Граф Сен-Жермен
Выдержки из книги Изабель Купер-Оукли
Граф Сен-Жермен, безусловно,
являлся величайшим Восточным Адептом,
когда-либо появлявшимся в Европе.
( Е.П. Блаватская. Теософский Словарь)
Великий оккультист и Брат Белой Ложи, фрагменты из жизни которого изложены в этой книге, явился в свое время мощной силой, поддержавшей известное интеллектуально-реформаторское движение, получившее смертельный удар с началом Французской Революции. Однако, подобно Фениксу, движение это вновь восстало из пепла и проявилось в XIX столетии как Теософическое Общество, одним из признанных лидеров которого является и этот Великий Брат. Всё ещё живя в том же теле вечной юности, которой он ошеломлял наблюдателей XVIII столетия, он исполнил пророчество, сделанное некогда госпоже д'Адемар, гласившее о том, что он снова покажется миру ровно сто лет спустя после своего с ней расставания и возглавит, будучи одним из авторитетнейших Учителей Человечества, то постоянно растущее духовное движение, прогрессивное присутствие которого мы ясно ощущаем всей нашей жизнью. В связи с этим нам действительно интересна любая, даже самая мельчайшая, подробность его жизни в XVIII веке, каковых в этой книге собрано предостаточно.
Анна Безант, Президент Теософического Общества, Лондон, 1911 г.
МИСТИК И ФИЛОСОФ
В последней четверти каждого века упомянутыми мною ранее Учителями предпринимается попытка помочь духовному прогрессу Человечества. В завершении любого столетия вы неизбежно обнаружите присутствие мощной волны все нарастающей духовности — или же, если вам угодно, назовите это мистицизмом. Один или несколько из этих Учителей появляются в мире как проводники этой духовности, оставляя в завет человечеству некую меру оккультного знания или учения. (Е.П. Блаватская. "Тайная Доктрина".)
Среди необычных, таинственных личностей, которыми было так богато XVIII столетие, никто не сумел привлечь к себе столь ошеломляюще всеобщего интереса и внимания, нежели мистик, известный под именем графа Сен-Жермена. Романтический герой, шарлатан, мошенник и авантюрист — богаты и разнообразны имена, которые охотно приписывались ему современниками. Ненавидимый большинством, он был любим и уважаем немногими. Время не сняло еще завесы, скрывающей его истинную миссию от пошлых обывателей-спекулянтов той эпохи. В то время, как и ныне, оккультист наделялся невеждами простецким званием шарлатана. Только немногие люди того времени осознали истинную силу, которой он обладал. Друг и советник королей и принцев, враг министрам, изощрявшимся во лжи, он принес свое великое знание в помощь Западу, чтобы остановить или же, в крайнем случае, приостановить движение грозовых облаков, сгущавшихся, предвещая беду, над некоторыми из европейских государств. Увы! Его предостережения не были услышаны, а советы были пренебрежительно отвергнуты.
Тот факт, что граф Сен-Жермен был связан близкими отношениями со многими личностями высочайшего ранга многих стран, является совершенно неоспоримым, свидетельств этому факту — великое множество. А то, что такие отношения способствовали возникновению ревности, зависти и неприличным спекуляциям, является делом, к сожалению, весьма обычным в любой стране и в любую эпоху. Послушаем же, что говорят о нем некоторые из его высокопоставленных друзей. Ландграф Гессен-Филип-Барфельдский на вопрос герцога Карла Августа1 о сверхъестественном возрасте мистика ответил:
"По этому поводу трудно что-нибудь утверждать с уверенностью, однако нелегко опровергнуть тот факт, что граф знаком с некоторыми историческими деталями, которые может знать только современник давно минувшей эпохи. В Касселе, например, стало модным уважительно прислушиваться к его заявлениям и ничему не удивляться. Граф известен своей ненавязчивостью и искренностью; он — человек из хорошего общества, с которым все рады иметь знакомство... Он, во всяком случае, состоит в весьма близких отношениях со многими людьми, крайне влиятельными в делах многих государств, и оказывает огромнейшее благоприятное влияние на остальных. Мой кузен, Ландграф Карл Гессенский, очень привязан к нему; оба они — искренние и ревностные масоны и сообща овладевают, постигая Истину, всеми видами тайных знаний... По всей видимости, он общается с духами и другими сверхъестественными существами, которые являются по первому его зову."
Господину Мовийону, известному своей личной неприязнью к графу Сен-Жермену, мы обязаны нашим знанием о благорасположении Герцога2 к великому алхимику. На помещенное в номере Брунсвикской газеты той поры объявление о предполагаемой смерти мистика, в котором о Сен-Жермене говорилось, как о "человеке большой учености", "приверженце истины", "искателе духовного блага" и "ненавистнике лжи и низости". Герцог живо откликнулся посланием к издателю с уведомлением о полнейшем своем одобрении всего вышесказанного о Сен-Жермене.
Во Франции наш мистик обретает личное покровительство Людовика XV, неоднократно заявлявшего, что не даст в обиду графа, являющегося высокорожденной особой. Эта опека сделала премьер-министра герцога Шуазельского3 ярым врагом мистика, несмотря на то что одно время он дружески относился к нему. Судя по воспоминаниям барона де Гляйхена: "Сен-Жермен часто посещал дом Шуазеля и был там желанным гостем".
Тот же писатель, ставший впоследствии одним из самых преданных его учеников, подтверждает факт того, что граф Сен-Жермен не употреблял в пищу мяса, не пил вина и жил строго по режиму. Людовик XV предоставил в его распоряжение анфиладу комнат в королевском замке де Шамбор. Вечера свои Сен-Жермен постоянно проводил в Версале с королем и королевской семьей.
Одна из главных трудностей, с которой мы столкнулись при изучении его биографии, заключается в постоянной смене имен и титулов, непрерывная череда которых способствует возникновению противоречий и сомнений. Этот факт, впрочем, не возбуждал неудовольствия в публике того времени, ибо это было в обыкновении у персон высокого ранга, не желавших привлекать к себе излишне вульгарного любопытства. Но стоило только графу Сен-Жермену поступить в соответствии с общепринятыми правилами игры, как тут же все незначительные строкулисты тех и более поздних времен объединили свои жалкие усилия в попытке очернить мистика, называя его авантюристом и шарлатаном за невинное следование обычаю той эпохи.
На всем протяжении явленного нам отрезка истории граф Сен-Жермен появлялся под именем маркиза де Монферра, графа Белламара или Аймара в Венеции, шевалье Шенинга в Пизе, шевалье Уэлдона в Милане и Лейпциге, графа Салтыкова в Генуе и Ливорно, графа Цароги в Швабахе и Тройсдорфе, принца Ракоци в Дрездене и графа Сен-Жермена в Париже, Гааге, Лондоне и Санкт-Петербурге. Вне всякого сомнения, что такой длинный список имен дал повод для сплетен и кривотолков.
Несколько слов следует наверное сказать о его внешнем виде и образованности. Послушаем, что говорит об этом один современник нашего мистика, который оставил нам следующую зарисовку:
"Выглядел он лет на пятьдесят, телосложения был умеренного, выражение его лица говорило о глубоком интеллекте, одевался он очень просто, но со вкусом; единственной уступкой роскоши являлось наличие ослепительнейших бриллиантов на его табакерке, часах и туфельных пряжках. Таинственное очарование, исходившее от него, объяснялось, главным образом, его поистине царственным великодушием и снисходительностью".
Другой писатель, знавший его по Ансбаху, говорит:
"Обедал он всегда в одиночестве и чрезвычайно просто; его запросы были ограничены; весь Ансбах не смог бы уговорить его пообедать даже за королевским столом".
Граф Сен-Жермен, по всей видимости, был блестяще образован. Согласно Карлу фон Веберу:
"Он очень хорошо говорил по-немецки, по-английски, по-итальянски, по-португальски и по-испански, а по-французски говорил с легким пьемонтским акцентом".
По всеобщему признанию, он гармонично сочетал в себе изящество и изысканные манеры. Будучи в свете, он охотно выказывал невероятные свои дарования, превосходно играл на некоторых музыкальных инструментах, а иногда приводил буквально в смятение вельможную публику своими редчайшими способностями, граничащими с миром необъяснимого и таинственного. Однажды, например, ему продиктовали двадцать стихотворных строк, а он записал их двумя руками одновременно на двух отдельных листках бумаги — никто из присутствовавших не смог отличить одного от другого.
Разделяет эту гипотезу и Карл фон Вебер, подтверждая ее тем соображением, что Сен-Жермен открыто появился в Лейпциге в 1777 году под именем принца Ракоци, хотя был известен и под именем графа Цароги, которое, по мнению автора, является ничем иным, как неполной анаграммой первого имени. Еще один писатель замечает:
"Тайна истинного его происхождения, видимо, тщательно охраняется. В противном случае тайна, ставшая явью, смогла бы нанести существенный ущерб положению некоторых весьма влиятельных особ".
Ландграф Карл Гессенский, повествуя о Сен-Жермене сообщает:
"История этого человека, несомненно, содержит в себе некоторые исключительно интересные детали, которые неизменно способны привлечь к себе внимание искренне любопытствующего. Я, пожалуй, попытаюсь вкратце рассказать о нем, стараясь ничего не упустить и передать то, что я слышал от самого Сен-Жермена, прибавляя кое-где для ясного понимания замечания. Он поведал мне о том, что в наши края прибыл, будучи уже восьмидесяти восьми лет отроду, и является, вне всякого сомнения, плодом брачного союза принца Ракоци из Трансильвании с первой его женой по имени Текели. Совсем еще ребенком отдан он был на попечение в дом последнего герцога де Медичи (Джованни Гасто)4, который обожал младенца и укладывал его на ночь в своей опочивальне. Когда же подросший Сен-Жермен узнал о том, что два его брата, сыновья принцессы Гессен-Ванфридской (Рейнфельсской), оказались подданными императора Карла VI и получили по титулу, называясь отныне Санкт-Карлом и Санкт-Элизабетом, то решил наречь себя Sanctus Germano, то есть Святым Братом. Я, конечно же, не обладаю достаточными сведениями, чтобы доказать его высокое происхождение, однако о могущественном покровительстве герцога де Медичи, оказанном Сен-Жермену, я премного осведомлен из другого источника".
Другой широко известный писатель Чезаре Канта, имевший к тому же доступ к бесценным Миланским Архивам, говорит то же самое:
"Маркиз Сан Жермано является, по всей видимости, сыном принца Рагоци (Ракоши) Трансильванского; он неоднократно бывал в Италии. Много рассказывалось о его путешествиях по Италии и Испании; великодушное покровительство ему оказывал последний Великий Герцог Тосканский, он же дал ему блестящее образование".
Неоднократно сообщалось, что Сен-Жермен получил образование в Сиенском университете.
Вся жизнь нашего мистика, видимо, омрачалась, в той или иной степени, минувшими политическими сражениями его отца в борьбе за независимость своего княжества от порабощения стремительно растущей Австрийской империей, находившейся под сильнейшим влиянием Католической церкви.
Франц-Леопольд Ракоци — отец прославленного мистика — предпринимал безуспешные попытки вернуть себе утраченный трон и независимость княжеству Зибенбюрген. Владения Ракоци были обширны и богаты. Принц Франц — дедушка нашего мистика — всю свою жизнь боролся за независимость своего княжества. После его смерти вдова и дети попали в плен к Австрийскому императору, а позднее сын погибшего, Франц-Леопольд, был препровожден к Венскому двору.
А теперь, пожалуй, самое время перейти от описаний общего плана к более детальным, касающимся приватной жизни Сен-Жермена. Вероятно, наиболее интересными для нас окажутся сообщения человека, лично знавшего его в Ансбахе, в период весьма близких отношений нашего мистика с маркграфом.
"Узнав о пребывании в Швабахе чужеземца, весьма интересного и значительного, маркграф Бравденбург-Ансбахский не замедлил пригласить его посетить весной Тройсдорф, и граф Цароги (именно под этим именем появился Сен-Жермен) соизволил принять приглашение, при условии, что ему будет позволено жить по собственному его обыкновению, иными словами покойно и без излишней светской толкотни в парадной.
Он расположился в покоях нижнего этажа Замка, непосредственно под теми комнатами, где жила госпожа Клерон5. Маркграф с женой жили в Фолькенхаузе. Собственной прислуги у графа Цароги не было. Обедал он в своей комнате, которую вообще редко покидал, и как можно проще. Потребности его были весьма и весьма малы. Он тщательно избегал общества разношерстной публики и вечера свои проводил только в компании маркграфа, госпожи Клерон и нескольких других, приятных ему персон. Уговорить графа Цароги отобедать даже с принцем было совершенно невозможно. Всего несколько раз виделся он с маркграфиней, изъявлявшей великое желание познакомиться со столь необычным человеком. В беседе граф бывал, по большей части, приятно затейлив и высказывал немалую осведомленность о мире и людях. Особенное удовольствие ему доставляли расспросы о его детстве и матери, о которой он говорил неизменно с чувством в сердце и часто со слезами на глазах. Если верить его словам, то воспитывался он как принц. Однажды Цароги показал маркграфу недавно доставленное курьером приглашение от графа Алексея Орлова6, который возвращался из Италии. Письмо содержало сообщение о кратковременном пребывании Орлова в Нюрнберге и просьбу к графу Цароги о встрече... Маркграф немедля отправился с графом Цароги в указанный город, где их уже дожидался граф Алексей Орлов. По прибытии этих двух особ им навстречу вышел с широко распростертыми руками сам Орлов, поприветствовал и крепко обнял графа Цароги, который впервые появился в форме русского генерала. Причем Орлов несколько раз назвал его "Саго padre" и "Саго amiko"7. Граф Алексей со всевозможной учтивостью принял маркграфа Бранденбург-Ансбахского и не однажды поблагодарил его за покровительство, оказываемое его достойнешему другу; в полдень был подан обед. С милой непринужденностью завязалась в величайшей степени интересная беседа. Довольно много говорилось о недавней Архипелагской кампании8, однако, еще больше — о различных полезных усовершенствованиях и научных открытиях. Орлов показал маркграфу кусок какого-то трудновоспламеняющегося дерева, которое при нагревании мгновенно — без огня и дыма — превратилось в груду светлого пепла губчатой структуры. После обеда граф Орлов зазвал графа Цароги в соседнюю комнату, где оба и провели достаточно долгое время в конфиденциальной беседе. Автор этих строк стоял у окна, из которого был виден экипаж графа Орлова, и заметил, как из дома вышел один из его слуг, открыл дверцу кареты, извлек из-под сиденья объемистый кожаный мешок красного цвета и отнес его наверх, в одну из комнат, снимаемых его господином. По возвращении в Ансбах граф Цароги впервые предоставил маркграфу документ, скрепленный имперской печатью, который удостоверял, что он русский генерал. Впоследствии он признался маркграфу, что он вынужден пользоваться именем Цароги, а настоящим его именем следует считать Ракоци, и что он является единственным представителем этого рода и прямым потомком принца-изгнанника, некогда управлявшего Зибенбюргеном времен императора Леопольда".
