26 марта в 19:00 в Московском доме книги состоится презентация книги «Николай Рерих». Круглый стол «Наследие Николая Рериха – культурный мост между Россией и Индией» (Дели). Выставка Международного Центра Рерихов «Вселенная Мастера», посвященная 150-летию Н.К. Рериха, в Индии Выставка «Издания Международного Центра Рерихов» в Новосибирске. Новости буддизма в Санкт-Петербурге. Благотворительный фонд помощи бездомным животным. Сбор средств для восстановления культурной деятельности общественного Музея имени Н.К. Рериха. «Музей, который потеряла Россия». Виртуальный тур по залам Общественного музея им. Н.К. Рериха. Вся правда о Международном Центре Рерихов, его культурно-просветительской деятельности и достижениях. Фотохроника погрома общественного Музея имени Н.К. Рериха.

Начинающим Галереи Информация Авторам Контакты

Реклама



Этапы формирования коллекции частного усадебного музея князя П.А. Путятина в Бологом. В.Л. Мельников


Князь Павел Арсеньевич Путятин (1837—1919)

Князь Павел Арсеньевич Путятин (1837—1919)

© СПбГМИСР


 

I этап, «протомузейный». 1850‐е –1860‐е гг. Истоки интереса князя Путятина к коллекционированию следует искать ещё в его отрочестве, когда он шёл «как бы ощупью, без системы, без известных направлений в науке», имея при этом с самого начала влечение к изучению древностей – к археологии [1]. Он начал собирать свою коллекцию в то время, когда под словом «археология» подразумевалось нечто вроде собирания различных старинных предметов, и археологов смешивали с простыми антиквариями, а музеи – с лавочками bric‐à‐brac [2]. В область археологии включалась и история с изучением классической древности, и нумизматика, палеография, изучение древней живописи и скульптуры, палеоэтнология, древняя география и многое другое. Как писал князь Путятин в своих «Воспоминаниях и заметках», каждый образованный россиянин, занимаясь археологией в пределах своей страны, не мог пренебрегать её общеевропейским прогрессивным движением» [3]. На Западе, как и в России, археология бурно развивалась, её разные отрасли получали особые названия, как, например, палеоэтнология, которой Павел Арсеньевич преимущественно и стал заниматься впоследствии. В этом направлении «первый толчок знания» дал ему кружок дяди – князя Дмитрия Алексеевича Эристова (1797—858), состоявший в основном из лицеистов –современников А. С. Пушкина. Под впечатлением кружка лицеистов после поступления юнкером в лейб‐гвардии Финляндский полк Путятин избрал себе отрасль «художественной» археологии, по его мнению, более всего подходящую к поэзии –живопись. Во время летних каникул находясь в усадьбе, он брал уроки у бологовского художника Фёдора Ивановича Братского, ознакомившего его с технической стороной живописи в традициях школы своего учителя А. Г. Венецианова. Вскоре молодой князь уже решился копировать древних мастеров в Эрмитаже, для чего обратился к ректору ИАХ Фёдору Антоновичу Бруни (1799—875), бывшему в то время хранителем картинной галереи Эрмитажа. Занятия в Эрмитаже по билету Ф. А. Бруни привели к тому, что от копирования картин князь Путятин перешёл к изучению техники и живописи древних школ, т. е. к исторической части теории живописи. Пособием к изучению Эрмитажа с этой точки зрения ему послужила книга А. Н. Андреева «Живопись и живописцы главнейших европейских школ» (СПб.: Издание Вольфа, 1857). И хотя многого она не объясняла, но мнения академика Бруни, архитектора Дмитрия Андреевича Корицкого (1823—880) и других профессионалов помогли ему уяснить многое. Первый опыт каталогизирования музейной коллекции князь Путятин приобрёл тоже в Эрмитаже, каталог которого начал составлять. Этот труд остался незавершённым из‐за выхода в свет монографий Александра Николаевича Андреева (1830—1891) «Памятники Древнего Рима» (1861) и «Венеция в художественном отношении» (1864), написанных в значительной степени в форме каталогов по тем разделам эрмитажной коллекции, которые он с особым рвением изучал.

Большое влияние на развитие интересов Павла Арсеньевича в тот период оказали встречи в Эрмитаже с интересными людьми и, прежде всего, с великой княгиней Марией Николаевной (1819—1876), президентом ИАХ и председателем ИОПХ. Именно эти встречи в Эрмитаже, первый опыт каталогизирования, изучение живописи не только в теории, но и на практике привели к тому, что у него, как писал сам князь Путятин, «развивалась страсть к собиранию гравюр, эскизов и древних картин» [4] и он начал составлять свою первую художественную коллекцию. Но окончательно собиратель утвердился на музейном поприще после разговора с государем Александром II, состоявшегося во время одного из приездов последнего в Бологое на охоту в 1862–1863 гг. В силу значимости этого разговора в судьбе Бологовского усадебного музея приведём его здесь полностью в изложении самого князя Путятина: «В один из приездов Государя к нам на охоту, во время ужина, зашла речь о картинах, находящихся в Бологое. После ужина, пересматривая снова картины с прусским посланником князем Рейсом, Государь похвалил некоторые из них, затем, поговорив немного с нами, ушёл в свою опочивальню. Желая чем‐нибудь доказать признательность за внимание нашего монарха к такому маленькому военному человечку, каким был я, у меня утвердилось намерение поднести эти картины его величеству. Зная, что Император чуть свет отправляется на охоту, я осмелился утром придти в зал выжидать выхода. Как будто на счастие, никого из посторонних не было в зале, отец тогда толковал с графом Ферзеном во флигеле об охотах. Но вот из гостиной вышел Государь, веселый, оживлённый. Я преклонился пред ним.

– “А, ты тут, здравствуй!”.

