Листы старого дневника. Том III. Главы I, II. Генри С. Олькотт
.jpg)
Е.П. Блаватская и Генри С. Олькотт. 1888 год
ВВЕДЕНИЕ
Первый том этого исторического повествования охватывает период времени от момента, когда в 1874 году мы встретились с мадам Блаватской, до нашего отъезда в 1878 году из Нью-Йорка в Бомбей; второй – рассказывает о наших приключениях в Индии и на Цейлоне, основании Филиалов Теософского Общества, выступлениях с лекциями, исцелениях сотен больных, оккультных феноменах, произведённых Е. П. Б., и т.д. и хронологически заканчивается осенью 1883 года. Именно с этого момента мы подхватим нить повествования и направимся к маю 1887 года. Я думаю, читатель согласится со мной, что этот том захватывающее интересен в такой же степени, как и два предыдущих, если не в большей. Среди всего прочего, в нём рассказывается о встречах с некоторыми из «Учителей» во время моих путешествий и их последствиях, о переезде штаб-квартиры Общества из Бомбея в Мадрас, о последнем отъезде Е. П. Б. из её любимого индийского дома и погружении в беспокойную атмосферу европейской квартиры. В этом томе также рассказывается о последовавших за заговором Колумбов тревожных временах и излагается вся правда об Обществе Психических Исследований. На этих страницах я привожу его отчёт, чтобы каждый член нашей организации, получившей широкое распространение во всём мире, имел возможность самолично опровергнуть представленные в нём лживые утверждения, которые в некоторых кругах сопутствуют имени мадам Блаватской вплоть до сего дня. В этом томе описано строительство Адьярской Библиотеки и её официальное открытие с беспрецедентной церемонией, в которой приняли участие индийские пандиты, буддийские монахи, парсийские мобеды и мусульманские мавлави, а также приведены многочисленные подробности распространения теософского движения в целом и нашего Общества в частности. Повествование проведёт нас по восточным землям к Европе, а вдумчивому читателю предоставится возможность проследить постепенное претворение в жизнь планов невидимых Основателей. Именно Их зримые посредники известны как каналы распространения по всему миру знаний, переданных им от Древних Мудрецов, осмысление и принятие которых в целом может избавить современное человечество от большинства тяжких бед. Ведь человек страдает от собственного невежества и невежественного окружения, и ложные идеалы счастья, за которые он борется, также рождены его невежеством и ничем другим. Противостояние отдельных индивидуумов, классов и народов не может прекратиться и не прекратится до тех пор, пока общественное сознание не усвоит идею Совершенного Человека и всемогущества Его совершенной Воли, а также представлений о непреодолимой силе закона Кармы. Только тогда существующее невежество масс будет развеяно.
ГЛАВА I
ОФИЦИАЛЬНОЕ ПРИЗНАНИЕ
Если когда-то на свете жил человек, способный превратить меню в своеобразную кулинарную поэму, то им был бригадный генерал А. Кенни-Герберт, бывший военный секретарь правительства Мадраса, ныне вышедший в отставку и поселившийся в Лондоне. Он обладал таким огромным кулинарным гением, что, я полагаю, мог раскрыть вкус, таящийся в картофеле или пастернаке, настолько, чтобы заставить попробовавшего их поверить, что они непременно должны были быть пищей олимпийских богов. В действительности я не удивлюсь, если узнаю, что он, по меньшей мере, был шеф-поваром на кухне у Юпитера и вместе со своими коллегами Сойером и Бриллатом Саварином перевоплотился, чтобы научить наше поколение готовить вкусные и полезные блюда. Как и у Александра Дюма, кулинария была его страстью, и я очень опасаюсь, что если самая сильная страсть действительно перед смертью становится ещё сильней, то он откажется умереть, пока не отдаст окончательные распоряжения насчёт приготовления «поминального мясного обеда».
Как-то раз генерал – тогда ещё лейтенант-полковник – Кенни-Герберт пригласил нас с Е. П. Б. к себе домой на ланч. В угоду нам он приготовил полностью вегетарианскую трапезу. После стольких лет я тщетно пытаюсь вспомнить поданные блюда, но у меня осталось очень яркое воспоминание о том, как мы с тремя другими гостями заявили, что они божественно вкусны. Приготовленные с изысканно утончённым вкусом, блюда были подобраны таким образом, что напоминали не застолье Гаргантюа, а Лукуллов пир. С другой стороны, у меня сложилось впечатление, что наша западная вегетарианская кухня, большей частью, представляет собой всего лишь жалкую кормёжку, совершенно непривлекательную для утончённых натур. Если бы вегетарианцы могли упросить этого легендарного «монстра» научить их так готовить, то их движение приобрело бы не менее пятидесяти новообращённых. Вегетарианцы безошибочно доказали, что растительная пища является питательной и более здоровой, чем мясная, но им необходимо двигаться дальше; их дело не победит до тех пор, пока их повара не научатся готовить такие блюда, при виде которых потекут слюнки.