До этого места изложенная история поведана с достаточной аккуратностью, но далее автором овладевает неугомонное желание "развенчать скандально известного графа Сен-Жермена", и он пускается во всякого рода сомнительные спекуляции о родословной нашего мистика и пересказывает со значительнейшими приукрашиваниями все те небылицы, о которых мы уже упоминали ранее. Среди прочих сообщений он утверждает, что будто бы Сен-Жермен только в 1770 году, будучи в Ливорно, познакомился с Орловыми. Хотя, как мы знаем, существуют различные не подлежащие сомнению исторические доказательства того, что уже в 1762 году граф побывал в Санкт-Петербурге, где и подружился с Орловыми. Тем более, находясь в России, мы узнали о том, что наш мистик гостил в Архангельском у княгини Марии Голицыной 3 марта 1762 года.
Нижеследующая информация была обнаружена в России и предоставлена нам одним нашим русским другом:
"Граф Сен-Жермен был в этих краях в эпоху Петра III и покинул Россию по восхождении Екатерины II на престол. Господин Пыляев9, впрочем, полагает, что это произошло гораздо ранее царствования Екатерины.
В Санкт-Петербурге Сен-Жермен жил вместе с графом Ротари10, известным итальянским художником, автором прекрасных портретов, украшающих Петергофский дворец.
Проживали они, предположительно, в Графском переулке близ Аничкова моста, по соседству с дворцом на Невском. Сен-Жермен был восхитительным скрипачом, он играл "как оркестр". В "Истории Разумовских" сообщается об Алексее Р., утверждавшем, что Сен-Жермен обладал прекрасным лунным камнем.
Господин Пыляев видел своими глазами (но не может вспомнить, где и при каких обстоятельствах) нотный листок с несколькими мелодиями для арфы и посвящением графине Остерман, сделанным рукой Сен-Жермена. Нотная тетрадка переплетена была превосходной ало-коричневой кожей. Имеющаяся дата указывала на 1760 год.
Господин Пыляев полагает, что Сен-Жермен не бывал в Москве. Он утверждает, что у Юсуповых в сундуках хранится великое множество рукописей и уверяет в том, что Сен-Жермен был каким-то образом связан с князем Юсуповым11, которому дал эликсир долголетия. Сообщает он также и то, что в России Сен-Жермен не известен под именем Салтыкова (Солтыкова), а вот в Вене, напротив, он очень хорошо известен именно под этим именем.
ПУТЕШЕСТВИЯ И ПОЗНАНИЯ
“Чистое поклонение Природе в раннюю патриархальную эпоху обратилось в наследие тех единственных, кто обладал способностью вникнуть в истинную сущность вещей. Позднее посвященные передали свое знание, полученное ими от Божественных Учителей, земным царям. Раскрытие полезных для человечества таинств Природы являлось их исключительным правом и обязанностью. Посвященным считался только тот, кто мог излечить, вернее даже, вызвать к жизни погруженную в объятия мнимой смерти (комы) заблудшую в долгом небрежении душу, которую действительно ждала смерть в облике вечного летаргического забытья. Одаренные подобной силой во все века возвышались над толпой, считаясь Царями и Посвященными.” (Е.П. Блаватская, Тайная Доктрина, III. 263, Лондон, 1893 г.)
В этой главе мы попробуем, насколько это возможно, пройти, опираясь на имеющиеся у нас данные, вслед за Сен-Жерменом в его длительных странствиях. То, что он побывал в Африке, Индии и Китае, нам стало известно из разнообразных заявлений, сделанных им самим, а также из свидетельств, содержащихся в трудах многих писателей разных эпох. Нет ничего странного в том, что эти путешествия казались бессмысленными и незначительными постороннему взгляду, но для изучающих мистику и особенно тех, для кого существование Великой Ложи есть достоверный факт, кому понятна необходимость духовной эволюции человечества, широкая география поездок Посланника Ложи не будет удивительна. Пытливый ум попытается скорее всего проникнуть вглубь событий, чтобы понять истинный смысл миссии и трудов этого мистика.
Следует также отметить, что в античном мире искусства и науки считались дарами Богов, божественными дарами.
"Цари Божественных Династий задали первый импульс цивилизации и направили разум, которым они одарили человека, на изобретение и усовершенствование всевозможных искусств и наук".12
Самодовольное в своем пустом невежестве, все человечество смеется над талантами и отворачивается от несущих свет. Некоторых из них заставили замолчать на костре, таких как Джордано Бруно и многих других, кого время превознесло в глазах людей. Позднее, вслед за угасанием вольномыслия XVIII столетия, мы обнаруживаем Месмера и графа Сен-Жермена, положивших пусть не жизни, но доброе имя и честь, пытаясь помочь тем, к кому они были посланы Великой Ложей.
Вернемся, пожалуй, к предмету нашего разговора и обратимся к путешествиям нашего мистика. Они охватывают период с 1710 по 1822 год. Самые ранние упоминания гласят:
В эти дни при дворе13 появился весьма необычный человек, назвавшийся Сен-Жерменом. Он сразу же всех очаровал ясностью ума и великим разнообразием своих талантов, но вскоре, однако, в обществе возникло некоторое замешательство по отношению к его персоне.
Пожилая графиня фон Жержи, которая пятьюдесятью годами ранее была со своим мужем в Венеции, куда тот был назначен послом, встретилась недавно с Сен-Жерменом у госпожи де Помпадур14. Некоторое время она смотрела на него с величайшим удивлением, смешанным со страхом. Наконец, будучи не в силах сдерживать волнение, она приблизилась к графу скорее с любопытством, нежели испугом.
— Не будете ли Вы так любезны, — спросила графиня, — ответить мне на один вопрос? Мне хотелось бы знать, не бывал ли Ваш отец в Венеции в 1710 году?
— Нет мадам, — невозмутимо ответил граф, — отец мой скончался задолго до того времени. Однако, сам я жил в Венеции в конце прошлого и начале этого веков и имел честь ухаживать за Вами, а Вы были так добры, похвалив баркаролы моего сочинения, которые мы пели вместе в Вами.
— Простите, но это невозможно. Граф Сен-Жермен, насколько мне известно, в те дни был по крайней мере сорокапятилетним, а Вы примерно в том же возрасте теперь.
— Мадам, — ответил граф с улыбкой, — я очень стар.
— В таком случае Вам, видимо, сейчас более ста лет.
— Вполне возможно.
Затем граф назвал госпоже фон Жержи ряд интимных подробностей, которые касались их пребывания в Венеции, истинное значение которых было ведомо только им одним. Он предложил, если она все еще в нем сомневается, напомнить некоторые обстоятельства и реплики, которые...
— Нет, нет, — запротестовала посольша, — Вы меня убедили. Особенно в том, что Вы — весьма необычный человек, почти дьявол.
— Ради всего святого, — воскликнул Сен-Жермен громовым голосом, — не упоминайте это имя.
Всё его существо, казалось, охватила какая-то судорожная дрожь, и он быстро покинул залу.
Давайте поближе рассмотрим этого человека.
Сен-Жермен среднего роста и изысканных манер. Черты его смуглого лица правильны. У него черные волосы и энергичное одухотворенное лицо. Его осанка величественна. Граф одевается просто, но со вкусом. Роскошь проявляется только в большом количестве бриллиантов, входящих в его туалет. Они надеты на каждый палец, украшают табакерку и часы. Однажды он появился при дворе в туфлях, пряжки которых были сплошь покрыты алмазами. Господин фон Гонто, специалист по драгоценным камням, оценил их в 200 тысяч франков.
Следует заметить, что граф говорит по-французски, по-английски, по-немецки, по-итальянски, по-испански и португальски настолько превосходно, что, когда он разговаривает с жителями перечисленных стран, они не могут уловить и малейшего иностранного акцента. Знатоки классических и восточных языков подтверждают обширные познания графа Сен-Жермена. Первые признают его более, нежели чем они сами, способным к языкам Гомера и Вергилия. Со вторыми он говорит на санскрите, китайском и арабском, демонстрируя столь глубокие познания, что те убеждаются в том, что граф весьма длительное время провел в Азии, тогда как преподавание восточных языков в колледжах Людовика Великого и Монтеня поставлено из рук вон плохо.
Граф Сен-Жермен музицировал на рояле без нот не только романсы, но и сложнейшие концерты, предназначенные для исполнения оркестром, состоящим из большого количества инструментов. Рамо был поражен игрой этого "дилетанта", особенно впечатляли его импровизации.
Граф прекрасно рисует маслом. Его работы так удивительны, выполнены в таких специальных красках, рецепт которых разработан им самим, что излучают особенный блеск. В своих исторических полотнах Сен-Жермен зачастую вводит в костюмы дам столь сиятельные оттенки голубого, алого и зеленого, что они кажутся квинтэссенцией соответствующих драгоценных камней — сапфира, яхонта и смарагда. Ванлоо, который постоянно восхищался неожиданными сочетаниями красок, неоднократно обращался к графу с просьбой открыть секрет их рецептов. Последний, однако, тайны не открыл.
Не будучи способными оценить все таланты этого человека, о которых в тот самый момент, когда я пишу эти строки, и двор, и город уже успели истощиться в догадках и предположениях, следует все же признать, как мне кажется, что большая часть чудес, связанных с ним, имеют в своей основе глубокие познания в физике и химии; именно в этих науках он демонстрирует наибольшую подготовленность. Во всяком случае, вполне очевидно, что на знании именно этих наук основано не только его цветущее здоровье, но и сама его жизнь, которая способна шагнуть далеко за пределы отпущенного человеку срока. Это знание также позволяет этому человеку обзавестись всеми необходимыми средствами предохранения от разрушительного воздействия времени на организм.
Среди некоторых заявлений, несомненно удостоверяющих потрясающие достоинства и способности графа, выделяется одно, сделанное фаворитке госпожой фон Жержи непосредственно после ее первой — по прошествии стольких лет неведения — встречи с графом, которое гласит о том, что еще тогда, в Венеции, она получила от него чудодейственный эликсир, благодаря которому вот уже четверть столетия она сохраняет в неизменности все свое чудесное очарование ранней юности. Пожилые господа, которых мадам де Помпадур спросила относительно этого удивительного случая, подтвердили, что это правда, добавив при этом, что моложавый и цветущий вид госпожи фон Жержи, резко контрастируя со старческим обликом ее сверстников, говорит сам за себя.
Каждый день появления Сен-Жермена в обществе знаменовался все новыми и новыми чудесами. Несколько ранее запечатленных выше событий он преподнес госпоже де Помпадур конфетницу, которая поразила всех красотой. Это была прекрасно сделанная вещь, покрытая черной эмалью, с агатом на крышке. Граф попросил маркизу отнести ларчик поближе к камину. Через некоторое время конфетницу показали всем присутствующим. Каково же было всеобщее удивление, когда все увидели, что агат исчез, а на его месте появилось изображение милой пастушки в окружении овечек.
Затем ларчик вновь поместили на камин — пастушка исчезла, и вновь выступил агат.
С 1737 по 1742 год наш мистик пробыл в Персии при дворе шаха15, и, вероятно, там почерпнул свои познания о бриллиантах и других драгоценных камнях, ибо по собственному его уверению именно в Персии он начал постигать тайны Природы. Однако, необъятные знания, которыми он обладал, заставляют нас сделать вывод о большей длительности периода обучения, необходимого для их приобретения.
Затем мы обнаруживаем нашего мистика в Англии времен Якобинской революции 1745 года, где его арестовали по подозрению в шпионаже.
В Англии в 1746 году он чуть было не оказался на краю гибели. Некто, приревновавший его к даме, незаметно опустил в карман графа фальшивое письмо будто бы от претендента на британскую корону, в котором выражалась благодарность за некие услуги и пожелания в продолжении сотрудничества, и не замедлил указать на него представителям власти. Невиновность его, однако, была полностью доказана на допросах. Он был освобожден из-под стражи и тут же приглашен на обед к лорду X.
После 1745 года Сен-Жермен, очевидно, отправился в Вену и провел в этом городе некоторое время16, затем в 1755 году он во второй раз путешествует по Индии, как явствует из письма к графу Ламбергскому.
"Моим познаниям в искусстве плавления драгоценных камней, — пишет он, — я во многом обязан именно своему второму путешествию в Индию, которое я предпринял в 1755 году в сопровождении генерала Клайва17, бывшего под командованием вице-адмирала Уатсона. Во время моего первого пугешествия я мог только подозревать о существовании столь чудесной тайны. Все экспериментальные попытки, предпринятые мной в Вене, Париже и Лондоне, не принесли положительного результата. Кропотливая работа была прервана как раз в то время, о котором я уже упоминал."
Все авторы, независимо от своего отношения к Сен-Жермену, постоянно упоминают и настойчиво подчеркивают его невероятное умение с помощью неведомой чудодейственной силы исправлять всевозможные изъяны и дефекты драгоценных камней. Кроме того, по многочисленным свидетельствам, почти все виды наук и искусств были, в той или иной степени, известны нашему мистику.