–“Ваше императорское величество, у меня есть до вас просьба”.

Государь удивился, думая, вероятно, что я не из числа ли любителей выпрашивать что‐нибудь для себя. Даже в этом вопросе выражалась присущая ему снисходительность. Моя застенчивость заставила не так высказаться; было очень возможно, что подобная просьба сына хозяина дома могла показаться дерзким и нахальным попрошайничеством.

–“Ваше величество, вы изволили вчера похвалить некоторые из картин моей коллекции; хотя я знаю, что все эти картины слишком ничтожны пред теми произведениями искусства, которыми вы обладаете, но всё‐таки некоторые из них могли бы быть отобраны для Эрмитажа”. Государь тогда посмотрел на меня такими ласковыми глазами, что до сих пор этот взгляд остался у меня в памяти, и подал свою руку.

–“Non, non, moncher, я знаю, что ты сам любишь живопись. Благодарю, я не хочу лишать тебя твоих картин”.

Эти приветливые слова Государя были для меня совершенной наградой. Всё то, что я собирал с таким трудом и жертвами, я готов был с радостью передать Государю, но эти картины стали ещё ценнее после милостивых слов монарха. И я потом с большей энергией стал изучать теорию живописи» [5].

С 1869 г. большим подспорьем в деле местного художественного образования стала частная школа для обучения черчению, рисованию и грамоте, существовавшая все последующие годы при Бологовском путятинском музее под руководством художника Ф. И. Братского. II этап. 1870‐е гг. Сам князь Путятин определил его как «аффективный период» [6]. Занятия в Эрмитаже прервались получением офицерского звания и назначением в Бологое на должность «кандидата в мировые посредники». Всю собранную на тот момент коллекцию князь Путятин взял с собой, разместив картины по комнатам Большого Бологовского дома. Вскоре из «кандидатов» его перечислили в «мировые посредники» и ему пришлось «совершать грамоты» у известного слависта Александра Фёдоровича Гильфердинга (1831—872). Как вспоминал князь Путятин, «Гильфердинг отличался необыкновенным добродушием и мягкостью в обращении; беседа его была в высшей степени приятна и интересна. Особенность его прекрасного характера была та, что он ни о ком никогда не говорил дурно и вообще терпеть не мог вдаваться в мелочи. Пламенный патриот, славянин до мозга костей, он не был, однако, исключителен в своём увлечении: всё прекрасное в цивилизации Европы находило в нём полное сочувствие и желание видеть всё это доброе на родной ему почве дорогого отечества» [7]. Князь Путятин был обязан Гильфердингу тем, что в его имении Арефино, расположенном по соседству с Бологовской усадьбой в той же Медведевской волости Валдайского уезда, он познакомился с несколькими выдающимися писателями того времени, ставшими впоследствии и его гостями, и, прежде всего, с Иваном Сергеевичем Аксаковым (1823— 1886), чаще других бывавшим в Арефино. У Гильфердинга он познакомился также с директором Санкт‐Петербургского Археологического института Николаем Васильевичем Калачёвым (1819—885), общественным деятелем, издателем и писателем‐историком Михаилом Ивановичем Семевским (1837—892), историком Константином Николаевичем Бестужевым‐Рюминым (1829—897), писателем Иваном Сергеевичем Тургеневым (1818—883) и другими. М. И. Семевский, к тому времени собравший обширную библиотеку, в которой имелись редкие книги и рукописи, навёл князя Путятина на мысль пополнить и свою тогда ещё небольшую библиотеку, а главное –заняться собиранием древних рукописей и автографов выдающихся лиц.

Эти намерения едва не прервались из‐за случившейся болезни сердца. Доктора решительно советовали князю Путятину не уклоняться от поездки за границу для лечения. И он решает ехать в надежде, что часть времени, предназначенного для лечения и путешествия, сможет посвятить науке и музейному делу. За советом, где и что можно сделать полезного для изучения отечественной истории во время поездки в Европу, Павел Арсеньевич обратился к академику А. А. Кунику. Арист Аристович предложил ему исследовать берега Брегальницы в Македонии, где, по преданию, в IX в. подвизались святые Кирилл и Мефодий. Он предполагал, что в македонских церквах и монастырях могут храниться рукописи самих первоучителей славян. Для того чтобы подготовиться к такому новому и ответственному исследованию, князь Путятин отправился изучать палеографию в Отделение рукописей и старопечатных славянских книг Императорской Публичной библиотеки, где его радушно принял хранитель, академик Афанасий Фёдорович Бычков (1818—899), к заслугам которого его современники относили то, что он «русифицировал библиотеку»8. А. Ф. Бычков открыл перед Путятиным труд тверского архиепископа Саввы (в миру Иван Михайлович Тихомиров, 1819—896) «Палеографические снимки с греческих и славянских рукописей Московской Синодальной библиотеки VI–VII вв.», изданный в Москве в 1863 г. и содержащий 62 снимка на 8 таблицах, представляющих славянские шрифты разных веков. Показал другие аналогичные сочинения, по которым князь Путятин узнал начертания букв кириллицы и глаголицы разных времён, а также старогреческий алфавит. И хотя его поездка в Македонию не состоялась из‐за препятствий на границе с Турцией, эти занятия не пропали даром. Теперь Павел Арсеньевич мог лучше понимать свои палеографические реликвии, различал почерки, отбирал нужное для систематического собрания.