То ли из-за вкусной еды или вследствие радушного приёма наших хозяев, или безобидных, но едких шуточек мистера Форстера Уэбстера, мистера Рида и капитана Агнью, или из-за яркого солнечного света и цветения садовых растений, или же безо всех этих причин Мадам Блаватская блистала, находясь в приподнятом настроении, постоянно оживляя всю компанию. Однако за шуткой могло следовать оккультное учение или вызывание «спиритических стуков» по столу и серебряный звон колокольчиков в воздухе. И этот вечер, как и всякий другой, на котором присутствовала Е. П. Б., закончился, оставив у гостей впечатление о ней как об одной из самых блистательных и забавных, если не эксцентричных персон, с которыми они когда-либо имели дело. В Ути, также как в Аллахабаде и Симле, очень влиятельные люди были настроены к ней и Обществу благосклонно, и некоторые из самых впечатлительных были готовы полностью подпасть под её чары. Но здесь, так же как и везде, Е. П. Б. упустила свои шансы на полный успех из-за одного неожиданного каприза, выражавшего страстное восстание против ограничений банальности, а также сильных выражений и потакания своей слабости проявлять едкое остроумие, которое она обрушила на одного высокопоставленного чиновника. Будучи в высшей степени способной блистать «в свете» и имея с ним близкое многолетнее знакомство благодаря своему высокому рождению, она вышла из «сферы его влияния» с чувством отвращения к притворству, принятому в обществе, и презрением к моральным трусам. Она поносила общество не как те выскочки, горечь которых проистекает из-за их пребывания за чертой салонов светской касты, но как тот, кто, родившись в знатной семье и привыкший к равным отношениям между сверстниками и сверстницами, отличался от своего класса и поднялся на более высокий уровень.
Кульминационным моментом моего визита явилось обсуждение с Правительством Мадраса вопроса о присвоении Теософскому Обществу гражданского статуса. Как было отмечено в XXX главе предыдущего тома, оно было успешно завершено 12 сентября 1883 года в Утакамунде. В связи с этим для удобства читателя я приведу текст нижеследующей переписки между мной и Губернатором от Совета:
От полковника ГЕНРИ С. ОЛЬКОТТА,
Президента Теософского Общества.
Уважаемому Э. Ф. УЭБСТЕРУ
Главному Секретарю Правительства Мадраса.
СЭР! Я имею честь обратиться к Вам от имени Теософского Общества, президентом которого являюсь. Целями этой организации являются:
I. (а) Способствовать созданию атмосферы взаимной терпимости и симпатии между людьми разных народностей и вероисповеданий;
б) поощрять изучение древних философских систем, религий и наук, особенно арийских;
в) поддерживать научные исследования, направленные на изучение более высокой природы человека и его способностей.
II. Это – наши единственные цели, и с 1875 года, когда в Нью-Йорке было основано наше Общество, они открыто объявлялись и публично отстаивались. Мы связываем себя лишь только с ними и самым решительным образом отказываемся вмешиваться в политику или защищать любые другие убеждения, идущими вразрез с нашими.
III. Основной центр деятельности Общества в феврале 1879 года был перенесён из Нью-Йорка в Индию для бóльшего удобства проведения наших исключительно востоковедческих исследований, а в декабре 1882 года по той же самой причине переместился из Бомбея в Мадрас.
IV. Первоначально Общество было организацией открытого типа; но практика показала, что успешное проведение физических экспериментов, в ходе которых должны выражаться наиболее сокровенные мысли и устремления нашей природы, требуют более близкой связи между его членами. Поэтому уже на второй год существования Общества был введён принцип секретности, идентичный существующему в Масонстве и Ордене Чудаков, причём исходя из тех же благородных побуждений.
V. К нашей работе, скрытой таким образом от глаз общественности, присоединилось много леди и джентльменов, имеющих положение в обществе – как в Америке, так и в Европе, где через какое-то время возникли филиалы нашей организации. Но совпадение нашего приезда в Индию с налаживанием близких отношений между нами и безмерной симпатией, которую мы снискали у индусов нашими попытками возродить арийскую учёность, вызвало в крайней степени несправедливое и необоснованное подозрение в том, что под маской изучения философии мы можем скрывать какие-то политические мотивы. В соответствии с этим Правительство Индии по просьбе Дома Правительства Её Величества установило за нами слежку – как в Бомбее, нашей резиденцией, так и во время нашего путешествия по Индии. Но ничего, что бы заставило относиться к нам с опаской, не обнаружилось, и понесённые расходы и причинённые нам беспокойства закончились всего лишь доказательством безупречности наших мотивов и образа действий. Для полноты доказательств я любезно обращаю Ваше внимание на прилагаемое письмо [№1025 от 2 октября 1880 года из Симлы], полученное мной от правительственного секретаря Департамента Иностранных Дел, оригинал которого я передаю Вам с просьбой вернуть его обратно. В нём говорится, что «Правительство Индии не желает доставлять вам (нам) какие-либо неудобства во время вашего (нашего) пребывания в стране», и «пока члены Общества будут ограничиваться философией и научными исследованиями, совершенно не связанными с политикой, ... им не следует опасаться никаких неприятностей, и т. д., и т. п.».
VI. Приведённое выше решение находится в строгом соответствии с ранее провозглашённой Её Величеством доктриной о выстраивании отношений с подчиненными народами Азии, согласно которой следует поддерживать строгий нейтралитет во всех вопросах, касающихся вероисповеданий и изучения религий. Поэтому мы, всегда добросовестно соблюдающие законы и уважающие установленные Правительством Индии правила – как и повсюду в мире, где наше Общество имеет Филиалы, – в свою очередь, имеем право на защиту и вправе его требовать.