Следующая дата — 1757 год — открывает собой наиболее широко известный читающей публике период жизни нашего мистика. Великостветскому обществу Парижа Сен-Жермен был представлен военным министром, маршалом и графом Белл-Излем. Однако, из источников, цитированных ранее, явствует, что Людовику XV задолго до этого события была известна история Сен-Жермена и его семьи. Поэтому не следует удивляться тому сердечному и приветливому приему, оказанному нашему мистику со стороны короля, предоставившего в его распоряжение целую анфиладу комнат в королевском замке де Шамбор. Имелась в замке и лаборатория, полностью оснащенная для проведения сложнейших опытов. Вокруг нашего мистика сложилась группа последователей. Среди них мы обнаруживаем барона де Гляйхена, маркизу д'Урфи, а также принцессу Анхальт-Цербстскую, мать российской императрицы Екатерины II. Госпожа де Жанлис, вспоминая о том периоде, пишет:
"Он был неплохо осведомлен в физике, а химиком был совершенно превосходным. Мой отец, признанный специалист в этих областях науки, весьма высоко отзывался о его талантах... Ему ведома поистине удивительная тайна цвета, и благодаря этой известной только ему тайне его картины выделяются среди прочих непостижимым блеском и сиянием красок... Сен-Жермен, впрочем, отнюдь не горел желанием поделиться с кем-нибудь своим секретом".
Госпожа Оссе упоминает в своих мемуарах интересный факт, который свидетельствует о его уникальных познаниях в области драгоценных камней.
"Однажды король, — рассказывает она, — приказал принести ему средней величины алмаз с изъяном. Камень взвесили, и Его Величество обратился к графу:
— Этот бриллиант даже с дефектом стоит 6 тысяч ливров, без него он будет стоить, по крайней мере, 10 тысяч ливров. Возьметесь ли Вы оказать мне услугу в 4 тысячи ливров?
Сен-Жермен очень внимательно осмотрел алмаз и сказал:
— Пожалуй, я возьмусь за эту работу. Этот камень я верну Вам через месяц.
В назначенный срок граф Сен-Жермен принес бриллиант. Граф развернул лоскут горного льна и показал алмаз чистейшей воды. Король с нетерпением взял его в руки и не нашел существенной разницы в весе камня до и после обработки. Его Величество послал бриллиант своему придворному ювелиру маркизу де Гонто без каких-либо комментариев. Ювелир заплатил за него 9 тысяч 600 ливров. Король, однако, распорядился вернуть алмаз и сказал, что сохранит его как загадку. Его Величество не смог сдержать восторга и добавил, что Сен-Жермен должен обладать миллионами, особенно, если он знает рецепт, как сделать большие бриллианты из маленьких. Граф, однако, никак не отреагировал на эти слова, заметил только, что ему известен способ выращивания жемчужин и облагораживания их цвета. Король и госпожа де Помпадур были очень внимательны к графу. Господин Кено однажды в Высочайшем присутствии заявил, что Сен-Жермен шарлатан, тогда король публично одернул его и посоветовал впредь воздерживаться от подобных замечаний. Его Величество, видимо, совсем ослеплен талантами Сен-Жермена и временами говорит о нем, словно о человеке высочайшего происхождения".
В 1760 году наш мистик послан Людовиком XV в Гаагу с политической миссией, обстоятельства и мотивы которой разными исследователями трактуются по-разному. В апреле 1760 года Сен-Жермен пересекает Восточную Фрисландию по пути в Англию. Затем в "Лондонской Хронике" за 3 июня 1760 года мы обнаруживаем обстоятельную заметку о "таинственном чужеземце", только что вступившем на британскую землю. При этом один писатель сообщает, что этот "чужеземец" хорошо был принят при дворе, а многие газеты того времени упоминают о нем, как о персоне весьма значительной, которой повсеместно оказывают подобающее внимание18.
18 Gazette of Netherlahds от12 января1760 года:
Гаага, 2 января.
"Нам сообщают из Парижа, что отправившись в эту страну без разрешения короля, Сен-Жермен вернул себе Красную Ленту (Орден Бани); скорее всего он нашел общий язык с королем Дании."
Гаага, 3 января.
"Так называемый Сен-Жермен является для многих человеком непостижимым, о котором трудно что-либо сказать определенно. Его имя, титул, происхождение — все это покрыто тайной. Он обладает весьма солидным состоянием, источник которого также неизвестен. Он имеет огромный круг знакомств, однако, никто не знает, каким образом он приобрел их. Он запросто и без приглашения вхож в резиденции Высочайших особ!"
В Британском музее имеются нотные тетрадки с музыкальными произведениями Сен-Жермена, сочиненными во время своих визитов в эту страну, ибо имеющиеся на них даты соответствуют 1745 и 1760 годам. И друзья, и враги в один голос говорили, что он был превосходным скрипачом, который играл "как оркестр".
А теперь перенесемся в Санкт-Петербург, где, по словам графа Григория Орлова19, обращенным к маркграфу Бранденбург-Ансбахскому, Сен-Жермен "сыграл значительную роль в перевороте".
В нашем распоряжении имеется преинтереснейшее сообщение о нашем философе, которое мы нашли в письме графа Карла Кобленцкого к премьер-министру принцу Кауницкому.
"Брюссель, 8 апреля 1763 года. Граф Карл Кобленцкий господину Кауницу. Прошло вот уже три месяца с тех пор, как особа, известная под именем графа Сен-Жермена, почтила меня своим визитом. Мне он показался самым оригинальным из всех людей, которых я имел счастье знать ранее. О происхождении его я затрудняюсь говорить с уверенностью. Однако, я вполне допускаю, что он может быть отпрыском весьма известной и влиятельной фамилии, по той или иной причине скрывающим свое происхождение. Обладая огромным состоянием, он довольствуется весьма малым и живет очень просто и незатейливо. Ему известны, по-видимому, все науки. И вместе с тем, в нем чувствуется человек справедливый и порядочный, обладающий всеми достойными похвалы душевными качествами. Демонстрируя свои многочисленные таланты и способности, он проводил в моем присутствии некоторые эксперименты, наиболее примечательным из которых, на мой взгляд, был опыт по превращению железа в чудесный металл, весьма похожий на золото и в той же степени пригодный для ювелирных изделий. Достойны упоминания и эксперименты по крашению и дублению кож, которые после обработки выглядели столь совершенными, что с ними не могли сравниться никакие сафьяны и юфти всего мира. Элегантность окрашенных им шелков не имеет себе равных. Изделия из дерева, окрашенные им без применения индиго и кошенили, а с помощью простых и дешевых веществ, поражают радужной всепроникающей переливчатостью цветовой гаммы. Состав приготавливаемых им красок для живописи поистине изумителен. Ультрамарин, например, кажется квинтэссенцией лазурита. И наконец, следует упомянуть продемонстрированный им способ удаления стойкого запаха масляных красок и превращения в наилучшее Прованское посредственных масел Неветты, Кольсата и других, гораздо даже более худших, чем эти. Я держал в руках результаты этих экспериментов, которые проводились в моем присутствии. Я подверг их самому тщательному осмотру и анализу и, понимая, что все это может принести большие деньги, обратился к графу с просьбой обучить меня всем этим Тайным премудростям. Он с готовностью посвятил меня в эти секреты, не требуя за это никакого вознаграждения, за исключением условленной доли с будущей прибыли, если, конечно же, она появится в результате внедрения этих методов".
О жизни нашего мистика с 1763 по 1769 год сведений немного, однако имеются некоторые подробности о его одногодичном пребывании в Берлине в промежутке между этими датами. Этим сообщением мы обязаны мемуарам господина Дьедонне Тьебо, где говорится:
"В Берлине целый год жил один весьма примечательный человек, именовавший себя графом Сен-Жерменом. Аббат Пернети сразу угадал в нем адепта и явился к нам, переполненный множеством чудесных историй".
Автор далее сообщает о том, что принцесса Амелия изъявила желание познакомиться с графом, и замечает между прочим о странном обыкновении Сен-Жермена обращаться к пожилому барону Нихаузену со словами "сын мой". Послушаем же самого писателя:
"Госпожа де Труссель также горела желанием увидеться с ним. Уступив ее просьбам, аббат Пернети устроил встречу, и в один из званых вечеров в ее доме появился граф. В завязавшейся беседе речь зашла о "философском камне", и граф отрывисто заметил, что большинство людей, стремящихся его найти, находятся в невероятном заблуждении, возлагая все свои надежды по получению этого камня на огонь, и забывают при этом, что последний является стихией разрушительной, а не созидательной, и, следовательно, верхом неразумия являются их попытки создать нечто новое с помощью этой стихии. Он довольно долго рассуждал об этом, но в конце концов перевел разговор на более общие темы. Во внешности Сен-Жермена сквозили изящество и интеллект. В нем чувствовалось благородное происхождение и знание светских условностей. По слухам, знаменитый Колиостро (известный своими парижскими мистификациями кардинала Роана и других) был его учеником. Ученик, впрочем, так и не достиг уровня своего учителя, достойно окончившего свою карьеру, и часто соскальзывал на криминальную стезю, что и привело его в конце концов к смерти в темнице римской инквизиции... История же Сен-Жермена являет нам образцовый пример истории человека мудрого и предусмотрительного, остерегавшегося нарушить правила общепринятого поведения или оскорбить мораль. Чудес о нем рассказывают великое множество, однако они не скандальны и не низменны".
Точной датой его посещения Берлина мы не располагаем, однако укажем на то, что это событие произошло до его отъезда в Венецию, где о нем слышал канцлер императора Иосифа II граф Макс Ламбергский, который оставил для нас интересные замечания в своих воспоминаниях. Граф застает Сен-Жермена, скрывающегося под именем маркиза д'Аймара или Белъмара, проводящим множество опытов по выделке льна. Он добивался получения такого материала, который бы не уступал по качеству лучшим итальянским шелкам. В широко развернувшемся предприятии было занято не менее ста рабочих. Видимо, в дальнейших путешествиях нашего мистика сопровождал именно граф Ламбергский, так как во Флорентийской газете за июль 1770 года под рубрикой "Новости Мира" мы обнаруживаем следующую заметку:
"Тунис, июль 1770 года.
Граф Максимилиан Ламбергский, канцлер императора Иосифа II, в конце июня сего года удостоил своим посещением остров Корсику с целью проведения кое-каких исследований. В этой поездке его сопровождает сеньор Сен-Жермен, широко известный в Европе своими глубочайшими познаниями в политике и науках."
Больше никаких подробностей об этом путешествии не сообщается, однако нам известно о том, что Сен-Жермен был в 1773 году в Мантуе.
Мы чуть было не упустили из виду одно важное событие, относящееся к 1770 году. Граф Сен-Жермен был в Ливорно, когда там стоял русский флот. Наш мистик был одет в форму русского офицера, и граф Алексей Орлов представил его как графа Салтыкова. Более того, в этом же году он вернулся в Париж, узнав об опале своего врага, премьер-министра герцога Шуазельского.
"Все заново прониклись к нему уважением и любовью, — говорит господин фон Зипштайн, — за достоинство, великодушие и снисходительность к чужим слабостям, когда после отставки своего заклятого врага герцога Шуазельского он появился в Париже, и стали выражать свое глубокое сожаление, что допустили когда-то оплошность, изгнав его из столицы и оставшись без его покровительства... После смерти Людовика XV, 10 мая 1774 года, он отправился в Гаагу и оттуда в Швабах. Это было последнее посещение Голландии графом Сен-Жерменом... В одной немецкой биографии указываются точные даты его визитов в эту страну, которые перечисляются в следующем порядке: 1710, 1735, 1742, 1748, 1760 и 1773".
Последняя дата приводит нас к уже упомянутому периоду пребывания графа в Тройсдорфе и Швабахе, где он вместе с маркграфом проводил эксперименты, в том числе и алхимические. Маркграф, по нашим сведениям, был весьма горд познаниями своего друга в медицине и даже выхлопотал у английского консула в Ливорно копию рецепта "Русского Чая" или "Aqua Benedetta", составленного Сен-Жерменом. Этот напиток помогал русским морякам легче переносить изнуряющую жару во время Архипелагской кампании.
С 1774 по 1776 год Сен-Жермен находится в Тройсдорфе, в 1776 году живет в Лейпциге, в следующем году — в Дрездене. Об этом периоде мы расскажем несколько позднее, а теперь мы перейдем сразу же к 1779 году. В этом году о графе слышно в Гамбурге. Оттуда граф едет к принцу Карлу Гессенскому, где живет в качестве желанного и почетного гостя. Они вместе приступили к ряду экспериментов, которые обещают принести пользу для всего человечества. Рассказывая о познаниях графа и намекая на образование, которое получил Сен-Жермен от герцога де Медичи, принц говорит:
"Этот дом (Медичи), как хорошо известно, славился своей приверженностью к наукам и искусствам, и поэтому неудивительны его ранние успехи во всех отраслях человеческого знания. Однако к постижению таинств Природы он приступил, руководствуясь исключительно своими стремлениями к ведомой только ему одному цели. Он прекрасно разбирается в травах и деревьях, из которых приготавливает чудесные снадобья, сохраняющие молодость и здоровье, и, возможно, продлевающие жизнь. У меня до сих пор хранятся все его рецепты, однако врачи принимают их в штыки. Одному врачу по имени Лоссау, владельцу аптеки, я платил по 1200 крон в год за приготовление лекарств по рецептам Сен-Жермена, главным образом, особенного чудодейственного чая, который продавался за дорогую цену богатым людям, а беднякам раздавался бесплатно... После смерти этого медика, удрученный сплетнями, долетавшими до меня со всех сторон, я был вынужден забрать все рецепты, и больше не нанимать никого на его место".
Оглядываясь на все ранее перечисленные достоинства и способности этого великого человека, можно сделать следующий вывод: либо он действовал по определенному скрытому от постороннего глаза плану, либо он переезжал с места на место без цели, без семьи, не связывая себя с людьми, — и если эти последние слова — правда, то это было бы очень прискорбно для такого талантливого смертного, каким выглядел наш мистик. Но где бы он ни появлялся, всегда уравновешенный, всегда снисходительный к чужим слабостям, всегда отдающий, но ни в чем не нуждающийся, всегда помогающий, но никогда не требующий помощи, даже для самых закоренелых скептиков становилось очевидным, что какая-то скрытая сила движет им, какой-то неведомый план лежит в основе его поступков. В самом деле, один из ранее уже цитированных авторов утверждает:
"Иногда он погружался в транс и, когда выходил из него, рассказывал о странствиях своей души по далеким неведомым землям, пока его тело находилось неподвижным. Иногда он исчезал на значительное время и так же внезапно появлялся вновь, объявляя о своем потустороннем пребывании и общении с умершими. Более того, он весьма гордился своим умением укрощать пчел и гипнотизировать музыкой змей".