Вскоре палеографическая коллекция князя П. А. Путятина стала известна среди специалистов и привлекла внимание начинающего учёного‐русиста, члена‐сотрудника ИРАО и ИРГО, а в дальнейшем выдающегося историка, синолога и собирателя Александра Николаевича Виноградова (1845—919), принявшего постриг и имя Алексий и назначенного в Пекинскую Духовную миссию в Китае [9]. В 1878 г. Виноградов подготовил опись путятинской коллекции рукописей [10]. При участии секретаря Московского Общества любителей древней письменности Фёдора Ильича Булгакова (1852—908) она была издана в первом томе «Памятников древней письменности» (1878–879). В редакционном предисловии к этой публикации впервые в отечественной историографии дано краткое описание уже имеющегося на тот момент собрания «музея князя П. А. Путятина в селе Бологом Валдайского уезда». «В музее этом, –сообщала редакция “Памятников древней письменности”, –находится весьма ценное собрание картин масляными красками, эстампов работы русских и иностранных художников, эскизов, акварелей, архитектурных чертежей, фотографических, олеографических, литографических и других снимков; сверх того, в музее есть коллекция монет, медальонов, жетонов, бюстов и других вещей, добытых на севере и юге России. Главную же и, несомненно, важную для отечественной истории и археологии часть музея составляет палеографическое собрание разных рукописей, старопечатных книг, свитков, столбцов и другой формы бумаг, автографов и факсимиле замечательных лиц. Собрание это состоит из трёх отделений. В состав 1‐го отделения входят рукописные и старопечатные книги; 2‐е отделение содержит в себе рукописные столбцы, свитки и другие бумаги с разного рода юридическими актами; в состав 3‐го отделения входят автографы и факсимиле. Последнее отделение, судя по описанию г. Виноградова, неполно, что весьма понятно, так как составить его с желательной полнотой чрезвычайно затруднительно. Но в данном случае, несомненно, важна высокая идея, преследуемая в созидании этого рода коллекции» [11]. Князь Путятин не только предоставлял материалы своей палеографической коллекции для публикации приезжим учёным, но и сам её публиковал. К концу II этапа существования Бологовского усадебного музея он подготовил свою первую палеографическую публикацию [12].

Как видно из представленного выше первого описания музейного собрания Путятина, в этот период Бологовский усадебный музей расширялся и за счёт предметов, приобретённых во время путешествий князя по Европе. Эти путешествия позволили Павлу Арсеньевичу осмотреться в европейских музеях, отточить свой вкус и многому научиться. В первую очередь он посетил музеи Майнца, Женевы и других швейцарских городов, а также церкви Куара, в непосредственной близости от места его лечения в Рагаце. Там он познакомился с несколькими видными деятелями государства и культуры, как и он, получавшими лечение на швейцарском курорте: генерал‐губернатором Восточной Сибири графом Николаем Николаевичем Муравьёвым‐Амурским (1809—881), лицейским приятелем А. С. Пушкина бароном Модестом Андреевичем Корфом (1800—876), известным писателем, автором книги «Окраины России» Юрием Фёдоровичем Самариным (1819—876). По совету барона Корфа, Путятин представился и великой княгине Елене Павловне (1807—873), приехавшей подлечиться в Рагац. При Дворе после реформ 1861 г. Её называли Princess la Liberte – Княгиня «Свобода». Она была известна как покровительница художников и любительница искусств, основавшая, в частности, Императорское Русское Музыкальное общество. Она приветливо приняла князя, советовала ехать в Остенде и вручила адрес одного из тамошних докторов. Как вспоминал князь Путятин, когда ему вдруг стало хуже, «её доброта распространилась до того, что она присылала своего доктора в Солотурн» [13].

Впечатление, произведённое на князя Путятина первым путешествием по Европе, было велико. Едва оправившись от болезни, он уже желал посещать всё новые и новые места. Видимо, именно поэтому впоследствии он назвал «аффективным» этот период своей жизни. Во время второй поездки по Европе в 1873 г. Князь осмотрел Краков с его собором, побывал в Вене на Всемирной выставке, где его внимание привлекли собор Святого Стефана, Императорская картинная галерея, галереи князя Лихтенштейна, графов Гариха и Чернина, Амбруазово собрание, Арсенал, Дворцовый сад с Персеем Антонио Кановы, парк Пратер, театр и многое другое. После Вены князь Путятин поехал в Эмс, где состоялись ещё одна его встреча с государем Александром II и представление германскому императору Вильгельму I (1797—888). Затем Павел Арсеньевич отправился в Париж, где осмотрел Луврские галереи, посетил Лион, Марсель, Барселону, Милан, видел Венецию с собором Святого Марка и многочисленными галереями, катался по каналам в гондолах, наблюдал за регатой. «Все эти путешествия, –писал князь Путятин, –освежали мысль и давали толчок к более правильному выбору основного предмета занятий» [14]. А «основной предмет занятий» находился для князя в России: это был Бологовский музей. «Любимая наука» –палеоэтнология.

