуалами, соответствующими их религиозным обычаям, благословляли наше детище и желали ему процветания». Удивились мы и очень трогательному письму, полученному Олькоттом от одного христианского епископа, благословлявшего Теософское Общество, много делавшего для погашения волны скептицизма и укрепления религиозного духа. Христианский епископ изъявил желание стать членом Теософского Общества, просил в Олькотта разрешения создать его филиал и хотел получить от него указания, как это сделать! Он скрепил письмо епископской печатью и своей личной подписью. Не только для Олькотта, но и для нас это было удивительной новостью, поскольку христианское духовенство, как правило, осуждало теософов и со своих кафедр клеймило их как «сыновей Белиала» или самого Сатаны.

ВНИМАНИЕ:

В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:

1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".

2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.

3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".

4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.

5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".



Оставить комментарий

<< Вернуться к «Ученики и последователи Е.П. Блаватской »