Автор, видимо, не знает, что обычный йог в Индии имеет такую же власть над змеями, и, без сомнения, именно там Сен-Жермен обучился этому искусству. Способность же общения с умершими стала более понятной в XIX веке, благодаря тем, кто идет по стопам графа Сен-Жермена и кто продолжает его великий труд. Тем не менее, хотя вышеупомянутый автор и скептичен в этих вопросах, он отдает дань истинным заслугам нашего философа, когда пишет:
«Как бы то ни было, Сен-Жермен во многих отношениях человек весьма примечательный, и где бы он не появлялся, всегда оставлял благоприятное впечатление, хорошие воспоминания и множество благородных дел. Сколько бедных отцов семейств, сколько благотворительных заведений было облагодетельствовано им втайне... нет ни одного плохого, бесчестного поступка, известного за ним, и поэтому он всегда внушал симпатии к себе, в том числе и в Голландии."
В свете всего сказанного перед нашим взором отчетливо предстает характер того, кого некоторые называют "Вестником Духовной Иерархии", управляющей развитием нашего мира. Именно таков нравственный облик человека, которого нелепая свора критиканов назвала "авантюристом".
ГРЯДУЩАЯ ОПАСНОСТЬ
В этой главе мы приведем отрывки из редкой и очень ценной книги "Воспоминания о Марии-Антуанетте", принадлежащей перу ближайшей наперсницы королевы — графини д'Адемар, умершей в 1822 году. События, описанные в этой книге, охватывают большой отрезок времени, начинающийся 1710-м и заканчивающийся 1821 годом.
Один весьма любопытный факт, имеющий отношение к датам, обнаруживается в заметке, датированной 12 мая 1821 года, начертанной собственной рукой графини и заботливо подкрепленной булавкой к рукописи. Умерла она, как нами уже сообщалось, в 1822 году. В заметке же содержится упоминание о пророчестве, сделанном Сен-Жерменом в 1793 году, когда он предупредил ее о приближающейся печальной кончине королевы и, в ответ на ее расспросы о том, суждено ли им будет увидеться вновь, заявил:
"Нас ожидает еще пять встреч, не более".
Графиня пишет:
"Я виделась с Сен-Жерменом еще не раз, и каждая встреча сопровождалась обстоятельствами, которые повергали меня в крайнее удивление: в день убийства королевы; накануне 18 Брюмера; день спустя после кончины герцога Энгиенского (1804 г.); в январе месяце 1813 года; и в канун убийства герцога Беррийского (1820 г.). Жду с нетерпением шестой встречи, если на то будет Воля Божия".
Эти даты интересны потому, что, согласно бытующему мнению, Сен-Жермен умер в 1784 году. Некоторые авторы, правда, полагают, что он просто отдалился от мирских дел. Но об этом мы поговорим позднее.
Госпожа д'Адемар далее пишет:
"Поскольку мое перо вывело имя графа Сен-Жермеиа, я расскажу немного о нем. Он появился (именно так!) при дворе французского короля задолго до меня. Было это в 1743 году. Слухи донесли, что в Версаль только что прибыл некий несметно богатый, судя по украшавшим его драгоценностям, чужеземец. Откуда он прибыл? Об этом никто не знал. Самообладание, достоинство, интеллект поражали с первой минуты общения с ним. Он обладал гибкой и элегантной фигурой, руки его были нежны, ступни по-женственному малы, изящность икр ног подчеркивалась облегающими шелковыми чулками. Очень узкие панталоны также свидетельствовали о редчайшем совершенстве его телесных форм. Его улыбка обнажала прекраснейшие зубы, симпатичная ямочка красовалась на подбородке, волосы его были черны, а глаза — добры, взгляд — проницателен. О! Что это были за глаза! Я никогда не встречала равных им. На вид он казался лет сорока пяти. В начале 1768 года он вновь появился в малых апартаментах20, куда ранее имел свободный доступ. Он не застал госпожи дю Барри, но был свидетелем гибели герцогини де Шаторуа.
Когда эта дама была при смерти, король, знавший графа не более года, тем не менее столь сильно доверял ему, что просил его даже о противоядии для умирающей герцогини. Граф, однако, отказал, сказав: "Слишком поздно"".
Далее она продолжает:
"В то время со мной произошел один, весьма странный случай. В Париже я была одна, ибо господин д'Адемар, отправился в Лангедок навестить проживавших там своих родственников. Дело было в 8 часов воскресного утра.
Я живо вскочила с кровати и едва успела облачиться в утренний халат, как в опочивальню вошла мадемуазель Ростан, моя фрейлина, которой я абсолютно доверяю, доложить, что некий джентльмен желает поговорить со мной.
Это был граф Сен-Жермен. Я была крайне удивлена, узнав о том, что он снова в Париже и, более того, в моем доме. Прошло вот уже восемь лет с тех пор, как он покинул Францию, и никто не знал, что с ним сталось. Сгорая от нетерпения, я велела впустить его.
— Он представился своим именем?
— На этот раз он назвался господином Сен-Ноёлем. Но я узнала бы его из тысячи.
Она вышла, и мгновение спустя появился граф. Он выглядел свежо и бодро, даже немного помолодевшим. Он приветствовал меня таким же комплиментом, но его искренность, в отличии от моего, можно было бы поставить под сомнение.
— Вы потеряли друга и покровителя в лице покойного короля21, — сказала я.
— Я вдвойне сожалею и скорблю об этой потере — и за себя, и за Францию.
— Нация, однако, не разделяет Вашей скорби. Похоже, она смотрит с восторгом на новую власть.
— Она заблуждается. Эта власть будет роковой для нее.
— Что Вы сказали? — переспросила я, оглянувшись по сторонам.
— Правду... Готовится гигантский заговор, пока еще стихийный, смутный и без явного лидера, который, однако, скоро не замедлит появиться. Цель его, ни много ни мало, — свергнуть существующий строй и направить страну по иному пути. В воздухе уже витает угроза жизни монарших особ, духовенства, знати и представителей власти. Остается совсем немного времени, чтобы пресечь этот заговор. Позднее это сделать будет уже невозможно.
— Откуда Вам все это стало известно? Не приснился ли Вам этот страшный заговор?
— Мадам, тому, кто имеет уши и способность получать откровения, ведомо все. Я повторяю — королю Франции следует поторопиться.
— В таком случае Вам следует добиваться аудиенции графа Морепа, доверенного лица короля, и поделиться с ним своими опасениями, ибо только ему под силу что-либо предпринять.
— Я знаю, что он может сделать многое, за исключением одного — спасти Францию. А скорее всего, своей спешкой он погубит все дело. Этот человек погубит и Вас, мадам.
— Вы уже и так наговорили мне достаточно, чтобы провести остаток своих дней в Бастилии.
— Я не говорю подобного никому, кроме друзей, в которых уверен.
— Все-таки поговорите с Морепа. У него благие намерения, хотя подчас ему не хватает прозорливости.
— Он не поверит в очевидное. А кроме того, он ненавидит меня. ... Графиня, я предлагаю Вам эту миссию. Расскажите обо мне королеве, об услугах, оказанных мною правительству и об успехах возложенных на меня миссий при различных дворах Европы. Если Ее Величество согласится выслушать меня, я открою ей все, что мне известно. И тогда она сможет оценить, достоин ли я внимания со стороны Его Величества короля Франции. Весьма желательно, к тому же, чтобы в это предприятие никоим образом не вмешивался господин Морепа — это мое "sine qua non"22.
Я внимательно слушала графа Сен-Жермена и достаточно ясно осознавала грозящую мне опасность, пожелай я вмешаться в это весьма щекотливое дело. С другой стороны, я знала, что граф прекрасно разбирается во всех тонкостях европейской политики, и боялась упустить счастливую возможность оказаться полезной государству и монархии. Граф Сен-Жермен, угадав, видимо, мое замешательство, сказал мне:
— Подумайте над моим предложением. Я в Париже инкогнито, и прошу Вас оставить мой визит в тайне. Если Вы почувствуете в себе готовность поддержать мой план, то приходите завтра в якобинскую церковь на Ру-Сен-Оноре. Я буду ждать там ровно в 11 часов.
— Я бы предпочла встретиться в моем доме.
— С радостью. Итак, до завтра, мадам.
И он удалился. Я же весь день размышляла над появлением и грозными словами графа Сен-Жермена. Подумать только! Мы, оказывается, стоим на грани социальных потрясений. Коронация последнего монарха, восшествие на престол которого приветствовалось всеобщим ликованием и обещало процветание, на самом деле, приведет к страшнейшей буре. После долгих раздумий я решила представить Сен-Жермена королеве в том случае, если она соизволит, конечно, его принять.
На следующий день он был пунктуален и с удовольствием выслушал о моем согласии. Я спросила его, не собирается ли он обосноваться в Париже? Он ответил отрицательно и добавил, что в его планы не входит длительная остановка во Франции.
— Столетие пройдет, — сказал он, — прежде, чем я вновь появлюсь в этих краях.
Я рассмеялась, и он тоже не удержался от улыбки.
В этот же день я отправилась в Версаль и рассказала все, что знала о графе де Сен-Жермене, о его близости к прежнему королю, маркизе де Помпадур, герцогу Шуазельскому, о тех реальных услугах, которые он оказал государству, благодаря своим дипломатическим способностям. Я также добавила, что после смерти маркизы он исчез со двора и никто не знает настоящего места его пребывания. Когда же мне наконец удалось разбудить любопытство королевы, я закончила пересказом того, что открыл мне граф днем раньше и подтвердил сегодня утром.
Королева, подумав, сказала:
— Странно, вчера я получила письмо от моего таинственного корреспондента. Он предупредил меня о важном сообщении, подробности которого мне предстояло узнать в ближайшее время, и просил меня о том, чтобы я отнеслась к этим известиям с величайшей серьезностью, в противном случае мое небрежение может привести к каким-то непредсказуемым гибельным последствиям. Совпадение этих двух событий удивительно, если, конечно же, они не устроены одним и тем же лицом. Что Вы думаете по этому поводу?
— Я затрудняюсь сказать что-либо определенное. Однако, насколько я могу судить, Ваше Величество получает эти таинственные послания вот уже несколько лет, а граф Сен-Жермен вновь появился здесь только вчера.
— Возможно, он действует так, чтобы укрыться от постороннего взора.
— Это не исключено. Однако, что-то говорит мне, что следует доверять его словам.
— В конце концов, нет ничего страшного в мимолетной беседе с ним. Хорошо, завтра же приведите его под видом своего слуги в Версаль.
Мы вошли на половину королевы. Она вышла к нам навстречу, преисполненная вежливым достоинством.
— Господин граф, — обратилась она к нему, — насколько мне известно, Версаль хорошо знаком Вам.
— Мадам, более двадцати лет я поддерживал доверительные отношения с предыдущим королем. Он удостаивал чести слушать меня со вниманием, использовал мои скромные возможности в некоторых ситуациях, и я думаю, он не сожалел о том, что был связан со мной.
— Вы выразили желание через мадам д'Адемар связаться со мной. Я питаю к ней глубокую привязанность и не сомневаюсь в том, что то, о чем Вы хотите рассказать мне, достойно нашего внимания.
— Полагаясь на свою мудрость, — сказал граф торжественным голосом, — королева поймет важность слов, которые я собираюсь сказать. Энциклопедистская партия жаждет власти и собирается полностью свергнуть духовенство, а чтобы обеспечить это, они хотят низложить монархию. Эта партия в поисках лидера среди членов королевской семьи остановила свой выбор на герцоге Шартрском. Этот принц станет марионеткой в руках людей, которые без всякого сожаления пожертвуют им в тот момент, когда он перестанет быть для них полезным. Ему будет предложена корона Франции, однако, он взойдет не на трон, а на виселицу. Но до этого дня возмездия совершатся бесчисленные жестокости и преступления! Законы перестанут быть защитой для людей добропорядочных, но станут служить террору тьмы. Ее служители захватят власть руками, запятнанными в крови. Они уничтожат Католическую Церковь, дворянство и магистрат.
— В таком случае не останется ничего, кроме королевства, — нетерпеливо перебила королева.
— Не останется и королевства!.. А лишь голодная и жадная республика с топором палача вместо скипетра.
При этих словах я уже не могла себя сдерживать и позволила себе, в присутствии королевы, прервать графа:
— Монсеньор, — вскричала я, — отдаете ли Вы себе отчет в том, о чем и кому Вы говорите все это?
— Воистину, — прибавила Мария-Антуанетта, заметно волнуясь, — мне не приходилось выслушивать подобных речей.
— Я взял на себя смелость рассказать об этом в силу опасности обстоятельств, — хладнокровно заметил граф Сен-Жермен, — и пришел сюда вовсе не с намерением высказывать свое почтение королеве, от которого она, должно быть, уже устала, но с той лишь целью, чтобы указать на опасности, угрожающие монархии, если, конечно же, не будут вовремя приняты существенные меры для предотвращения катастрофы.
— Вы самоуверенны, монсеньор, — сказала Мария-Антуанетта раздраженно.
— Я глубоко сожалею о том, что расстроил Ваше Величество, однако, я способен говорить только правду.
— Монсеньор, — с напускной игривостью заметила королева, — не откажитесь признать, что и правда иной раз становится невыносимой.
— Я полагаю мадам, что это особый случай. Однако, Ваше Величество позволит мне напомнить о Кассандре, предсказавшей некогда падение Трои, и о том, как ей не поверили, и каковы были последствия. Так вот, я — Кассандра, а Франция — царство Приама. Пройдет еще несколько лет обманчивой тишины. Но затем во всем королевстве проснутся силы, жаждущие мести, власти, денег, которые будут свергать все на своем пути. Их с радостью поддержат мятежные толпы, а некоторые высоко поставленные государственные лица свяжут с ними свои честолюбивые намерения. Дух безумия овладеет горожанами, разразится гражданская война со всеми вытекающими из нее ужасными последствиями. Францию ожидает бойня, разврат, грабеж и повальное изгнание граждан. Возможно, потом кое-кто будет сожалеть о том, что не выслушал меня. Возможно, меня призовут вновь. Однако, время будет уже бесповоротно упущено... и в спокойном некогда мире будет властвовать всесокрушительный в своем безумии шторм.