Чтобы лучше сориентироваться в мире отечественной археологии и культуры, князь Путятин предпринял ряд поездок и по России. Наибольшее влияние на него оказало посещение Великого Новгорода в 1875 г. со своим давним наставником в живописи художником Ф. И. Братским. Первым путеводителем для князя тогда явилась книга графа М. В. Толстого «Святыни и древности Великого Новгорода» (1862), и он посвятил немало времени осмотру новгородских древностей. Кремль со Святой Софией, мост с часовней Чудотворного Креста, Ярославово Дворище с уцелевшей древней башней, дом Марфы Посадницы, церковь Фёдора Стратилата на Ручью с фресками XIV в., Новгородский музей и другие памятники не оставили его равнодушным –и по своей красоте и величию, и по своему плачевному состоянию. По итогам поездки князь Путятин и Братский подготовили статью «Взгляд на новгородские древности» и послали её в ИРАО [15]. В статье авторы выразили всю ту горечь, которая накопилась у них «при виде бедственных условий, при которых обретаются наши новгородские исторические памятники» [16], в том числе фрески Благовещенской церкви на Рюриковом Городище и в Знаменском соборе. В ответ на статью князь Путятин получил следующее заключение Отделения русской и славянской археологии от 20 апреля 1876 г. (подписал секретарь ИРАО И. В. Помяловский): «В Императорском Русском Археологическом обществе получена записка ваша и г. художника Братского, под заглавием: “Взгляд на новгородские древности”, каковая записка и была передана на рассмотрение и обсуждение Отделения славяно‐русской археологии. Ныне Отделение передало в общество следующие свои по поводу вашей записки заключения. Отделение постановило: 1. Благодарить составителей записки за сообщённые ими сведения; самую же записку напечатать в Известиях общества; 2. Благовещенская церковь в 6850 г. была нарушена и построена вновь на прежнем основании; в 6851 году была кончена и освящена каменная церковь; после этого в летописях упоминается о ней по случаю пожаров и возобновлений. Всё это даёт повод предполагать, что настенная живопись Благовещенской церкви, для которой по повелению князя Мстислава написано Алексею известное Мстиславово евангелие, не может относиться к XI в.17; 3. Сообщить составителям записки, что в настоящее время образуется комиссия, на которую будет возложена обязанность начертать правила по сохранению памятников древности»18. Таким образом, поездка в Великий Новгород дала два важнейших результата: появилась первая публикация князя П. А. Путятина и была создана одна из первых в России комиссий по охране памятников культуры. Сама статья также послужила тому, что 28 декабря 1878 г. князь Путятин был избран в члены‐сотрудники ИРАО, затем 20 октября 1881 г. –в действительные члены этого авторитетного научного общества [19].

Кроме Великого Новгорода, Павел Арсеньевич съездил также через Бердянск в Ногайскую степь, где посетил мёртвый город –бывшее становище татар, «соединительное звено последней Орды в Европе с нашею нынешней цивилизациею» [20]. Затем он совершил путешествие в Финляндию, где посетил Выборг с его замком и парками, водопад Иматру, Гельсингфорс (Хельсинки) и Свеаборг (Суоменлинна). По дороге домой он заехал в рыцарский Ревель (Таллинн), «в котором всё напоминало крыжаков», посетил местный музей, который ему очень понравился. Потом он съездил в Крым, древности которого его давно интересовали, осмотрел Бахчисарай с дворцом и Фонтаном слёз, воспетым А. С. Пушкиным, пещерный город крепость Чуфут‐Кале, основанный, предположительно, в V–I вв., с его Иосафовской долиной, тюрьмами и железными воротами; Свято‐Успенский монастырь; Севастополь, знаменитый своей героической обороной; Херсонес с остатками храма, в котором крестился князь Владимир, и с храмом Святого Климента, папы римского, скончавшегося в Херсонесе; Балаклавский Свято‐Георгиевский монастырь, около которого его заинтересовали остатки святилища Дианы; прославленную преданиями Феодосию –древнюю Кафу генуэзцев; Керчь –античную Пантикапею с Митридатовым холмом и многое другое. В своих «Воспоминаниях и заметках» Павел Арсеньевич особо отметил посещение двух крымских музеев –в Керчи и Феодосии. В последнем городе –галерею Ивана Константиновича Айвазовского (1817—900) [21]. «Все эти местности говорили натурой о древней жизни, –вспоминал Павел Арсеньевич, –всё это влекло к занятиям и изучению её» [22]. Он посчитал, что лучшим способом для этого является дальнейшее развитие своего музея.

С годами князь Путятин всё больше и больше задумывался над вопросом: какую ему ещё взять отрасль для развития музейного собрания, за счёт чего расширить поле деятельности? И вот к какому ответу он пришёл к концу II этапа развития своего музея: «В нашей местности нет классических памятников язычества, а византийское влияние дошло только в скудных подражаниях. О нём свидетельствуют разрушающиеся деревянные церкви, да плиты и каменные кресты кладбищ. Остались одни памятники первобытного язычества –свидетели давно минувших веков, памятники, которыми в настоящее время занимаются лучшие умы научной Европы, памятники науки живой палеоэтнологии. В этой науке даже ослабевшие в научной борьбе силы подогреваются новыми открытиями, новыми исследованиями, новыми выводами. Ею я и занялся» [23]. С лета 1879 г. в Бологовской усадьбе Путятина стали регулярно останавливаться экспедиции Санкт‐Петербургского Археологического института. Сам князь с первого же полевого сезона стал организатором всех разведок и раскопок, проводившихся этим учреждением в регионе. Как следствие, 10 ноября 1879 г. состоялось его «утверждение министром народного просвещения в качестве почётного члена Археологического института» [24]. Уже в 1880 г. в отчётной публикации Н. В. Калачёва о раскопках в Бологом князь Путятин назван его «одним из ревностнейших сотрудников» [25]. III этап. 1880–883 гг. Переломное время в истории усадебного музея. В 1880 г. на своей земле в Бологом, на территории Путятинского парка и в непосредственной близости от него князь П. А. Путятин открыл Бологовскую стоянку каменного века, поначалу мало оценённую, но после давшую основную тему и смысл для всех его дальнейших научных занятий. Именно в этот период Бологовский усадебный музей начинает развивать свою многопрофильность. К картинной галерее в Большом Бологовском доме, палеографической коллекции и собранию рукописей добавляется обширная археологическая коллекция, отныне составляемая князем не только из купленных на стороне вещей, но и из собственных археологических находок. В непосредственной близости от Бологого и в самой усадьбе обнаруживается неисчерпаемое «изобилие остатков доисторической жизни, из которых многие совершенно не исследованы, как и вообще большинство наших национальных первобытных памятников» [26]. На расстоянии 8 вёрст от Бологовского имения Путятина находилось древнее городище, называемое Рай‐Городок. В 1880 г. При содействии князя Путятина А. И. Савельев и А. А. Туган‐Мирза‐Барановский изучили этот памятник, поместив его описание и рисунки в «Сборнике Археологического института» [27], с которым князь Путятин сотрудничал с момента его учреждения. В этом же сборнике помещена статья Н. В. Калачёва, в которой упоминалось ещё одно городище «на западном берегу Бологова озера, в саду помещика Смяровского, в усадьбе Красотка» [28], расположенное близ пролива озера, называемого в народе Ворота‐на‐Узах. На другой стороне этого пролива, на земле князя Путятина существовал мыс. На этом мысе впоследствии и были обнаружены древнейшие остатки поселений человека, названные Бологовской стоянкой каменного века. Исследования этих поселений князь Путятин с самого начала производил целенаправленно и систематично. В дальнейшем они подтвердили многие выдвинутые учёными предположения, например, идею екатеринбургского археолога, организатора первых научных археологических раскопок на Урале Н. В. Малахова (1856—885) о том, что «жители мысов были древнее жителей городков» [29]. IV этап. 1884–904 гг. По выражению князя Путятина, «phase intellectuelle – интеллектуальный период», когда все его разбросанные занятия соединились в одно стремление –«стремление исследовать условие умственных зачатков первобытной жизни обитателей нашей местности» [30], т. е. особой историко‐культурной зоны в пределах Новгородско‐Тверского пограничья на Волжско‐Балтийском водоразделе, преимущественно в пределах Валдайской возвышенности. Содержание музейной деятельности князя Путятина теперь целиком зависит от его занятий палеоэтнологией – наукой на стыке антропологии, археологии и этнографии, а также разработкой новой археологической дисциплины –астроархеологии. Он пытается восстановить, кроме хозяйственного уклада, и психологию, мировоззрение, верования древних людей. В «Книге автографов» М. И. Семевского появляется запись: «Открывая остатки минувшего, приходишь к тому заключению, что один из периодов в жизни первобытного человечества (период так называемый Магдален), был для них счастливее настоящего для нас. 16‐го января 1884. Князь Павел Арсентевич Путятин» [31].