VII. Освободившись от неприятных преследований и приставаний повсюду, мы всё ещё не избавились от них в Округе Мадраса, и с разных сторон на нас оказывают определённое давление. Так, индийским служащим неофициально угрожают, пытаясь отвратить их от активного интереса к нашей работе. Приводя в защиту мудрость, добродетели и духовные достижения своих предков, они всё равно были вынуждены почувствовать, что не могут быть теософами, не потеряв доброго расположения своих начальников и, возможно, шансы на продвижение по службе. И эти робкие по характеру служащие во многих случаях, хотя, к чести истинно мужественных людей, не во всех, жертвуют своими чувствами в угоду такой мелкой тирании. Но, несмотря на всевозможную оппозицию, будь то сектантский фанатизм или другие её виды, Общество разрослось настолько быстро, что только в Округе Мадрас оно уже имеет двадцать Филиалов. Беспристрастное изучение деятельности членов нашего Общества покажет, что его влияние на местных жителей превосходно, поскольку их моральное состояние улучшилось, они стали более религиозными, самостоятельными и законопослушными гражданами. Если Правительство Мадраса захочет проверить правильность моих слов, я с радостью представлю все необходимые доказательства.
VIII. Учитывая вышеизложенные факты, я с уважением прошу, чтобы Правительство разъяснило, что до тех пор, пока Теософское Общество будет придерживаться своей ранее провозглашённой сферы деятельности, всем чиновникам данного Округа следует сохранять по отношению к нему абсолютный нейтралитет; а также, чтобы Правительство строго запретило рассматривать факт членства в нашем Обществе (или не членства в нём) в качестве преимущества в списке требований любых работодателей, английских или местных.
Имею честь обратиться к Вам, сэр,
Ваш самый покорный слуга,
Президент Теософского Общества.
ОБЩЕСТВЕННЫЙ ОТДЕЛ
Материалы правительства Мадраса.
Прочитано следующее [предыдущее] письмо полковника Г. С. Олькотта, президента Теософского Общества от 7 сентября 1883 года, в котором:
(1) определены цели Общества;
(2) содержится письмо, адресованное ему Департаментом Иностранных Дел Правительства Индии от 2 октября 1880 года, с обещанием не доставлять членам Общества никаких неприятностей, пока они будут ограничиваться философскими и научными исследованиями, абсолютно не связанными с политикой;
(3) приводятся жалобы на то, что в ряде населённых пунктов Мадрасского Округа некоторые местные служащие были вынуждены чувствовать, что они не могут вступить в Общество, не теряя расположения своих официальных начальников.
_______
РАСПОРЯЖЕНИЕ.
от 13 сентября 1883 года, №1798
Полковник Олькотт может быть уверен, что Правительство Мадраса будет строго следовать предписаниям Правительства Индии, которые изложены в адресованном ему письме. В отношении высказанной им жалобы следует отметить, что она носит общий характер без упоминания конкретных случаев. Его Превосходительство Губернатор от Совета может лишь добавить, что он очень не одобряет любое вмешательство в религиозные или философские представления любых слоёв населения.
[Истинно так.]
(Подпись) ФОРСТЕР УЭБСТЕР,
Главный Секретарь.
ПОЛКОВНИКУ Г.С. ОЛЬКОТТУ,
Президенту Теософского Общества.
Я где-то уже упоминал, что Е. П. Б. унаследовала вспыльчивость Долгоруких, и ей приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы хоть как-то усмирять свою раздражительность. Сейчас я расскажу историю, которую слышал из её собственных уст, о случае, оказавшем влияние на всю её последующую жизнь. В детстве темперамент Елены был практически необузданным, поскольку её благородный отец после смерти супруги обожал свою дочь и был к ней очень ласков. Но когда на одиннадцатом году жизни ей пришлось выйти из-под опеки отца и перейти под контроль своей бабушки по материнской линии (жены генерала Фадеева, урождённой княгини Долгорукой), её предупредили, что такая безграничная свобода ей больше дозволяться не будет. Тем не менее, она в большей или меньшей степени испытывала благоговение перед своей величественной родственницей. Однажды в гневе Елена дала пощёчину своей няне, старой верной крепостной, воспитанной в их же семье. Узнав это, бабушка вызвала девочку к себе и допросила, после чего та признала свою вину. Бабушка тут же позвонила в колокольчик, чтобы вызвать всю многочисленную домашнюю прислугу, и когда она собралась в большом зале, бабушка сказала девочке, что та поступила в отношении беспомощной крепостной, которая не посмела защититься, так, как не подобает никакой благородной барышне. Затем она велела Елене попросить у няни прощение и в знак искренности своего раскаяния поцеловать ей руку. Сначала девочка, ставшая от стыда пунцовой, хотела было воспротивиться, но пожилая дама сказала ей, что, если она сию же минуту не повинуется её воле, то с позором будет изгнана из дома. И затем добавила, что ни одна настоящая благородная барышня не откажется попросить у прислуги прощения за свои огрехи, особенно если та своей верной службой на протяжении всей своей жизни снискала доверие и любовь своих хозяев. Великодушная от природы и добросердечная по отношению к людям более низкого класса, импульсивная девочка тут же разрыдалась, встала перед старой няней на колени, поцеловала ей руку и попросила у неё прощения. Стоит ли говорить, что с той поры Елену стала обожать вся домашняя прислуга. Она сказала мне, что этот урок был для неё бесценным, поскольку научил принципу справедливого отношения к тем, чей социальный статус не позволяет им давать отпор всевозможным обидчикам.