После аудиенции мы вышли, и по дороге домой Сен-Жермен сказал мне:
— Я вероятнее всего покину Вас, мадам, на долгое время. Через четыре дня я уеду из Франции.
— Что вынуждает Вас к столь спешному отъезду?
— Королева передаст супругу все, что я ей рассказал. Людовик XVI, в свою очередь, повторит все слово в слово господину Морепа. Этот министр выпишет ордер на мой арест, а начальник полиции приведет его в исполнение. Я прекрасно знаю, как быстро это делается, и не имею ни малейшего желания оказаться в Бастилии.
— Разве может это Вас напугать? Вы улизнете из нее через замочную скважину.
— Я предпочитаю не прибегать без необходимости к чудесным методам. Прощайте, мадам.
— А если король все же пожелает принять Вас?
— В таком случае я вернусь.
— Но как Вы об этом узнаете?
— У меня для этого достаточно средств. Не волнуйтесь об этом.
— Однако, Вы считаете, что моей репутации ничто не угрожает?
— Успокойтесь, ей ничто не грозит. Прощайте.
Он переоделся и удалился.
Через два часа я была в своей комнате, погруженная в размышления о происшедшем, когда в дверь постучали. Я услышала необычный шум в соседних комнатах. Тотчас же дверь распахнулась, и доложили о прибытии графа Морепа. Я встала встретить его с таким волнением, которое не охватывало меня даже при встрече с королем. Он вошел вальяжно, с улыбкой на лице:
— Прошу Вас извинить, мадам, — сказал он, — за бесцеремонность моего визита. Но мне необходимо задать Вам несколько вопросов, и этикет заставил меня проделать этот путь с целью поговорить с Вами.
Царедворцы того времени демонстрировали удивительную учтивость в обращении к дамам, которую, увы, в наши дни уже не найти, особенно после того, как ужасный шторм потряс все основы милой старины.
Я с подобающим достоинством ответила господину Морепа, и тот от любезностей перешел к делу:
— Итак, — начал он, — Наш старый друг граф Сен-Жермен снова в Париже?.. Он опять, значит, принялся за свои старые фокусы, в реальности которых он хочет всех нас уверить.
Я попыталась, было, возразить, но он остановил меня нетерпеливым жестом руки.
— Поверьте мне, мадам, — сказал он, — я знаю этого жулика лучше, чем Вы. Меня удивляет только одно. Видите ли, прошедшие годы не пощадили меня, а королева утверждает, что граф Сен-Жермен предстал перед ней сорокалетним. Ну да Бог с ним. Нам очень важно знать, откуда у него эти сведения, столь обстоятельные и столь ужасные... Не оставил ли он Вам своего адреса? — осмелюсь спросить.
— Нет, монсеньор граф.
— Это нам не помешало бы... Но наши полицейские ищейки идут по следу... Далее... Король благодарит Вас за проявленное Вами усердие в этом деле. Впрочем, ничего страшного с Сен-Жерменом не произойдет, просто мы посадим его в Бастилию, где его будут хорошо кормить и согревать до тех пор, пока он не удосужится рассказать нам, откуда ему известно столько интересных подробностей.
В этот момент наше внимание привлек звук открывающихся дверей... Это вошел граф Сен-Жермен! Невольный возглас вырвался у меня, а Морепа вскочил от неожиданности, и я должна сказать, что самообладания у него в это мгновение поубавилось. Чудотворец, приблизившись к нему, сказал:
— Граф Морепа, король изволил исспросить у Вас совета, а Вы думаете лишь о сохранении своего собственного авторитета. В Вашей борьбе против моей встречи с королем Вы теряете монархию, так как осталось совсем немного времени, чтобы спасти ее. По истечении же этого срока я не появлюсь в этих краях, пока не сменят друг друга три следующих поколения. Я рассказал королеве все, что мне позволено было сказать. Мои откровения королю могли бы быть более подробными. Но, к сожалению, Вы встали между мной и Его Величеством. Мне не в чем будет себя улрекнуть, когда ужасная анархия опустошит Францию. Что же касается ожидаемых бедствий, то Вам не суждено их увидеть, но подготовка к ним будет достойным для Вас памятником... Не ждите благодарности от потомков, пустой и беспомощный министр! Вы встанете в ряд тех, кто послужит причиной гибели империи.
Проговорив все это на одном дыхании, граф Сен-Жермен повернулся, вышел, затворив за собой дверь, и исчез.
Все попытки найти графа успехом не увенчались".
ТРАГИЧЕСКИЕ ПРОРОЧЕСТВА
Самыми примечательными сведениями, зафиксированными в дневнике госпожи д'Адемар, являются те, которые показывают, сколь много сил и стараний приложил Сен-Жермен, чтобы предупредить королевскую семью о нависшей над ней опасностью. Он пристально наблюдал за несчастной молодой королевой со времени ее появления во Франции. Он был и тем "таинственным советником", о котором недавно нами упоминалось.
Всё тот же Сен-Жермен пытался убедить короля и королеву в том, что граф Морепа и другие, подобные ему советники, способны не спасти Францию, а лишь приблизить ее печальный конец. Друг монархии, он был одним из первых обвинен аббатом Барюелем в разжигании революции. Однако, "время все расставляет по своим местам", оно же позволило обвинителю благополучно кануть в забытье, а обвиненному выступить в истинном обличье — друга и пророка. Вернемся к словам госпожи д'Адемар:
"Будущее выглядело мрачным. Мы приближались к ужасной катастрофе, которая угрожала всей Франции. Бездна разверзлась у наших ног. А мы, одурманенные, с фатальной слепотой, ничего не слыша и не желая видеть, жили от праздника к празднику, от удовольствия к удовольствию. Тотальное безумие толкало нас к пропасти. Увы! Невозможно остановить бурю, если не замечаешь ее приближения.
Между тем, время от времени, некоторые, наиболее прозорливые из нас, пытались вырвать общество из плена роковой беспечности. Я уже рассказывала о том, как граф Сен-Жермен пытался открыть глаза Их Величествам, давая понять о надвигающейся опасности, но господин Морепа, который считал, что не нуждается в чьей-либо помощи в деле спасения монархии, изгнал из страны пророка, и тот исчез навсегда."
События, о которых мы только что рассказали, произошли в 1788 году. Гром разразился же в 1793-м. Госпожа д'Адемар не всегда, однако, указывает в описываемых ею событиях точные даты. Давление на короля и трон усиливалось год от года, угроза становилась все очевиднее, поскольку были отвергнуты предупреждения, о которых рассказал наш автор. Праздность и распущенность двора значительно ослабили политические позиции сторонников монархии, что давало их противникам в руки дополнительные козыри. Несчастной королевой, безусловно, предпринимались определенные усилия, чтобы понять угрожающее положение дел в государстве, но тщетно. Госпожа д'Адемар предлагает нашему вниманию следующие подробности на этот счет:
"...Королева прислала за мной, и я поспешила исполнить ее волю. В руке она держала письмо.
— Госпожа д'Адемар, — сказала она, — вот еще одно послание от моего незнакомца. Вам что-нибудь известно о графе Сен-Жермене?
— Нет, — ответила я, — я с ним не встречалась и никаких сведений о нем не имею.
— На этот раз, — прибавила королева, — оракул вещает языком, который ему больше к лицу — послание составлено в стихах. Форма их, может быть, и плоха, однако содержание далеко не радостно. Вы можете прочесть это послание в соседней комнате.
Я прошла в небольшой кабинет и, попросив у госпожи Кампан перо, чернила и бумагу, сделала копию следующего отрывка, на первый взгляд весьма сумбурного, однако впоследствии оказавшегося даже слишком ясным и понятным:
Все ближе время то, когда ты, Франция,
В пучину бед войдя, раскаешься, поняв свою беспечность,
И стон отчаянья разбудит адский пламень.
Тот день грядет, Царица! Нет сомнений.
Рога коварной гидры
Пронзят алтарь, трон и Фемиду.
Безумье, победив рассудок, будет править миром.
Все ниц падут перед злодеем. Да!
Увидим мы паденье скипетра, Фемиды, духовенства,
Гербов и башен,
Даже замков, спастись пытавшихся поднятьем белых флагов.
Не знал спокойный мир, что будет он метаться в лихорадке
Повального обмана и убийств ...
Повсюду разольются реки крови.
И хор рыдающих по жертвам заглушит
Шум шагов, бегущих от расправы!
Со всех сторон грохочет гром войны гражданской.
Добро гонимо, и, суд верша над ним,
Все голосуют: Смерть, Смерть, Смерть.
Великий Боже! Кто ответит тем кровавым судьям?
Не меч ль мне чудится, занесенный над царственной главой?
Каких уродов чествуют и славят как героев?
Победный марш и стоны побежденных. Власть и бессилие ...
От бури пет спасенья людям, вручивших жизнь свою дырявой лодке.
Вихрь зла, разврата, преступлений тяжких
Грозит вовлечь в свой танец смерти
Всех подданных, имущих власть иль нищих.
И будут властью наслаждаться все новые и новые тираны,
И множество сердец заблудших найдут покой в раскаяньи.
В конце концов сомкнётся бездна,
И, возносясь из темноты могилы,
Воспрянет к лучшей доле прекрасной лилии цветок.
Эти пророческие стихи, вышедшие из-под пера, уже хорошо мне знакомого, изумили меня. Я терялась в догадках об истинном их значении. Ибо откуда я могла знать, что они не скрывают в себе тайны, а весь их смысл лежит на поверхности!? Как я могла представить, например, что короля и королеву ждет ужасная смерть в результате чудовищно несправедливого приговора!? Я не могла знать всего этого в 1788 году, это было просто невозможно.
Отступая несколько от естественной хронологии истории, самой по себе очень интересной, но не имеющей никаких свидетельств о графе Сен-Жермене, мы приближаемся к объявлению вне закона роялистов, происшедшему в 1789 году. Несчастная королева тем временем получила еще одно предупреждение от своего неизвестного советчика, довериться которому в полной мере ей оказалось не по силам.
В письме было сказано:
"Мадам, я был Кассандрой. Однако, слова мои пали на бесплодную почву, и ныне Вы оказались в таком положении, о котором я Вас предупреждал. Вопрос теперь стоит уже не в том, чтобы предотвратить бурю, а как встретить ее с подобающим для этого мужеством. Чтобы противостоять этой слепой стихии, Вам необходимо расстаться с самыми дорогими для Вас людьми — это избавит Вас от злобных нападок мятежной толпы. Более того, всем этим людям угрожает смертельная опасность. Полиньяки и все их друзья обречены на гибель, ибо за ними уже охотятся злодеи, которые только что убили служителей Бастилии и городского Главу. Графу д'Артуа уготована такая же участь. Они жаждут его крови. Если есть еще время, предупредите его. На этом заканчиваю свое послание. Более подробное ожидайте в ближайшем будущем".
Когда я вернулась домой, мне вручили записку следующего содержания:
"Все потеряно графиня! Это солнце — последнее, которое взойдет над монархией. Завтра ее не будет. Повсюду воцарится хаос и ни с чем не сравнимая анархия. Вам известно о моих стараниях, предпринимавшихся с целью изменить ход событий. Меня осмеяли. Ныне же — слишком поздно.
...Не покидайте своего дома, я постараюсь охранить Вас. Будьте благоразумны, и Вы переживете эту бурю. Я не вижу необходимости в нашей встрече. Что можем мы сказать друг другу? Вы будете просить у меня невозможного. Я ничего не смогу сделать ни для короля, ни для королевы, ни для их семьи и даже для герцога Орлеанского, который завтра будет праздновать победу и, тем не менее, взойдя на Капитолий, будет сброшен с Тарпейской Скалы. Однако, если Вам не терпится встретить старого друга, приходите к восьмичасовой мессе в Реколлет во вторую справа молельню и ждите меня там. До встречи...
Граф Сен-Жермен".
Прочтя это имя, хотя и предполагала ранее его авторство, я все же невольно вздрогнула. Так значит он жив — тот, о котором говорили, что он умер в 1784 году и о котором я не имела никаких сведений долгие-долгие годы — он вновь неожиданно появился — и в такой момент, в такую эпоху! Зачем он вернулся во Францию? Как удается ему так долго жить, не старея? Ведь я знала пожилых людей, которые видели его сорока-пятидесятилетним в самом начале XVIII века.
Церковь была пуста. Оставив моего Ляроша на страже, я вошла в указанную часовню. Вскоре (я даже не успела собраться с мыслями и обратиться к Господу) я заметила приближающегося мужчину... Это был он, собственной персоной...
Да! Он выглядел так же, как и в 1760 году, а моего лица время не пощадило... Я была поражена этим. Улыбаясь, он подошел ко мне и, взяв мою руку, галантно поцеловал ее. Я была столь смущена, что позволила ему это, несмотря на святость места, в котором мы находились.
— Так это Вы? — проговорила я. — И откуда Вы на сей раз?
— Из Китая и Японии.
— Или, скорее, с того света!
— Да, в самом деле. Вы почти угадали! Ах! Мадам. Там (я подчеркиваю выражение) не случается таких странностей, как здесь. Как устранили монархию Людовика XIV? Вам, не видевшей этого, трудно, вероятно, уловить сравнение, но мне...
— Я понимаю Вас, человек прошлого!
— Кто знает об истории этого великого царствования? И кардинал Ришелье, родившись вновь, наверное, сошел бы с ума. Это бесправие! Что говорил я Вам и королеве? Я говорил, что господин Морепа, в силу своей чрезмерной уступчивости, упустит власть из своих рук, и страна покатится в пропасть. Я был Кассандрой, или же пророком бедствий. Как же теперь Вы устоите?
— Ах, граф. Ваша мудрость ныне будет бесполезной.
— Мадам. Сеющий ветер пожинает бурю. Так говорит Иисус в Евангелии. Этим выражением люди обязаны именно мне, хотя Священное Писание и записало его со слов Иисуса.
— Неужели, — сказала я, постаравшись улыбнуться.