В этот период одна за другой выходят в свет публикации, подготовленные П. А. Путятиным в значительной мере на основе археологической коллекции Бологовского усадебного музея [32]. К концу этого этапа практически исчезают статьи на русском языке, что свидетельствует о европейском признании учёного, сделавшим Бологовский усадебный музей научным центром уже не регионального, а европейского масштаба. Путятинский археологический кабинет и биохимическая лаборатория раскопок, ставшие центральным предметным комплексом усадебного музея, вкупе с самой Бологовской стоянкой каменного века были настоящим магнитом для учёных, краеведов, учителей, любителей старины и просто неравнодушных к прошлому России посетителей. Именно они в августе 1899 г. привлекли в Бологое известного художника‐археолога Н. К. Рериха. Его приезд изменил не только его собственную судьбу, но и существенно повлиял на развитие музея в Бологом. Одним из первых дел Рериха в должности секретаря ИОПХ стала организация выставки картин старых мастеров осенью 1901 г. в помещении ИОПХ в Санкт‐Петербурге в доме на Большой Морской улице, д. 38. Среди приглашённых Рерихом для участия в выставке владельцев картин присутствовал и князь Путятин, который многие годы являлся действительным членом ИОПХ и внёс, по словам Рериха, «значительные труды на пользу этого учреждения» [33]. В письме к своей невесте Е. И. Шапошниковой художник упоминает о редком полотне из путятинского собрания: «Дорогая моя Ладушка, сейчас был я у Тринейзена. <…> Картину князя – ждём у него; она в порядке. Передал ему поклон и ожидание князя его приезда. Картина князя, по его словам, интересна, и, быть может, кое‐где на ней подлинная рука да Винчи» [34]. 21 декабря 1902 г. князь Путятин познакомил собрание ИОПХ «с принадлежащей ему коллекцией рисунков русских и иностранных художников» [35]. В конце XIX –начале XX в. в общей сложности более 25 лет он активно участвовал в деятельности Общества поощрения художеств, в том числе как эксперт, член жюри художественных конкурсов и премий [36].

В этот период музей начинает активно участвовать в выставках: в Археологическом институте (1889), на VIII Археологическом съезде в Москве (1892), на выставке в Николаевском дворце в Петербурге (1893), на Франко‐русской художественно‐ремесленной и кустарной выставке Красного Креста в Соляном городке в Петербурге (1899) и т. д. И хотя на последней выставке у князя Путятина было всего лишь «место с письменный стол» [37], он был награждён золотой медалью за участие. Примечательно, что князь Путятин был увлечён не только научным содержанием своей коллекции, но и красотой добытого им археологического материала. Своим корреспондентам он писал о том, как красивы «картоны со стрелками, наконечниками дротиков, копий, ножичков (lames) и прочим», о том, как «характерны орудия северной переходной эпохи –резаки (долота) tranches, о которых так заботился покойный Сальмон в его переписке со мною» [38]. Именно изысканной художественностью отличались его экспозиции, посвящённые каменному веку. В полной мере это смог оценить лишь один его коллега, для которого он стал первым наставником в палеоэтнологии, –известный художник‐археолог Н. К. Рерих.