Все, кто публиковал воспоминания о детстве Е. П. Б. – мадам Желиховская, её сестра; Мадемуазель Фадеева, её тетя; мистер Синнетт и другие – свидетельствуют о её врожденной доброте и рыцарском благородстве её характера, несмотря на неспособность держать язык за зубами и темперамент, который слишком часто, как в Ути, доставлял ей одни неприятности. Но какими бы ни были её промахи, по меньшей мере, один из них можно отнести на совесть одной заслуживающей упрёка высокопоставленной леди в Утакамунде. Возможно, читатель помнит мой рассказ в предыдущем томе о том, как в Симле Е. П. Б. «удвоила» драгоценный топаз или жёлтый бриллиант в кольце миссис Синнетт, пока мы находились у неё. Подарок, подобный этому, Е. П. Б. сделала и для одной леди в Утакамунде, удвоив для неё драгоценный сапфир. С течением времени отношения между Е. П. Б. и этой леди стали охладевать, и вскоре их пути разошлись. Однако леди сохранила этот камень и оценила его коммерческую стоимость у ювелира. Выяснилось, что она составляет около двухсот рупий. Если, как полагают, бедная и нуждающаяся Е. П. Б. проделала трюк и разыграла эту леди, отдав ей драгоценный сапфир (которого у неё не было до того, как он попал из её рук в руки леди), имитируя этим мистический перенос (apport), то, по меньшей мере, новый обладатель камня, сохранив его, извлёк из этого «фокуса» чистую прибыль!
Через два дня после получения вышеприведённого Распоряжения Совета мы с Е. П. Б. оставили прекрасный Ути и в повозках-тонгах отправились в Коимбатор, где пробыв три дня, принимали посетителей, отвечали на вопросы и принимали кандидатов в члены Общества. В течение двух дней подряд я читал лекции и занимался месмеризмом. Так, кажется, 19 сентября я месмеризировал тридцать больших кувшинов с водой и семнадцать бутылок масла, предназначенных для лечения больных. На открытии местного Филиала под названием Теософское Общество Коимбатора, которое я учреждал самым обычным и формальным образом, присутствовала Е. П. Б.. Наш визит в Коимбатор закончился, и под горячие дружеские протесты местных жителей мы направились в Пондишери. Это был один из двух или трёх случаев, когда моя коллега помогала мне в открытии Филиалов Общества в Индии. Однако многие, игнорирующие факты, упорно распространяли глупое представление о том, что лично она основывала наши Филиалы и совершала поездки, перенося их тяготы и лишения. Большей чепухи нельзя и сказать, ведь Е. П. Б. пребывала в литературных и духовных сферах, и в те дни её путешествия, главным образом, ограничивались хождениями между письменным столом, столовой и кроватью. Выступления со сцены и организационная работа, так же как и приготовление пищи, не были её стихией. Её кулинарные способности легко оценить, когда мы вспомним, как она думала, что для того, чтобы сварить яйца, их следует положить сырыми на горячие угли. Более того, у неё хватило смелости, чтобы попробовать это сделать, но всё-таки она строго придерживалась своей вотчины, также как я – своей.
Чтобы добраться от Нильгири до французского сектора Пондишери, путешественнику необходимо пересечь страну с запада на восток по железной дороге и на станции Виллупурам перейти на короткую железнодорожную ветку до Пондишери длиной в двадцать шесть миль. Между двумя этими станциями произошел забавный эпизод. В поезде на станции Виллупурам к нам обратился один наш знакомый пожилой индус, выражая своё почтение, преувеличенность которого так легко распознают иностранцы, умоляя меня вылечить одного парализованного – какого-то богатого или влиятельного человека. С этой просьбой он подошёл ко мне ещё до того, как мы прибыли в Пондишери. Однако это было уже чересчур даже для безотказного человека, поскольку если пациентам разрешалось приставать ко мне с утра до вечера на остановках по пути следования поезда, то, по крайней мере, должен же быть мне позволен отдых в перерывах между ними. Разумеется, этому старику я отказал, но он начал приставать ко мне как пиявка и заходить в наше купе, убеждая и умоляя взять мои слова обратно, пока моё терпение не лопнуло. Когда мы подъехали к станции, где поезд останавливался на десять минут, мой мучитель в знак своего унижения посыпал себя пылью, пытаясь убедить меня выйти на перрон и вылечить больного, который сидел на платформе в переносном кресле, окружённый толпой народа. Устав от назойливости этого человека и желая от него избавиться, я вышел на перрон, подошёл к больному, положил руки на его парализованные конечности, сделал над ними месмерические пассы, немного их помассировал, согнул больную руку, а затем ногу, заставил пациента встать, пройтись, поставить больную стопу на стул, поднять ещё недавно парализованной рукой стул, а затем, когда раздался гудок паровоза, откланялся всем собравшимся и побежал в свой вагон. Всё это время Е. П. Б. сидела у окна, курила сигарету и наблюдала за моим выступлением: раньше она никогда не видела меня за этой работой, и она её глубоко заинтересовала. Когда поезд тронулся, мы увидели, как вылеченный мною паралитик со всеми собравшимися и слугой, несущим стул, уходит с перрона. И ни один из них не посмотрел нам вслед. Мне было очень смешно наблюдать за тем, какое влияние это оказало на Е. П. Б., и я посмеялся от души. Выражения, извергавшиеся из её уст, были такими отборными и настолько сильными, что если бы её слова могли быть выстреляны с помощью силы её гнева, то в спины уходящей компании попало бы изрядное количество перца. Она сказала, что в своей жизни никогда ещё не встречалась с такой неблагодарностью, такой чёрной отвратительной неблагодарностью. Я спросил: «что Вы имеете в виду?». «Что я имею в виду? Да то, что этот человек почти облизывал в поезде Ваши ноги, чтобы упросить Вас вылечить своего друга, которого Вы исцелили на платформе самым чудесным образом, пока поезд остановился примерно на десять минут, и после этого он со своим другом и друзьями его друга спокойно ушли, не проронив ни слова благодарности и не бросив в Вашу сторону даже мимолётного взгляда! Это превосходит всё когда-либо мною виданное!». Я ей ответил, что если бы она поездила вместе со мной и увидела месмерические исцеления, то поняла бы, что пациентов, которые проявляли настоящую благодарность за своё выздоровление, намного меньше, чем один из сотни; что если остальные девяносто девять и были действительно благодарны, то тщательно это скрывали; что всё это на практике заставляло меня действовать согласно наставлению, которое Шри Кришна дал Арджуне: делать необходимое, не заботясь о плодах своих действий. Но об этом случае она никогда не забывала.