Он же, не обратив внимание на мое восклицание, продолжил свою речь:
— Я писал Вам уже о том, что я не могу ничего сделать, ибо руки мои связаны более сильным, нежели я сам. Существуют времена, когда укрытия найти совершенно невозможно, ибо Он приказал, и воля Его должна быть исполнена. Сейчас именно и настали такие времена23.
— Вы увидитесь с королевой?
— Нет. Она обречена.
— Обречена? На что?
— На смерть.
— О! — на этот раз я не удержалась от вскрика и, протянув к графу свои дрожащие руки, пробормотала. — И Вы тоже! Вы! Вы!
— Да, я. Я, как и Казот!
— Вы знаете...
— Я знаю то, о чем Вы даже и не догадываетесь. Возвращайтесь во дворец, разыщите королеву и предупредите ее об опасности, ибо этот день может оказаться последним для нее. Существует заговор против Ее Величества. Убийство тщательно спланировано.
— Вы наводите на меня ужас. Однако граф д'Эстен обещал свою помощь.
— Он струсит и попытается скрыться.
— Но господин Лафайет...
— Дутый мыльный пузырь! Именно сейчас решается его судьба. Либо он будет марионеткой, либо трупом. К полудню, я думаю, все уже будет решено.
— Монсеньор, — сказала я, — Вы могли бы оказать величайшую услугу монархии, если бы пожелали того!
— А если это не в моих силах?
— Разве...?
— Да-да. А если это не в моих силах? Видите ли, я думаю, ко мне уже не прислушаются. Час, когда возможно было еще что-то изменить, далеко позади, и приговор Провидения должен быть приведен в исполнение.
— Если яснее, чего они хотят?
— Окончательного ниспровержения Бурбонов. Они сбросят их со всех тронов, которые занимает эта династия, и менее чем через столетие бывшие властители превратятся в заурядных обывателей, разбросанных по всему свету.
— А Франция?
— Королевство, Республика, Империя, смешанное Правительство, — замученная, взбудораженная, растерзанная. От разумных тиранов власть над страной перейдет к другим, более амбициозным, но менее сметливым. Она будет разделена, раскрошена, разрезана. В моих устах это не плеоназмы, ибо грядущие времена готовят именно такую судьбу Империи. Гордыня устранит или уничтожит все привилегии и неравенства, не по добродетели своей, а по зависти и суетности, и ради тщеславия эти различия вновь восстановит. Француз, подобно ребенку, развлекающемуся наручниками и удавкой, забряцает радостно титулами, честью, медальками. Все для него станет вожделенной игрушкой, даже аксельбант национальной гвардии. Жадность поглотит все финансы. Дефицит бюджета составляет сейчас около пятидесяти миллионов, во имя чего и происходит эта революция. Хорошо! При диктатуре же филантропов и болтунов государственный долг возрастет до нескольких миллиардов.
— Вы — ужасный пророк! Увижу ли я Вас когда-нибудь вновь?
— Нас ожидает еще пять встреч, не более.
Признаюсь, что беседа столь торжественная, столь устрашающая, столь мрачная не вызвала во мне большого желания продолжать ее. Ужас поселился в моем сердце после этого разговора. Очень и очень странно то, как мы с годами меняемся и смотрим с равнодушием и даже с неприязнью на тех, чье присутствие еще совсем недавно очаровывало нас. В данном случае я почувствовала себя именно так. Кроме того, ощущение близкой опасности для жизни королевы охватило меня. Я не слишком упрашивала графа, хотя, может быть, мне и удалось бы уговорить его встретиться с королевой. Образовалась небольшая заминка. А затем разговор стал закругляться:
— Не смею более Вас задерживать, — сказал он, — в городе уже начались беспорядки. Я уподобляюсь Аталии — я хотел увидеть, и я увидел. Теперь же позвольте распрощаться и покинуть Вас. Я собираюсь направиться в Швецию. Там готовится великое преступление, возможно, мне удастся его предотвратить. Его Величество Густав III весьма мне любопытен, а его достоинства превышают его славу.
— Ему угрожают?
— Да. Не скоро еще будут говорить: "Счастлив, как король", а пока можно сказать: "Несчастен, как королева".
— Что ж, поезжайте, граф. Уж лучше бы я не выслушивала Вас.
— Вот так всегда отвечают тем, кто говорит правду. Обманщики почитаются больше. А пророков всегда стыдятся. Прощайте, мадам, о'ревуар.
Он удалился, а я осталась, погруженная в глубокое раздумье о том, следует ли мне сообщать королеве об этой встрече или нет. Я решила отложить этот рассказ до конца недели и хранить молчание, чтобы не усугублять и без того полную несчастий жизнь Ее Величества. Я наконец вышла и, когда нашла Ляроша, спросила его, не видал ли он выходящего графа Сен-Жермена?
— Министра, Мадам?
— Нет. Давно умершего. Другого.
— А! Мудрого волшебника? Нет, Мадам. А что Мадам графиня повстречала его?
— Он только что вышел. Он прошел мимо тебя.
— Может я сошел с ума, но я не заметил его.
— Этого не может быть, Лярош, ты шутишь.
— Я как никогда серьезен с моей госпожой.
— Что же, он прошел сквозь тебя?
— Я этого не могу отрицать, хотя на глаза он мне не попадался.
Итак, он исчез. Я была сильно поражена произошедшим".
Таковы последние слова графини д'Адемар о графе Сен-Жермене, друге, который тщетно пытался спасти их от бушевавшей повсюду стихии.
Возможно, самыми интересными местами в дневнике графини д'Адемар являются как раз те, в которых запечатлена речь графа Сен-Жермена о будущем Франции. Прошло вот уже 130 лет с тех пор, как были произнесены эти слова, и мы можем убедиться в том, что они полностью, до мельчайших деталей, соответствуют происшедшему. Бурбоны ныне — вполне обычное семейство. Часть Франции была разорена теми, кто нагло присвоил себе дворянские титулы, под бременем которых и рассыпался в прах их моральный облик. Мистический Посланец ушедшего столетия вполне мог бы изречь из уст своих слова пророка-предтечи: "Аз есмь глас вопиющего в пустыне".24 Но увы, Франция не прислушалась к его пророчествам. Медленно и грустно повернулось колесо ее истории, доказав правдивость и точность предсказаний пророка, посланного для того, чтобы предупредить о надвигающейся катастрофе.
Трудно сказать было ли участие Сен-Жермена в политической жизни Европы с целью привнесенния в нее мира и прогресса более результативно, нежели вышеизложенные попытки предотвратить кровавые события во Франции. Все его предприятия были строго засекречены. Очевидно только, что выполнение миротворческой миссии оказалось для графа Сен-Жермена задачей крайне сложной и весьма неблагодарной. Со всех сторон он встречал непонимание, всюду сталкивался с противодействием и не мог рассчитывать на чью-либо помощь и поддержку.
МАСОНСКАЯ ТРАДИЦИЯ
Философский сонет
(авторство приписывается знаменитому Сен-Жермену)
Пытливый исследователь Великой Природы,
Я познал начало и конец великого Всего.
Я видел потенциальное золото в недрах гор.
Мне открылась суть, я поразился чуду его зарождения.
Я старался понять, каким образом душа во чреве матери
Обретает свой дом и покидает его, и как семечко,
Брошенное во влажную землю, как пшеничное зерно,
Становится лозой и злаком, а затем — вином и хлебом.
Бог созидает все из Небытия. Я сомневался в этом.
Я принялся исследовать то, на чем покоится Вселенная.
Все было шатко, ни в чем не видел я опоры.
Но, наконец, с помощью весов восхваления и проклятия
Я взвесил Предвечного. Предвечный воззвал к моей душе.
Я умер. Я стал молиться Ему.
Только мистик мог так написать. И не каждый мистик способен столь же сильно выразить свои мысли, которые по своей глубине могут сравниться только с величайшими таинствами Великих Мистерий Посвященных. "Покров Изиды" надежно скрывает искреннего последователя Великой Науки от вульгарных взоров. Поэтому философско-мистическая сторона жизни нашего Посвященного еще более таинственна и сложна для исследования и понимания. Искры истинного знания довольно редко встречаются среди людей. Истинные движущие силы Природы неведомы большинству. Небольшая группа искателей Истины, состоящая из его учеников, прилагает все усилия к тому, чтобы донести до мира людей частицы Знания о возможности постижения невидимой духовной жизни. Такова атмосфера вокруг графа Сен-Жермена. Таковы яркие свидетельства связи его с великим Центром, пославшим его в мир дольний. Следует обратить внимание на то, что при этом не возникло никаких потрясающих основы общества движений, во главе которых стоял бы сам Сен-Жермен. Однако, его невидимое влияние чувствуется во многих возникших повсюду духовных обществах.
В современной масонской литературе предпринимается попытка исключить его имя из числа основателей и вдохновителей этого движения, а в некоторых случаях выдвигается даже утверждение о том, что он вообще не имел никакого отношения к масонству прошлого столетия и не принимался всерьез явными лидерами тайных организаций того времени. Однако, внимательное изучение масонских архивов доказывает как раз обратное. Полученный нами материал показывает, что Сен-Жермен был одним из избранных представителей французских масонов, присутствовавших на Великом Конгрессе в Париже в 1785 году. В одном из документов говорится:
"С немецкой стороны присутствовали — Баде, фон Дальберг, Форстер, гериог Фердинанд Брунсвикский, барон Гляйхен, Руссворм, фон Вёллнер, Лафатер, Людвиг принц Гессенский, Росс-Кэмпф, Шторк, Таден, фон Вехтер... Французская сторона была представлена Сен-Жерменом, Сен-Мартеном, Тузе-Дюшанто, Этейлем, Месмером, Дютруссе, д'Эрекуром и Калиостро".
Te же самые лица фигурируют и в более обширном списке, представленном Н. Дешаном. Дешан говорит о Сен-Жермене как о тамплиере. Сообщается также и о том, что Калиостро получил посвящение в рыцари тамплиеров от Сен-Жермена.
Согласно заявлению широко известного писателя Элифаса Леви, граф Сен-Жермен по внешнему соблюдению религиозных обрядов был безусловным католиком. И хотя он являлся основателем Ордена Святого Иоахима в Богемии, ему пришлось выйти из него, как только среди братии начали распространяться различные революционные теории.
Несколько заседаний, на которых граф Сен-Жермен излагал основы своей философии, прошли на Руа Платрие. Встречи же филалетян происходили в ложе "Les Amis-Reunis" на Руа де ля Сурдье.
Как утверждают некоторые писатели, в этой ложе существовал мощный розенкрейцеровский союз с истинно розенкрейцеровскими традициями. Известно, что его члены изучали условия жизни на высших планах бытия, о которых только в наши дни начала говорить теософия. Практический оккультизм и спиритический мистицизм были конечной целью филалетян, но, увы, карма Франции погубила невинных искателей Истины, и кровавая пучина насилия поглотила в себе все их достижения на пути к духовному совершенству.
Стараниями близких друзей был сохранен портрет Сен-Жермена. В коллекции д'Юрфе в 1783 году было изображение нашего мистика, выгравированное на меди со следующей надписью:
"Граф Сен-Жермен, знаменитый Алхимик.
Он, словно Прометей, похитил пламень тот,
Которым полон мир и всякое дыханье.
Натура жизнь ему покорно отдает.
Он если сам не бог, то Божье приказанье".
Что же касается его смерти Сен-Жермена, то у нас имеются убедительные доказательства того, что он не умирал. Госпожа д'Адемар, вспоминая о Сен-Жермене, пишет следующее:
"Говорили, что он умер в 1784 году, будучи гостем принца Гессе-Кассельского в Шлезвиге. Однако, граф де Шалон, возвратившись из Венеции в 1788 году, поведал мне о своей встрече с графом Сен-Жерменом, состоявшейся на площади Святого Марка за день до его предполагаемого отъезда из Венеции в Португалию. Я виделась с ним по иному случаю".
В масонских источниках мы обнаруживаем следующее утверждение:
"Среди масонов, приглашенных на конференцию в Вильгельмсбад 15 февраля 1785 года, мы находим Сен-Жермена в сопровождении Сен-Мартена и многих других".
Очень интересные сведения содержатся и в чисто католическом источнике. Известный уже нам библиотекарь обширной Амброзианской библиотеки в Милане приводит следующее сообщение:
"С целью всеобщего примирения различных сект розенкрейцеров, некромантов, каббалистов, иллюминатов и гуманитариев, была созвана Великая Конференция в Вильгельмсбаде. Среди членов присутствовавшей на ней ложи "Amici riuniti"25 были Калиостро, Сен-Мартен, Месмер и Сен-Жермен".
Доказательства вполне очевидны, да и церковные летописи не всегда надежны. Великое множество так называемых cause célèbre26 явилось миру в результате его предполагаемой смерти. Если же граф Сен-Жермен пожелал скрыться от глаз публики, то, пожалуй, лучшего способа и не придумать.
Покинув на время Францию и оказавшись в Австрии, давайте обратимся к выдержкам из интересной, хотя и курьезной, работы Грёффера. Предоставляем вашему вниманию некоторые из них:
"Сен-Жермен и Месмер.
Никому не известный человек прибыл с кратким визитом в Вену. Однако, его пребывание в этом городе мало-помалу затянулось. Дела, которые привели его сюда, как предполагается, имели отношение к далекому будущему, а именно, к двадцатому столетию. Подлинной целью его визита в Вену была встреча с одной единственной персоной. Этой персоной был Месмер, довольно молодой в то время человек. Месмер был поражен появлением этого чужеземца.
— Вы, должно быть, тот самый джентльмен, — сказал он, — чье анонимное письмо я получил вчера из Гааги?
— Да, тот самый.
— Вы, вероятно, хотели бы побеседовать со мной по поводу моих идей о магнетизме?
— Вы угадали.
— Эти идеи мне подал человек, который только что был у меня. Это известный астроном Хелл27.
— Я знаю об этом.
— Мои фундаментальные идеи, как бы то ни было, все еще разрозненны и довольно хаотичны. Если бы нашелся кто-то, способный помочь мне.
— Я помогу Вам.
— Вы не представляете, сэр, какую услугу мне окажете.
— Я должен это сделать.
Чужеземец показал жестом Месмеру, чтобы тот закрыл дверь. Они сели.