На протяжении всего IV этапа своего существования Бологовский усадебный музей активно развивался. Расширялись усадебный парк и биологические коллекции. Часть своего музейного собрания, в том числе несколько скульптур и отдельные археологические предметы, князь Путятин передал в дар музеям Москвы и Санкт‐Петербурга. Наконец, в 1903 г. А. А. Спицын осуществил первое издание археологической коллекции князя Путятина с выполненными самим владельцем таблицами археологических находок из собрания Бологовского усадебного музея [39]. V этап. 1904–916 гг. Его можно назвать рериховским, поскольку в это время Николай Константинович Рерих (с 1901 г. –родственник князя Путятина по линии жены), сыграл огромную роль в развитии Бологовского усадебного музея. В 1904 — 1916 гг. Рерих с семьёй летом подолгу жил либо в Бологовской усадьбе, либо на дачах где‐либо поблизости (село Берёзки и деревня Ключино Вышневолоцкого уезда, имение Сменцово у станции Лыкошино Валдайского уезда и др.), и вёл регулярные археологические раскопки, в том числе вместе с князем Путятиным. Самая значительная их совместная археологическая работа происходила летом 1904 г. на озере Пирос, где они обнаружили три новые неолитические стоянки [40]. 12 ноября 1904 г. «Санкт‐Петербургские ведомости» сообщили о специальном художественно‐археологическом музее князей Путятиных, который «даёт полную картину этой богатой историческими воспоминаниями местности», поскольку в нём «находятся богатейшие коллекции различных предметов доисторической эпохи, собранные при раскопках близ станции Бологое, Николаевской железной дороги». Далее в статье говорится, что «в устройстве этого музея принимают участие многие известные петербургские археологи и художники». В этой заметке примечателен факт упоминания «князей Путятиных», что свидетельствует о том, что к музейной работе в усадьбе подключились сыновья Павла Арсеньевича Павел и Михаил. Отмечая известных петербургских археологов и художников, авторы данной заметки имели в виду прежде всего Н. К. Рериха, в то время –секретаря ИОПХ. В 1905 г. В издании ИОПХ выходит первая публикация, посвящённая художественной коллекции усадебного музея: «Собрание князя П. А. Путятина», с воспроизведением нескольких картин [41]. В очерке «Собиратели» Николай Константинович кратко охарактеризовал тех владельцев произведений искусства, с которыми ему пришлось столкнуться в жизни. Всех владельцев он разделил на две неравные части: наследственные собственники коллекций, в формировании которых они не принимали участия, и «три группы живых собирателей, горевших каждый по‐своему и любивших избранную ими область». Эти три группы, по выражению Рериха, «дали России много культурных страниц». Князя Путятина Рерих поместил в первую из этих трёх групп –группу петербургских собирателей, охарактеризованную им в целом так: «Не все из них были богатеями. Многие отдавали в собирательство все свои средства и заработки. Как часто бывает, семейное окружение нередко препятствовало собирательству, считая его не дельною забавою. Также нередко увлечение собирательством объяснялось чем‐то своекорыстным для удовлетворения самолюбия. Всегда люди судят по себе» [42].

Сотрудничество князя Путятина и Рериха на музейном поприще уже рассматривалось нами в отдельном исследовании [43]. О конкретных вещах из музейного собрания Павла Арсеньевича в материалах Рерихов сохранились интересные, хотя и отрывочные сведения. Например, Е. И. Рерих в конце жизни записала целую историю в связи с одним полотном неизвестного художника из Бологовского собрания –портретом своей родственницы, рютинской помещицы Елизаветы Алексеевны Поликострицкой. Мы предполагаем, что фотография именно этого портрета сохранилась в фотоальбоме Рерихов, относящемся к началу XX в. (ныне в собрании СПбГМИСР).

Несколько раз князь Путятин и Рерих совместно участвовали в художественных выставках в качестве владельцев представленных произведений, например, в выставках, устроенных Сергеем Петровичем Дягилевым (1872—929). Это «Историко‐художественная выставка русских портретов», открывшаяся 6 марта 1905 г. в Петербурге, в Таврическом дворце, «в пользу вдов и сирот павших в бою воинов», и «Выставка русского искусства» в парижском Осеннем Салоне в 1906 г.

В рассматриваемый период вышли последние публикации князя Путятина, все на французском языке [44]. Особо следует отметить публикацию «Présentation de nombreux objets préhistoriques, provenant de fouilles exécutées en Russie» (1905), сообщившую результаты новых раскопок князя Путятина в Бологом и Рериха в районе Вышнего Волочка. Это был первый опыт представления предметов из России, относящихся к каменному веку, перед сотрудниками научных учреждений на Французском Доисторическом конгрессе в Перигё [45]. VI этап, завершающий. 1917–918 гг. В начале лета 1917 г., после пожара в Большом Бологовском доме, началось сворачивание деятельности усадебного музея. Князя Путятина этот пожар застал в момент его увлечения новой отраслью археологии –подводной. Он совсем недавно обновил свою музейную «лабораторию раскопок» экспонатами, добытыми озёрной драгой со дна Бологовского озера, но всё это пропало на музейном пепелище. «Картины и большую часть библиотеки, рояль, мебель успели вытащить», – писал тогда князь Путятин Рериху. Художественное собрание усадьбы было частично перевезено, а частично осталось в усадьбе, чтобы потом, после смерти хозяина 6 января 1919 г., разойтись по антикварным лавочкам и перекупщикам. Накануне своего отъезда из России в ноябре 1922 г. вдова князя Путятина Евдокия Васильевна не могла его сохранить в целости. Но она сделала самое главное – собрала с помощью учёных друзей князя Путятина все основные его бумаги и передала их в Рукописный архив Государственной Академии материальной культуры (ныне ИИМК РАН), где они в виде отдельного фонда № 15 хранятся и теперь. Таким образом, у Бологовского усадебного музея было шесть этапов развития с 1850‐х гг. до 1918 г.: I этап –протомузейный; II этап –аффективный период; III этап –переломное время; IV этап –интеллектуальный период; V этап –рерихов‐ ский; и, наконец, VI этап –завершающий.