.jpg)
ГЛАВА II
ВСТРЕЧА С АДЕПТОМ В ПОНДИШЕРИ
Может ли кто-нибудь из старых друзей Е. П. Б. представить, как она выглядела и как себя чувствовала, когда на железнодорожной станции её приветствовал губернаторский ансамбль, игравший «Боже, храни королеву», и позднее, в составе торжественной процессии, направившейся к нашему временному жилищу под «музыкальное» бряцанье? Всё это случилось с нами, когда мы приехали в Пондишери, но я не буду подробно описывать этот забавный эпизод из нашей жизни, так как у меня нет таланта Брета Гарте1, чтобы это сделать.
В гостинице в присутствии нескольких темнокожих французских «граждан» на ломаном французском языке нам были зачитаны приветственные слова, и я подобающим образом на них ответил. За этим последовали знакомства, приветствия и комплименты, и наши комнаты весь день и весь вечер были заполнены посетителями. На следующее утро я нанёс церемониальные визиты Его Превосходительству Губернатору, Его чему-то там мэру и множеству других местных чиновников, которые все отнеслись ко мне любезно и оказали тёплый приём. Затем я осмотрел город, на котором повсюду лежала печать французского влияния: бело-голубые эмалированные уличные вывески на углах, маленькие столики и стулья на тротуарах у ресторанов, парижские названия и нелегальные магазинчики, скроенная на французский манер площадь Дюплеи, чиновники и белые торговцы, имеющие безошибочно узнаваемое французское обличие, а также сильно подражающее французским манерам местное население. Эта маленькая колония площадью семь на девять миль по сравнению с Британской Индией выглядела как маленькая почтовая марка, окружённая с трёх сторонах территорией последней, и была совсем не похожа на неё, особенно отношениями между белой и чёрной расами. Честно говоря, это очень сильно меня поразило, привыкшего к огромной пропасти между расами в стране Великой Британской Зависимости. Всем высокопоставленным чиновникам меня представлял темнокожий, почти чёрный, тамилец, член местного Совета, и я был немало обрадован и удивлён, когда увидел, что они приняли его как равного, считая, что его тёмная кожа не мешает ему быть таким же порядочным человеком, как и они сами. Возможно, мне казалось чудачеством, что мой друг играет роль гражданина, однако меня нисколько не забавляло, но, напротив, очень радовало, что он пользовался своим правом на уважение.
Ещё до нашего приезда было решено, что я буду выступать с лекциями на английском языке, а мэр переведёт их на французский. В назначенный час я встретился с большой аудиторией, состоящей из обеих рас. Собрание возглавлял мэр. Начав выступление, я стал произносить свою речь по одному-двум предложениям, после которых для удобства переводчика делал паузы. Так продолжалось около десяти минут, после чего мэр признался, чтоего знания английского языка иссякли, и он призвал на помощь другого француза, переводчика при Правительстве, с просьбой его заменить. После пяти-шести предложений сдался и он, и эстафета перешла к третьему переводчику, тамильцу, который также почти сразу же зашёл в тупик. Общеизвестно, что любые иностранцы, когда говорят на английском языке, понимают друг друга намного лучше нас, поскольку акцент делает их речь более разборчивой. Я стоял перед людьми, чувствуя себя круглым дураком, и уже приготовился отказаться от выступления, но собравшимся людям на превосходном французском языке мэр сказал, что этим утром он долго беседовал со мной о теософии и узнал, что я довольно хорошо владею французским языком и могу говорить на нём без переводчика. После этого из всех концов зала меня стали просить выйти перед аудиторией и прочитать лекцию, и что я, в конце концов, был вынужден сделать, несмотря на мои извинения и протесты. Не осмеливаясь оглянуться, я начал свою лекцию и проговорил больше часа, излагая наши идеи и взгляды Восточной философии настолько хорошо, насколько мог. И аудитория была довольно доброжелательна, наградив меня громкими аплодисментами. Это свидетельствовало о том, что, приехав в Индию, французы сохранили прекрасную национальную черту – учтиво и терпеливо относиться к иностранцам, пытающимся говорить на их родном языке. Однако надо было видеть выражение лица и жестикуляцию Е. П. Б., когда, вернувшись домой, я рассказал ей о том, что сделал. Она с изумлением всплеснула руками и высказала такие комментарии, которые наводили на мысль об испытываемом ею ужасе от возможных ошибок, совершённых мной в использовании родов и глаголов! Тем не менее, через это испытание я как-то прошёл, и в этом городе мы открыли Филиал Теософского Общества, что, в конце концов, было нашей главной задачей.