Суть их разговора сводилась к теории получения элементов, необходимых для эликсира жизни посредством магнетизма в эмпирическом порядке.
Разговор продолжался три часа...
Они договорились о следующей встрече в Париже и расстались."
О сотрудничестве Сен-Жермена с Месмером в изучении мистицизма нам стало известно и из иных источников28. А их встреча и совместная работа в Париже засвидетельствована в летописях ложи, о собраниях которой нами уже упоминалось. Судя по контексту, эта встреча в Вене состоялась до того, как Месмер начал свои исследования в Париже. Вена той поры являлась большим центром розенкрейцеровских и им подобных обществ. Наиболее многочисленными среди них были розенкрейцеры, которые действительно глубоко погружались в алхимические исследования и даже имели в своем распоряжении лабораторию на Ландштрассе позади госпиталя. В их числе мы обнаруживаем и группу последователей Сен-Жермена.
Вернемся снова к Францу Грёфферу: "Однажды по Вене поползли слухи, что в городе объявился граф Сен-Жермен, самая непостижимая из всех загадочных личностей. Словно громовой удар было это известие для тех, кто хоть что-нибудь знал о нем. Мы, кружок его последователей, волновались все сильнее: "Сен-Жермен — в Вене!.."
Едва оправившись от неожиданных новостей, Грёффер (его брат Рудольф) буквально полетел в Хиниберг, свою загородную резиденцию, где хранил все деловые бумаги. Среди этих документов было рекомендательное письмо Казановы, гениального авантюриста, знакомого ему по Амстердаму, адресованное Сен-Жермену.
Он немедленно возвратился в свою контору, где получил от клерка известие: "Час назад здесь побывал джентльмен, чье появление несказанно всех нас удивило. Этот джентльмен был ни низок, ни высок, однако, сложения был весьма пропорционального. Все в его осанке было отмечено печатью благородства и величия... Он сказал по-французски, словно для себя, не обращая никакого внимания на наше присутствие, такие вот слова: «Я живу в Федальхофе, в комнате, которую в 1713 году занимал Лейбниц». Мы собирались ответить ему, но он исчез. И, как видите, сэр, мы до сих пор никак не можем прийти в себя..."
Через пять минут он был уже в Федальхофе. Комната Лейбница была пуста. И никто не мог сказать, когда соизволит вернуться "американский джентльмен". Что же касается багажа, то, кроме маленького железного сундучка, ничего не было. Приближалось время обеда. Но кто мог думать об обеде в такой ситуации! Почти механически Грёффер отправился на поиски барона Линдена. Он нашел его в "Энте". Вдвоем они отправились на Ландштрассе, подгоняемые предчувствием какого-то важного события.
Лаборатория оказалась незапертой. Возглас удивления вырвался у обоих. За столом сидел Сен-Жермен и спокойно читал томик сочинений Парацельса. Они замерли на пороге. Таинственный посетитель медленно закрыл книгу и встал. Ошеломленные друзья сразу же поняли, что перед ними никто иной, как чудо-человек, равного которому во всем свете не найти. Описание клерка оказалось всего лишь бледной тенью того величия, которое предстало перед их взорами. Сияющим великолепием озарена была вся его фигура. Достоинство и независимость сквозили в каждом его движении. Друзья не могли вымолвить и слова. Граф шагнул им навстречу. Они вошли. Размеренно, без лишних формальностей, приятным тенором, пленяющим своим очарованием душу собеседника, он сказал Грёфферу по-французски:
— У Вас есть рекомендательное письмо от господина фон Зайнгальта. Однако, в нем нет никакой необходимости. А этот джентльмен — барон Линден. Я знал о том, что вы оба появитесь здесь в эту минуту. У Вас есть еще одно письмо для меня от Брюля. Однако, художника уже не спасти. Его легкие в плачевном состоянии, он умрет 8 июля 1805 года. Человек — ныне совсем еще дитя — по фамилии Бонапарт, будет в дальнейшем осужден многими за косвенное участие в бесчисленных бедах, ожидающих человечество. Итак, джентльмены, я в курсе всех ваших дел. Могу я быть в чем-то полезным вам? Прошу, высказывайтесь.
Однако, друзья лишились дара речи. Линден накрыл маленький столик, достал из стенного шкафчика вазочку со всевозможными сладостями и, поставив перед гостем, отправился в винный погребок.
Граф пригласил Грёффера присесть, сел рядом и сказал:
— Дело в том, что Ваш друг удалился не по собственной воле. Мне необходимо переговорить с Вами наедине. Я знаю о Вас от Анджело Солимана, которому мною оказывались некоторые услуги в Африке. Если Линден вернется, мне придется отправить его назад.
Грёффер немного оправился от охватившего его волнения. Однако, потрясение было настолько сильным, что ему удалось лишь промолвить несколько слов:
— Я понимаю Вас. У меня были на этот счет кое-какие предчувствия...
Тем временем Линден вернулся и поставил на стол две бутылки вина. Сен-Жермен улыбнулся с неописуемым достоинством. Линден предложил ему отведать этих вин. Тогда граф не смог уже сдержать веселого смеха.
— Скажите на милость, — сказал он, — есть ли на этой Земле хоть одна душа, которая видела бы, как я пью или ем?
Затем он указал на бутылки и заметил:
— Это Токайское — не из Венгрии. Оно — от моего друга, российской Императрицы Екатерины. Она была так очарована картинами этого слабого здоровьем человека, изобразившего памятную сцену в Мёдлинге, что решила послать ему бочонок вина.
Грёффер и Линден остолбенели. Это вино прислал Казанова.
Граф попросил перо и бумагу. Линден принес их.
"Человек-чудо" разрезал лист бумаги на две равные части и, расположив половинки поудобнее, взял два пера в обе руки.
Он одновременно написал на них одно и то же и сказал:
— Вот Вам мое письмо, сэр. Выбирайте любую из этих половинок. Текст — один и тот же.
— Это фантастика, — воскликнули оба друга, — строка к строке, двумя руками одновременно, без малейших погрешностей. Это неслыханное искусство!
Кудесник улыбнулся. Сложил обе половинки и показал их на свет. Казалось, что только одна надпись была на бумаге — настолько эти записи соответствовали друг другу, как будто они были оттисками одной гравюры. Очевидцы были буквально потрясены.
Немного помедлив, граф сказал:
— Я попрошу вас, чтобы одна из этих половинок как можно быстрее была доставлена Анджело. Через четверть часа он выйдет вместе с принцем Лихтенштейнским; подателю письма будет вручена маленькая шкатулка...
Сен-Жермен постепенно принял торжественный вид. Через несколько мгновений он замер, подобно статуе, а глаза его — всегда неописуемо выразительные — стали вдруг тусклыми и бесцветными. Вскоре, однако, он вернулся в первоначально состояние, сделал движение рукой, как будто прощаясь, и сказал:
— Я ухожу (ich scheide — прим. автора). Не навещайте меня. Когда-нибудь мы еще увидимся. Уже завтра вечером меня здесь не будет. Я очень нужен сейчас в Константинополе. Затем отправлюсь в Англию, где мне предстоит подготовить два изобретения, о которых вы услышите в следующем столетии. Речь идет о поездах и пароходах. Они понадобятся Германии. Затем произойдут последовательные сдвиги во временах года, особенно яркие изменения ожидают сначала весну, а потом и лето. Все это — признаки приближения конца времен, завершения цикла. Я все это вижу. Поверьте мне, астрологам и метеорологам ничего не известно. Для того, чтобы обладать истинным Знанием необходимо учиться у Пирамид. К концу этого столетия я исчезну из Европы и отправлюсь в Гималаи. Мне необходимо отдохнуть. И я должен обрести покой. Ровно через 85 лет я вновь предстану перед людьми. Прощайте. Да пребудет с вами любовь моя.
После этих торжественно произнесенных слов граф вновь махнул рукой. Оба адепта, подчиняясь неведомой силе, покинули комнату, охваченные крайним удивлением. В этот момент неожиданно разразился сильный ливень с грозой. Спасаясь от дождя, они вернулись в лабораторию. Там никого не оказалось. Сен-Жермен бесследно исчез...
На этом, — продолжает Грёффер, — и завершается моя история. Вот все, что я запомнил. Странное непреодолимое чувство побудило меня взяться еще раз за перо и записать все происшедшее именно сегодня, 15 июня 1843 года.
Кроме того, мне хотелось бы подчеркнуть, что эти материалы нигде до сих пор не публиковались. Под сим и подписываюсь".29
Нет никаких сомнений в том, что граф Сен-Жермен, помимо всего прочего, был также и розенкрейцером. Масонская и мистическая литература прошлого столетия изобилует всевозможными доказательствами его тесных контактов с выдающимися розенкрейцерами Австрии и Венгрии. Это мистическое движение возникло, главным образом, в государствах центральной Европы. На всем протяжении истории под покровом различных религиозно-мистических течений этот орден стремился к распространению Священной Науки и Знания, в которые были посвящены некоторые из его Высших Наставников, выполняя тем самым завет единой Великой Ложи, призванной к управлению духовной эволюцией человечества. Доказательств существования Учения, которое оставил нам Сен-Жермен, — великое множество, и некоторые из них цитируются госпожой Блаватской с упоминанием о некоем "Зашифрованном Розенкрейцеровском Манускрипте"30, принадлежавшим нашему мистику. Она отмечает также совершенно восточный характер взглядов, которых придерживался Сен-Жермен. Тот факт, что Сен-Жермен обладал этой очень редкой рукописью, доказывает занимаемое им положение.
Вернемся к "Тайной Доктрине". Мы обнаруживаем, что он обучал "Числам" и их значениям, и это важное обстоятельство связывает его с Пифагорейской школой, учение которой было чисто восточным. Эти эпизоды представляют глубочайший интерес для исследователя, ибо они подтверждают наличие единства в, казалось бы, невообразимо далеких друг от друга духовных обществах, внешне и по названиям различных, однако, по сути благих устремлений, имеющих между собой очень много общего. На первый взгляд кажется, что удастся достигнуть гораздо большего в духовной практике, если все эти маленькие группы объединились бы в одно огромное Общество. Однако, в свете истории восемнадцатого столетия, причины подобного "разобщения" становятся более понятны. В Австрии, Италии и Франции вовсю свирепствовали иезуиты, проявляя крайнюю нетерпимость к возникновению пусть даже небольших собраний людей, заинтересованных в оккультном знании. Германия и Англия погрузились в пучину войны. И многие исследователи духовных наук в этих странах сразу же попадали под подозрение в неблагонадежности. Таким образом, малые организации подвергались меньшей опасности быть разгромленными, и вполне очевидно, что Сен-Жермен посещал многие из них, неустанно проповедуя и наставляя.
Повсюду, в любом Ордене, в основе которого лежит действительно мистическое учение, мы находим следы существенного влияния этого таинственного Учителя.
А теперь приведем одно сообщение, которое как бы суммирует все вышесказанное:
"Карл Август отправился к ландграфу Адольфу фон Гессен-Филлиппшталь-Барфельскому. Сен-Жермен находился у него в гостях и в числе прочих был представлен герцогу. За время разговора он успел очаровать своего собеседника. После обеда герцог спросил своего радушного хозяина:
— Сколько лет графу?
— По этому поводу трудно что-нибудь утверждать с уверенностью, однако нелегко опровергнуть тот факт, что граф знаком с некоторыми историческими деталями, которые может знать только современник давно минувшей эпохи. В Касселе, например, стало модным уважительно прислушиваться к его заявлениям и ничему не удивляться. Граф известен своей ненавязчивостью и искренностью; он — человек из хорошего общества, с которым все рады иметь знакомство. Однако, его несколько недолюбливает глава нашего дома ландграф Фридрих II, который называет Сен-Жермена утомительным моралистом. Он, во всяком случае, состоит в весьма близких отношениях со многими людьми, крайне влиятельными в делах многих государств, и оказывает огромнейшее благоприятное влияние на остальных. Мой кузен, Ландграф Карл Гессенский очень привязан к нему; оба они — искренние и ревностные масоны и сообща овладевают, постигая Истину, всеми видами тайных знаний. Лафатер посылает к нему избранных людей. Он умеет подражать многим голосам, передавать свои мысли на расстояние и подделывать любой почерк, едва на него взглянув. По всей видимости, он общается с духами и другими сверхъестественными существами, которые являются по первому его зову. Он искусный врач и диагност, а также обладает какими-то средствами продления жизни..."
...Сен-Жермен коллекционировал старинные картины и портреты. Он был склонен к алхимии, верил в универсальное снадобье и проводил исследования в области животного магнетизма. Своими французскими манерами, широчайшими познаниями и крайней разговорчивостью он весьма поражал окружавших его людей и, особенно, аристократов. Этот "богемец", подвергавшийся бесчисленным нападкам со стороны историков, сыграл свою роль в качестве политического агента во время мирных переговоров между Францией и Австрией. Говорят также, что он отличился в 1792 революционном году.
Многими мистическими братствами он рассматривался как "Obermohr" и благоговейно считался существом высшего порядка, причем каждый верил в его "внезапное" появление и, равным образом же, в его "внезапное" исчезновение. Доктор Месмер, хорошо знавший графа Сен-Жермена по Парижу, пригласил его посетить Вену, чтобы сообща заняться изучением животного магнетизма. Сен-Жермен был здесь тайно, под псевдонимом "Американец из Фелдерхоффа". Доктор Месмер весьма обязан графу тем, что именно здесь в Вене его (Месмера) учения приобрели, наконец-то законченный вид. За короткое время вокруг Месмера сложился кружок последователей, но он вынужден был, к великому своему сожалению, покинуть город и отправиться в Париж, где все еще существовало основанное им "Общество Гармонии", являвшееся ни чем иным, как тайным обществом ученых мужей. В Вене Сен-Жермену удалось наладить связи со многими мистагогами. Он посетил знаменитую лабораторию розенкрейцеров на Ландштрассе, где наставлял какое-то время своих собратьев в науках Соломона. Ландштрассе, находящаяся в пригороде Вены, на протяжении многих столетий считалась прибежищем привидений. Ниже Эрдберга тамплиеры и родственные им Ордена обосновались здесь и вокруг города, в окрестностях Зиммеринга, еще со времен Рудольфа II. Они образовали собой весьма эксцентричное братство, называемое "Золотой Кухней", целью которого была, как предполагается, добыча золота. Мы располагаем точными сведениями о том, что граф Сен-Жермен посещал Вену в 1735 году, а также и позднее этой даты. Приезд графа (пользовавшегося к тому времени немалым авторитетом) сразу же вызвал великий восторг в кругах посвященных".