Все годы существования усадебного музея князь Путятин не переставал расширять свой ставший любимым для местных жителей Бологовский парк, пополнять художественное собрание, палеографическую коллекцию и библиотеку. И хотя теперь трудно полностью восстановить состав его музейного собрания, кое‐что всё же можно представить в виде краткого описания его структуры с приведением отдельных примеров по сохранившимся документам [46].

Бологовское музейное собрание состояло из семи основных разделов, а имен‐ но: (1) собрание живописи и графики; (2) палеографическая коллекция и собрание автографов; (3) нумизматическая и сфрагистическая коллекции; (4) коллекция скульптуры; (5) археологическая коллекция; (6) биохимическая лаборатория рас‐ копок; (7) биологические коллекции.

Такая концентрация разнообразных и разнопрофильных предметов, представленных на всеобщее обозрение в разных местах усадьбы, в сочетании с открытой в 1869 г. при музее под руководством художника Ф. И. Братского частной школой для обучения черчению, рисованию и грамоте, делала Бологовский усадебный музей князя П. А. Путятина крупнейшим культурным центром Валдая, притягивавшим к себе многих известных учёных, художников, музыкантов и простых жителей.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1 Путятин П. А. Воспоминания и заметки: 1854–1881 / Отд. отт. из исторического журнала «Русская Старина» издания 1887–1888 гг. – Село Бологое, Валдайского уезда, Новгородской губернии, [1888]. – С. 4.
2 Bric-à-brac – безделушки, старьё, хлам; подержанные вещи (фр.).
3 Там же.
4 Там же. – С. 7.
5 Там же. – С. 21–22.
6 Там же. – С. 26.
7 Там же. – С. 8.
8 Стасов В. В. Письма к родным (1880–1894). –Т. 3. – Ч. 1. – М., 1962. – С. 293.
9 ЦГИА СПб., ф. 796, оп. 168, д. 2235, л. 6; ф. 791, д. 2415, л. 5.
10 Виноградов А. Н. Палеографическая коллекция князя П. А. Путятина // Памятники древней письменности. – Т. 1. – М., 1878–1879. – С. 216–229.
11 Памятники древней письменности. – Т. 1. – М., 1878–1879. – С. 215–216.
12 Список с росписи приданного Анны Кондратьевны Загряжской, вышедшей за муж в 1687 г. За князя Петра Ивановича Хованского, двоюродного племянника начальника стрельцов, князя Ивана Андреевича Хованского, обезглавленного 17 сентября 1682 г. / Доставлен членом-сотрудником [ИРАО] кн. П. А. Путятиным: Напечатано по распоряжению ИРАО. – СПб.: типография Императорской Академии наук, [1879–1881]. – 11 с.
13 Путятин П. А. Указ. соч. – С. 24.
14 Путятин П. А. Указ. соч. – С. 26.
15 Братский Ф. И., Путятин П. А. Взгляд на Новгородские древности // Известия ИРАО. – Т. VIII. – Вып. 1. – СПб., 1877. – Стлб. 516–521. – Отд. отт.: СПб.: типография Имп. Академии наук, [1877]. – 8 с.
16 Путятин П. А. Указ. соч. – С. 30.
17 Князь Путятин считал, что настенная живопись Благовещенской церкви (построена в 1103 г., капитально перестроена в 1342–1343 гг.) «почти одновременна» со Спасо-Нередицкими фресками, исполненными в 1199 г.
18 Цит. по: Путятин П. А. Указ. соч. – С. 30–31.
19 Состав Императорского Русского Археологического общества по 1 января 1897 г. // Записки ИРАО. – СПб., 1897. – Т. IX. – Вып. 1–2. – С. 6.
20 Путятин П. А. Указ. соч. – С. 25.
21 Князь Путятин называет её именно музеем.
22 Путятин П. А. Указ. соч. – С. 25.
23 Путятин П. А. Указ. соч. – С. 27.
24 Путятин П. А. Указ. соч. – С. 38. 25 Калачёв Н. В. О работах слушателей Института в архивах и осмотре памятников древностей в 1879 г. // Сборник Археологического Института. – Кн. 3. – СПб., 1880. – С. 52.
26 Путятин П. А. Указ. соч. – С. 9.
27 Савельев А. И. Заметка о городках Райке и прочих // Сборник Археологического Института. – Кн. 3. – СПб., 1880. – С. 53–54.
28 Калачёв Н. В. Указ. соч. – С. 53.
29 Путятин П. А. Указ. соч. – С. 10.
30 Путятин П. А. Указ. соч. – С. 26.
31 ОР ИРЛИ РАН, ф. 274 (архив М. И. Семевского), оп. I, № 396, дело «Знакомые. 1880–1888. Книга автографов. II», с. 225. Здесь же ремарка: «Занимается Археологией, был на Тифлисском и Одесском съездах, где читал рефераты свои. В Известиях Географического Общества напечатаны чтения “О первобытном гончарстве в России”».
32 «О гончарном искусстве в каменном веке. Сообщение, сделанное в заседании Отделения этнографии ИРГО 6 марта 1884 г.», «Орнаментации древнего гончарства» (1884), «Раскопки летом 1885 г. на восточном берегу Бологовского озера. Сообщение на заседании Отделения русской и славянской археологии ИРАО 10 декабря 1885 г.», «Замечания и добавления к “Заметке о легенде для составления карты по русской доисторической археологии”» (1886), «Об изображении созвездия Большой Медведицы на точилке каменного периода. Сообщение на заседании Отделения русской и славянской археологии ИРАО 18 марта 1886 г.», «О сходстве Бологовских предметов с индустрией кьёккенмедингов» (1887), «О способах проделки отверстий в боках глиняных сосудов неолитного периода» (1889), «О раскопках близ Бологого. Новый вид ископаемой собаки каменного века, названный именем князя П. А. Путятина» (1889), «Notesurla