Я так увлёкся, рассказывая о случившемся Е. П. Б. и выслушивая её комментарии, что, низко поклонившись дюжине сидящих на полу возле неё посетителей, которых она занимала во время моего отсутствия, даже не обратил на них никакого внимания. Однако она тут же взглянула на меня как-то по-особенному и лёгким кивком головы указала на одного человека, который сидел за другими справа от неё. Поймав мой изумлённый взгляд, он доброжелательно улыбнулся. Это был никто иной, как один из Учителей, с которым я познакомился ещё в Нью-Йорке во время написания «Разоблачённой Изиды»; это Он не любил английский так сильно, что всегда говорил и писал мне по-французски; это Он метко упрекнул меня, сделав несколько копий грифельного карандаша, который я не решался одолжить «Е. П. Б.», служившей тогда его временной оболочкой. Я не могу сказать, видели ли Его присутствующие, но если видели, то, конечно же, не могли не обратить на Него внимания, поскольку Своим величием Он отличался от них как лев от гончих псов. Мне очень хотелось подойти к нему и обратиться, но по его глазам я понял, что мне этого делать не следует, поэтому я сел на пол слева от Е. П. Б., где мне было Его хорошо видно. После моего прихода компания посетителей у нас долго не задержалась, и Он, подобно всем остальным, попрощавшись с Е. П. Б. со сложенными по индийскому обычаю руками, сказал ей одно-два слова и последовал за остальными.
Двадцать третьего сентября мы выехали из Пондишери в Мадрас и в тот же день вернулись домой, обрадовавшись, что снова попали в дорогой нам уголок. Как обычно бывает после поездок, у меня накопилось много неотвеченных писем и литературной работы, но со всем этим я справился уже к следующей полуночи. Двадцать пятого числа мы праздновали первую годовщину Мадрасcкого Теософского Общества в Зале Пачаиаппах, где собралась огромная аудитория. Кроме меня с речами выступили Деван Бахадур Р. Рагхунатх Роу и раскаявшийся Т. Субба Роу. Я пробыл дома очень недолго, и 27-го сентября мы снова пустились в продолжительное путешествие на север страны вместе с нашим другом Л. В. В. Найду в качестве моего личного секретаря. Перед нами по порядку прошли Беллари, Адони и Хайдерабад, столица Низама, в которых, как обычно, были основаны новые Филиалы Общества, состоялись дискуссии с ответами на вопросы и произошли исцеления больных. Друзья всегда оказывали нам радушный приём, и с ними нас связали тесные узы братства, которые крепки и поныне.
В Хайдарабаде в доме мистера Нарасимхалу Четти произошло очень интересное исцеление слепоты на один глаз, занявшее всего полчаса. Я очень хорошо помню всё, что тогда произошло. У дома, который огибала дорога, стоял телеграфный столб. Пациента, взрослого индуса, привёл ко мне его врач, доктор Рустомджи, член Теософского Общества. В это время я сидел, разговаривая с друзьями, на верхней веранде. Доктор Рустомджи сделал для пациента всё возможное, но так и не смог даже временно вернуть хоть какое-то зрение его слепому глазу. Внешне он выглядел таким же здоровым, как и зрячий, но при простом обследовании я совершенно точно установил, что он полностью ослеп. «С месмерической целью» я начал дышать на незрячее глазное яблоко через маленькую серебряную трубочку, которую носил для этого в кармане, делал пассы над лбом и затылком больного, и по истечении получаса услышал радостные заверения пациента в том, что его зрение восстановилось. Чтобы убедиться в этом, я закрыл рукой его другой глаз и попросил описать то, что он видит прямо перед собой. Он сразу же сказал: «Вижу дом, забор, ворота, дорогу и телеграфный столб, на правом стеклянном набалдашнике которого висит маленькая цветная тряпка». Всё было верно. Врач пришёл в неописуемый восторг, а пациент после того, как распростёрся передо мной, поспешно удалился. Когда мы с врачом начали обсуждать этот случай, я хотел было позвать пациента обратно, чтобы провести инструментальный осмотр его глаз, но доктор Рустомджи тут же прервал меня, сказав, что этот парень собрал все свои силы и побежал в родную деревню, чтобы распространить это радостное известие. Я не знаю, распространился ли слух об этом исцелении по городу или же нет, но совершенно точно, что на следующий день количество пришедших на мою лекцию было таким большим, что зал, по словам журналиста-индуса, написавшего статью о другой такой же встрече, был «переполнен людьми настолько, что, как в поговорке, иголке было негде упасть». Поэтому мы были вынуждены переместиться на улицу и разрешить людям расположиться на лужайке. Затем чередой прошли Секундерабад, Боларам, Шолапур и Пуна. В моём дневнике записано, что, следуя в Пуну, я услышал самое краткое публичное приветствие – просто образец краткости. Члены местного Теософского Общества встретили меня на вокзале, затем сопроводили в бунгало, подготовленное для моего проживания, собрались в нём всей компанией, и их представитель, взяв меня за руку, сказал: «Мистер президент и дорогой брат, я приветствую Вас в нашем городе». Я ответил: «Сердечно Вас благодарю», и на этом всё закончилось. О, составители долгих, утомительных приветствий на санскрите, пали, сингальском, тамильском, бенгальском языках, телугу, урду, хинди, хиндустани, гурумукхи, маратхи, гуджарати и ещё дюжине других, незнакомых мне языках, которые мне приходилось выслушивать часто в полночь или даже в 4 часа утра после долгого утомительного костедробильного железнодорожного переезда! Как же меня порадовали простые вдохновенные слова президента Филиала в Шолапуре! В этом городе к нам присоединился новый рекрут – мистер У. Т. Браун из Глазго, «Бедный Браун». Незадолго до этого, движимый импульсом бескорыстного служения, он с миссис Сарой Паркер из Дублина приехал в Мадрас и вызвался мне помогать. Из Хайдарабада я послал ему доброжелательное, но очень откровенное письмо, в котором честно предупреждал его о самопожертвовании, которое от него потребуется, а также о неблагодарности общества, предательствах, клеветнических нападках, несправедливых подозрениях относительно его намерений, нищенском вознаграждении и утомительных путешествиях сутками напролёт на всех видах транспорта. Я также предупреждал его о том, что если он ожидает чего-то другого, то ему лучше вернуться в Европу, оставив нас с Е. П. Б. продолжать работу, которую мы начали с открытыми глазами. Однако в ответ он телеграфировал мне, что присоединится к нам, а затем настиг меня в Шолапуре.