station de Bologoje» (1889), «О костяках неолитного периода, найденных близ Бологого» (1889), «Археологическая карта Валдайского уезда» (1890), «О фауне каменного века из раскопок около Бологого с палеоэтнологической точки зрения» (1891), «К делению предметов каменного века в России» (1893), Каменный нож и его изменения» (1893), «Vestiges du premier age de fer à Bologoie» (1893), «Была ли хирургия в каменном веке?» (1894), «О палеолитическом веке в Европе» (1895), «Les Silex taillés et les premiers pas de la technique de retouches» (1900), «Variations des constructions mégalithiques en Russie du Nord» (1900), «Contribution a l’étude du tatouage» (1901), «Les traces des morsures sur les ossements des periodes paléolithique et neolithique» (1902), «Eclats de silex avec conchoides (bulbes) par percution et naturels nucleus» (1902), «Les découvertes en Belgique relatives a la période neolithique de fusaiols en argile, pierre etc.» (1902), «Station nouvelle sur les bords sud du lac Bologoie» (1903) и др. См. их подробное библиографическое описание в изд.: Мельников В. Л. Князь П. А. Путятин и его Бологовская усадьба. – СПб.: Рериховский центр СПбГУ; Вышний Волочёк: Ирида-прос, 2000. – С. 52–54.
33 Рерих Н. К. Листы дневника: В 3 т. – Т. I. – М., 1995. – С. 53.
34 Рерих Н. К. Письмо Е. И. Шапошниковой. – СПб. – 17 июля 1901 г. // ОР ГТГ, ф. 44, № 249.
35 Петербургская газета. – 1902. – 22 декабря. – № 351. – С. 10.
36 См., например: Кириллов И. Художественные заметки: Конкурс в ИОПХ // Санкт-Петербургские ведомости. – 1905. – 7/20 февраля. – № 30. – С. 2; В Обществе поощрения художеств // Петербургская газета. – 1906. – 10 апреля. – № 96. – С. 3; Художественный отдел // Слово. – СПб., 1908. – 5/18 февраля. – № 372. – С. 5.
37 Петри Э. Ю. Письмо В. С. Передольскому. – 12 января 1899 г. // Государственный архив Новгородской области (далее – ГАНО), ф. 717, № 34, л. 10.
38 РА ИИМК РАН, ф. 15 («князь П. А. Путятин»), № 104, л. 7.
39 Спицын А. А. Бологовская стоянка каменного века // ЗОРСА ИРАО. – Т. V. – Вып. 1. – СПб., 1903. – С. 241.
40 «Место настоящих находок было случайно найдено кн. П. А. Путятиным, обратившим внимание, при проезде земскою дорогою около берега озера, на огромное количество кремней, лежавших в двух пунктах озера. Находка кн. П. А. Путятина вызвала нашу с ним поездку, давшую настоящее собрание». См.: Рерих Н. К. Каменный век на озере Пирос // ЗОРСА ИРАО. – Т. VII. – Вып. 1. – С. 160–169. – Отд. вып.: СПб., 1905. – 13 с.
41 Художественные сокровища России. – СПб., 1905. – Т. V. – С. 43–44, вкладки № 13, 14, 16, 17.
42 Рерих Н. К. Листы дневника: В 3 т. – Т. III. – М., 1996. – С. 591.
43 Мельников В. Л. Н. К. Рерих и князь П. А. Путятин // Н. К. Рерих и его современники, коллекции и коллекционеры: Сб. ст. по материалам Международной научно-практической конференции. Одесса, 16–18 мая 2000 г. – Одесса: Астропринт, 2001. – С. 6–32. 44 «Les Animaux et les os incisés de la station du lac de Bologoïé près de Saint-Pétersbourg» (1908), «Trouvaille faite récement d’un partie de crane d’un bovide dans le lac de Bologoie» (1910), «Os incises trouvés dans une station lacustre en Russie» (1910) и др.
45 См. также: Melnikov V. Prince Poutiatine and the European Prehistoric Archaeology // 9th Annual Meeting European Association of Archaeologists. – 10th – 14th September. – 2003. – Final Programme and Abstracts. – SPb., 2003. – P. 42.
46 Нами выявлено 202 предмета, некогда бывших в Бологовском усадебном музее. К началу XX в. только собрание живописи и графики включало не менее 1310 единиц, о чём свидетельствует сохранившаяся наклейка с номером на обороте портрета А. С. Путятина кисти А. Г. Венецианова. См.: Мельников В. Л. Частные усадебные музеи в России во второй половине ХIХ – начале XX века (на примере усадебного музея князя П. А. Путятина в Бологом). Дисс. … кандидата культурологии. – СПб., 2006. – С. 149–179.

 

Международная научно‐практическая конференция «Рериховское наследие». Н. К. Рерих. Творимая легенда. Коллекции и коллекционеры, музеи и усадьбы. Круг Рерихов, Путятиных, Боткиных. – СПб., 2011. Том VII: 416 с.

06.01.2014 13:52АВТОР: В.Л. Мельников | ПРОСМОТРОВ: 3880




КОММЕНТАРИИ (1)
  • Андрей Мусин-Пушкин25-03-2017 02:18:01

    В худож. музее г. Иркутска есть картина Тропинина, портрет Мусиной-Пушкиной (из собр. кн. П.А. Путятина). Можно ли узнать из описи собрании кем является эта Мусина-Пушкина.


    Администратор

    Андрей, на Ваш вопрос ответила на Ваш E-mail.
    Уверена Вам ответят на Ваш вопрос. Удачи.

ВНИМАНИЕ:

В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:

1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".

2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.

3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".

4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.

5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".



Оставить комментарий

<< Вернуться к «Осмысление Рериховского наследия »