Окунуться в наэлектризованную интеллектуальную атмосферу Пуны было восхитительно приятно. Развитое сознание маратхи способно с лёгкостью улавливать смысл высочайших философских проблем, а темы разговоров культурных классов настолько возвышенны, что где-либо найти им равные по уровню очень сложно, даже в немецких и английских университетских городишках. Путешествуя по Востоку, остро ощущаешь разницу в образованности населения и запоминаешь города исключительно по царящей в них интеллектуальной атмосфере. Если вы попросите меня описать их достопримечательности, я вряд ли это сделаю, потому что тысячи храмов, дхармсалы, танки, базары, улицы и бунгало, вместе взятые, оставили у меня очень смутные воспоминания. Но я могу привести довольно точное описание интеллектуального состояния почти любого города или деревни, в которых я побывал. К слову сказать, это именно то, что удивило меня в нашем старом школьном учителе, которого я навещал в течение многих лет после окончания школы. Он почти ничего не помнил о внешности моих старых одноклассников, но когда я упомянул имя одного из них, учитель связал его с мальчиком, который запомнился ему складом своего ума. В городском зале Хирабага под председательством второго баронета сэра Джамсетджи Джиджибхоя я выступил с лекцией на тему «Будущая жизнь». Из Пуны мы перебрались в Бомбей.
Из-за отсутствия подходящего жилища члены местного Филиала Общества разместили нас в больших палатках на эспланаде2.
В них царила прохлада, и нам было очень комфортно. Но на следующий день в город ворвалась неизвестно откуда взявшаяся буря, и в течение двух дней нас заливало дождём. Наши палатки промокли, а пожитки стали влажными и заплесневели. Плоская площадка вокруг нашего лагеря, неспособная поглощать потоки льющейся с небес воды, превратилась в неглубокий пруд. Это сулило нам лихорадку и, как следствие, приостановку работы. Поэтому наши коллеги поселили нас в нескольких больших пустующих комнатах старого здания «Бомбейской Газеты», где, по крайней мере, мы оставались сухими. Семнадцатого октября состоялась наша лекция в Фрамджи Ковасджи Холле. Собравшаяся в нём огромная аудитория отнеслась к заключительным словам молодого Брауна очень тепло.
Некоторые читатели этих заметок с облегчением узнают о том, что в Бомбее я получил приказ от своего Гуру приостановить все исцеления до дальнейших указаний, поэтому рассказы, которые сильно ранили их чувства, теперь сойдут с этих страниц практически полностью. Этот запрет пришёлся как нельзя кстати, поскольку я убеждён, что если бы и дальше работал также напряжённо, то меня бы парализовало самого. Однажды утром в Мадрасе, незадолго до начала этого путешествия, я обнаружил, что мой указательный палец на левой руке ничего не чувствует. Это было ясное предупреждение проявлять осторожность. Путь из Мадраса в Бомбей занял у меня гораздо больше времени, а лечение пациентов потребовало намного бóльших усилий, чем раньше. Также значительно возрос процент неудач. И это не удивительно, поскольку после лечения примерно восьми тысяч пациентов в течение двенадцати месяцев самый крепкий целитель, не говоря уже о мужчине пятидесяти с лишним лет, может израсходовать свою жизненную батарейку до последнего «вольта». Естественно, такому состоянию сильно способствовали утомительные путешествия, бессонные ночи, часто недостаточное питание и непрерывное интеллектуальное напряжение, вызванное огромной перепиской, ежедневными разговорами и почти ежедневными импровизированными лекциями на серьёзные темы.
Двадцатого октября в Бомбее ко мне присоединилась Е. П. Б., чтобы нанести совместный визит пригласившему нас Махарадже Холкару, который даже выслал нам деньги на железнодорожные билеты. Но заставшая нас ещё в Бомбее телеграмма расстроила наши планы, поскольку в ней Махараджа говорил, что не сможет нас принять. Поэтому Е. П. Б. возвратилась в Мадрас, а я продолжил своё путешествие по заранее спланированному маршруту. В это же время в Бомбее мы получили сообщение от бирманского короля Тибо о том, что он будет рад нас видеть у себя в Мандалае. И мы с мистером Брауном, Дамодаром Маваланкаром и Л. В. В. Найду отправились на север, взяв с собой в качестве попутчика другого члена Теософского Общества – Т. Нараинсвами Найду. Чтобы избежать нестыковок в таких длительных поездках, их программа всегда составлялась заранее, а печатные копии с её содержанием распространялись в Филиалах Общества и группах по пути нашего следования. В программах приводилось точное время моего прибытия и отправления с железнодорожных станций, а также информация о виде пищи, количестве дров, количестве воды, месте проживания и всех остальных деталях. Вместе с тем, Филиалам предоставлялась возможность выбора тем моих лекций, однако они иногда пренебрегали ею вплоть до того момента, когда я уже готовился выйти перед публикой.
Несколько наших самых дорогих коллег, которые тогда жили в Джабалпуре, оказали нам радушный приём и любезно познакомили с определёнными людьми и местными достопримечательностями. Я посетил среднюю школу и Раджкумар Колледж – один из тех колледжей для молодых принцев и дворян, которые Правительство Индии основало по всей стране. Было интересно наблюдать за этими собранными вместе ребятами, которые через какое-то время будут править миллионами других людей, и я произнёс добрые напутствия каждому классу, через которые проходил. Позднее мне сказали, что мои слова тронули сердца этих маленьких принцев, и в колледже они создали дружеский союз, чтобы поддерживать взаимную дружбу и поощрять друг друга вести достойную жизнь, которая предписывалась царям в древних Писаниях. Тем же вечером все они пришли на мою лекцию, которая из-за большого скопления народа прошла под открытым небом.
На следующий день мы встали в 3.30 утра и в 5 часов поехали на Мраморные Скалы, одну из лакомых для туристов достопримечательностей Индии. Но на того, кто видел Ниагару и великие реки мира, это место поразительного впечатления не производило. Священная река Нербудда здесь зажата между стен из белого известняка, который повсюду был испещрён множеством трещин. Местный скалистый пейзаж привлекает скорее, изяществом форм и «камерностью», чем величием и внушительными размерами; однако в лунном сиянии он действительно кажется сказочным. И всё же, на меня гораздо большее впечатление произвёл пожилой Бава (аскет), который жил в расположенной по соседству пещере. Он пользовался огромной славой аскета, преуспевшего в упражнениях Хатха-Йоги «физиологического» характера, и по моей просьбе выполнил несколько из них. Однако они были не сложнее тех, которые можно увидеть на современных эстрадных представлениях в Европе и ипподромах. Бава поведал, что последние сорок семь лет своей жизни он провёл, совершая прадакшину (обход) реки Нербудда в качестве аскезы; протяжённость всего пути составляет 1800 миль, а время, которое необходимо, чтобы пройти его пешком, – три года. Он был приятным крепким человеком с лицом, выдающим твёрдость характера, и сияющими глазами. Меня поразило то, что пока я к нему приглядывался, он почтительно попросил меня научить его умению сосредотачивать свой ум!
Если это то, чего он достиг за полвека внутренней борьбы, то, разумеется, это не сможет вдохновить кого-либо другого начать практиковать такую Хатха-Йогу. Передо мной стоял человек, который настолько контролировал своё тело, что, занимаясь самоистязаниями, мог вывернуться почти наизнанку, но до сих пор не научился сдерживать блуждание ума, которое доставляет нам столько беспокойств. Излишне говорить, что я «воспользовался случаем», чтобы рассказать ему немного голой правды о разнице между понятиями «выглядеть» и «являться на самом деле», ссылаясь на Гиту, Дхаммападу и Евангелие от Святого Матфея, XXIII. Какой же урок это ему преподнесло!
Вечером того же дня состоялась моя лекция о необходимости возрождения санскритской литературы, в конце которой я приступил к сбору подписок-пожертвований на открытие Санскритской Школы, и люди вносили деньги с большим энтузиазмом. В результате этого появилась хорошенькая сумма в 1500 рупий. То же самое я проделал и на моей первой лекции в Аллахабаде, куда я отправился из Джабалпура. Огромная аудитория сразу поняла мои намерения, и тем же вечером было собрано подписок на сумму в 2007 рупий. А на заседании местного Филиала Общества от 30-го октября, как было указано в официальном документе, было собрано ещё более 2500 рупий в подписках.
Тридцать первого октября мы приехали в Газипур, где нас радушно принял Махараджа Думраона. Сразу же по прибытии мне пришлось ответить на три приветственных обращения на английском, санскрите и урду (обращения на двух последних языках произносились через переводчиков). Следующую остановку мы сделали в Канпуре, память которого хранит трагические события прошлого. Там в моё распоряжение было предоставлено бунгало махараджи Бурдвана. Когда мы подходили к строению, то увидели, что оно освещено 1000 хирагами (индийскими глиняными светильниками), и их сияние заливало комнаты бунгало.
__________________________
1 Фрэ́нсис Брет Гарт (1836-1902) — американский прозаик и поэт – прим. переводчика
2 эспланада – широкое открытое пространство перед крепостью; чтобы затруднить нападение на крепость, пространство перед ней оставляли открытым – прим. переводчика
Переводчик с английского Алексей Куражов
(290).jpg)
22.09.2017 14:35
ВНИМАНИЕ:
В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:
1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".
2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.
3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".
4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.
5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".