Во многих наиболее известных обществах нетрудно обнаружить прямое или опосредованное, через друзей и последователей, влияние этого "посланника" восемнадцатого столетия, кроме того в их основе тайно или явно лежат одни и те же фундаментальные принципы, которые проводят в жизнь истинные посланники Великой Ложи: такие, например, как эволюция духовной природы человека, реинкарнация, скрытые силы природы, чистота жизни, благородство идеала, Божественная Вездесущая Сила. Эти обстоятельства ясно указывают искателям Истины на благородство мотивов посланца Великой Ложи, графа Сен-Жермена, чью жизнь мы попытались вкратце изложить в этой книге.
Его деятельность заключалась в помощи небольшой части человечества восемнадцатого столетия, стремившегося идти к той же самой цели, которую ныне, в конце девятнадцатого столетия, ставят перед собой теософы. Многие в те времена отвергали руку водящую, как и теперь некоторые ослепленные невежеством люди отказываются от предлагаемой современными лидерами помощи. Однако, те, чьи глаза открыты радостному сиянию духовного знания, с уважением вспоминают о Сен-Жермене, взвалившем на себя всю тяжесть невежества и тьмы ушедшего столетия, которое он хотел просветить изобилием духовной жизни.
ПРИЛОЖЕНИЕ. Некоторые подробности жизни графа Сен-Жермена
Теперь о Сен-Жерм. Конечно, появления и исчезновения Сен-Жермена через закрытые двери производилось или посредством психологирования, или гипноза присутствующих, или же были манифестациями в тонком теле. (Е.И. Рерих. Письма 1932-1955, стр. 292. // 24.05.38)
Граф был и искусным художником. "Рисовал он маслом, не мастерски, как говорили, но приятно. Он владел секретом совершенно удивительных цветов, благодаря которым его полотна были совершенно необычными. Рисовал он исторические сюжеты, и всегда изображал женщин в украшениях из камней. Для изумрудов, сапфиров, рубинов он использовал свои краски, и тогда они сияли, переливались и блестели как настоящие. Разные художники, в том числе Латур и Ванлоо, приходили смотреть его картины и восхищались красками, из-за которых, однако, сами изображения блекли, теряли в правдоподобности. Зато для украшений можно было бы использовать секрет этих удивительных красок, тайну которых господин де Сен-Жермен так никогда и не выдал". (Поль Шакорнак «Граф Сен-Жермен - хранитель всех тайн»)
Можно видеть в истории, как распылялись предметы, принадлежавшие Учителям. Например, картины Сен-Жермена остались в четырех странах: во Франции, в Англии, в Германии и в Нидерландах под разными именами. Несколько осталось в семье Ван-Ло, но большинство было уничтожено автором. (Надземное, ч.2, 155)
В.К. Джадж — член Теософского общества — утверждал: "Волею Учителей — или Махатм — в конце каждого века сильный поток духовной энергии льется на Землю. Он начинается в последние двадцать пять лет и длится до конца века, а возобновляется лишь в последней четверти следующего столетия". Поэтому, согласно Генри Олкоту, президенту Теософского общества, "всегда сомнительно, чтобы адепт умирал, как это иногда кажется, в том или ином теле. Учитывая способности иллюзионистов, которыми они обладают, даже погребение их трупа не является доказательством реальности их смерти. Что же стало с Сен-Жерменом, "авантюристом, шпионом", каким его считали энциклопедисты, и который ослепил все дворы Европы столетие тому назад (в 1795 г.)? После того как он обосновался в Гольштейне, он исчез так же таинственно, как и появился". (Поль Шакорнак «Граф Сен-Жермен - хранитель всех тайн»)
Он исчез так же таинственно, как и появился. Князь Гессенский рассказывал, что он умер в 1785 г., во время экспериментов, которые он проводил в Эккендорфе (так в оригинале) над красками. Странная вещь, но история сохранила о смерти человека, который приводил в восторг всех великих в Европе, лишь сомнительное свидетельство одного друга.
Чрезвычайно удивительно, что никогда ничего не рассказывалось о его похоронах, что они нигде не зарегистрированы, что никакой трактат о них не повествует…
Более или менее доказано, что он жил после 1784 г. Говорят, у него была важная встреча с российской императрицей в 1786-м или 1788 г. Рассказывают, что он явился перед принцессой Ламбалл, когда она стояла перед революционным судом, за несколько мгновений до того, как ей отрубили голову, а также перед любовницей Людовика XV — Жанной Дюбарри, ожидающей фатального удара, в 1793 г. "Этот человек не должен умереть", — говорил о нем его друг Фридрих Прусский. (Поль Шакорнак «Граф Сен-Жермен - хранитель всех тайн»)
Во все эпохи можно найти пустые гробницы или замененных покойников. Так, существует могила Сен-Жермена, а на самом деле там похоронен заместитель. Но к оккультным романам нужно относиться с большим разбором. Несомненно, иногда авторы их улавливают нечто из пространственных рекордов, но часто многое преломляется чрезвычайно искаженно. (Е.И. Рерих. Письма в 2-х тт. Том 2, стр. 181. // 18.06.36)
Конечно, Сен-Жермен играл роль и в русской истории, именно при его помощи Екатерина Великая заняла русский престол. Знаю о вынесенных заключениях и пророчествах Сен-Жермена во время его пребывания в русской столице. Они не совсем лестны, и потому сейчас не время их опубликовывать, слишком много желающих так или иначе лягнуть и унизить нашу великую родину, именно великую во многих отношениях, несмотря ни на что. (Е.И. Рерих. Письма, т. 4. 1936 г. (МЦР), стр. 433. // №167. Е.А.Зильберсдорфу. 17.12.1936)
Между прочим, когда получите эти странички, прочтите внимательно параграф о Сен-Жермене. Ведь в некоторых теософических кругах существует убеждение, что Великие Учителя не только руководят революциями, но будто бы даже вызывают их!!! Еще недавно читала я такой перл в «Теософисте». Нет более страшного заблуждения! Именно Великие Учителя всеми силами стараются предотвратить всякие разрушения и убийства и путем сдвига сознания направить человечество к правильной эволюции. Они не могут насиловать человеческую волю, ибо в результате это грозило бы еще худшим разрушением, но Они всегда посылают предостережения и стремятся помочь и спасти тех, кого возможно. (Е.И. Рерих. Письма, т. 5. 1937 г. (МЦР), стр. 185. // №69. Р.Я.Рудзитису. 16.07.1937)
Со времени опубликования дневника графини д’Адемар, фрейлины печально знаменитой Марии-Антуанетты, факт частных предупреждений письмами, персональными визитами, передающими предупреждения об опасности, грозящей стране, королевскому двору и его друзьям, теперь широко известен. Эти предупреждения неизменно шли из одного источника – графа Сен-Жермена, члена Гималайской Ложи. Но все его спасительные предупреждения рассматривались как оскорбления и мошенничество. Всем хорошо известны трагические результаты этого отказа. (Е.И. Рерих. Письма в Америку, т.1, стр. 332. // 10.X.34)
"Зеленеющий Лавр" [полководец М.И. Голенищев-Кутузов, имевший эту масонскую степень - Рериховская энциклопедия] ... умел соединять водительство с чуткостью к Советам Братства. Наставление Сен-Жермена он принял с полным доверием, и в этом заключалась удача его. Может быть, Сен-Жермен и приезжал, чтобы приготовить будущего вождя. (Надземное, ч.2, 25)
В книге Фр. Гэффера "Маленькие венские воспоминания" графу Сен-Жермену приписывают следующие слова: "Я исчезну в конце века из Европы… меня увидят через 85 лет, день в день". Поскольку эти слова были-де сказаны в 1790 г., соответственно, в 1875 г. граф должен был снова проявить себя. Именно в 1875 г. было создано Теософское общество (однако не в Европе, а в Америке). Трудно с уверенностью сказать, случайно ли эта дата была выбрана, или совпадение было задним числом использовано. В чем нельзя сомневаться, так это в том, что значение роли, приписанной графу Сен-Жермену основателями и руководителями Теософского общества, все больше и больше росло. (Поль Шакорнак «Граф Сен-Жермен - хранитель всех тайн»)
А. Безант изложила в одной работе, что граф Сен-Жермен в своем последнем воплощении не был один, и что у него был ученик: "В конце XVIII века была предпринята большая попытка просветить "белых западных варваров", и задача эта была возложена на две великие личности. Они были тесно связаны с Белой Ложей, однако ни тот ни другой, насколько мне известно, не были Учителями. Тот, которого звали графом Сен-Жерменом, стал теперь одним из Учителей, и его близкий сотрудник в этом великом деле, член австрийской аристократической семьи, стал позже известен под именем Е.П.Б. Их попытка изменить лицо Европы провалилась, ибо времена еще не наступили". Там же А. Безант утверждает, что "великий оккультист, брат Белой Ложи, был самой большой силой, стимулирующей движение интеллектуальных реформ, которые французская революция уничтожила.
Как легендарный Феникс, эта сила восстала из пепла и появилась вновь в XIX в. в виде Теософского общества, одним из признанных глав которого является этот Брат. Он до сих пор живет в той же физической оболочке, вечная молодость которой удивляла уже тех, кто знавал его в прошлом веке". (Поль Шакорнак «Граф Сен-Жермен - хранитель всех тайн»)
Эти дни вы поминали Сен-Жермена – полезно, ибо он имел нити от королей и до гильотины. Утверждение им грядущей эволюции делало ему путь поверх толп. Сознание равенства людей было щитом ему. (Община (Урга), 2.I.5)
Однажды французский вельможа сказал графу Сен-Жермену: "Не приложу ума понять всю чепуху, которая около Вас происходит". Сен-Жермен ответил: "Не трудно понять мою чепуху, если ей уделите столько же внимания, как и своей; если прочтете мои представления с тем же вниманием, как и список придворных танцоров. Но беда в том, что порядок менуэта будет для вас значительнее, нежели целость Земли".
В этих словах заключается и беда нашего времени. Мы имеем несчетное время для всяких подлых занятий, но не находим часа для наиболее важного. (Агни Йога, 451)
Примечания
1. Герцог Карл Август (1757-1828) — Великий Герцог Саксен-Веймар-Эйзенахский. Как глава герцогства сыграл впоследствии видную роль в коалиции европейских государств против Наполеона. Много сделал для улучшения положения дел в экономике и культуре своего государства. — прим. перев.
2. В оригинале не дается никаких объяснений, о каком именно герцоге идет речь. — прим. перев.
3. Герцог Шуазельский (Этьен-Франсуа, 1719-1785) — герцог д'Амбуаз и граф Стенвилль — французский государственный деятель. В 1758 году с помощью маркизы Помпадур стал министром иностранных дел и пэром при Людовике XV. Играл решающую роль при определении внешнеполитического курса Франции, в частности, курса на союз с Австрией и Испанией против Англии и Пруссии. — прим. перев.
4. Герцог де Медичи (Джовани Гасто) — Великий герцог Тосканский — последний представитель знаменитого флорентийского рода. Правил Тосканой с 1723 ло 1737 год. — прим. перев.
5. Мадмуазель Клерон (1723-1803) — известная французская актриса.— прим. перев.
6. Граф Алексей Орлов-Чесменский — приближенный императрицы Екатерины II. Один из братьев Орловых, которые помогли Екатерине взойти на престол в 1762 году. В момент встречи с Сен-Жерменом Алексей Орлов был главнокомандующим русской эскадрой, которая вела войну с Турцией на Средиземном море, и следовал из Ливорно в Петербург. — прим. перев.
7. "Дорогой отец", "дорогой друг" — ит. (прим. перев.)
8. Кампания в Архипелаге — поход русского флота в район Греческого архипелага во время русско-турецкой войны 1769-1774 гг. — прим. перев.
9. M. Пыляев — сотрудник "Нового Времени", автор книги "Старый Петербург". — прим. авт.
10. Граф Ротари (Пьетро, 1707-1762) — итальянский исторический и портретный живописец. Последние годы своей жизни жил при дворе Елизаветы Петровны. — прим. перев.
11. Возможно, речь идет о князе Юсупове (Николае Борисовиче, 1750-1831) — государственном деятеле, посланнике в Турине с 1783 по 1789 г. В разное время он был министром уделов и сенатором. — прим. перев.
12. Е.П. Блаватская. Тайная Доктрина, т. II, с. 380.
13. Двор Людовика XV. — прим. авт.
14. Маркиза де Помпадур (1721-1764) — фаворитка Людовика XV с 1745 года и до самой своей смерти. Играла центральную роль во французской политике. Окружив короля преданными ей людьми, определяла внутреннюю и внешнюю политику государства. Покровительствовала наукам и искусствам. — прим. перев.
15. На этот период приходится царствование Надир-шаха (1688-1747), прославившегося захватнической политикой. Ему удалось на незначительный период объединить разрозненные и враждующие между собой государства Востока, в том числе Закавказье, Ирак, Афганистан, Индию, Туркестан. Достигнув быстрого расцвета, империя Надир-шаха не смогла просуществовать сколько-нибудь длительного времени. Надир-шах был убит заговорщиками. — прим. перев.
16. "Он роскошно жил в Вене с 1745 по 1746 год, был вхож в любое общество, а премьер-министр императора (Франца I), принц Фердинанд Лобковиц был его лучшим другом. Он же и познакомил его с французским маршалом Белл-Излем, посланным королем Людовиком XV с особой миссией к Венскому двору. Белл-Изль, состоятельный внук Фуке, был столь очарован блистательным и остроумным Сен-Жерменом, что не замедлил пригласил, его посетить Париж". Herinneringen, van J.H.E.CA- van Sypsteyn; s Gravelenhage, 1869.
17. Генерал Клайв Индийский, барон де Пласси (1725-1772) — умелый полководец, основатель английского могущества в Индии. Во главе Ост-Индской военной кампании одержал много побед над конкурировавшими в этом регионе силами европейских государств, а также над силами индийских раджей. В конце 1760-х годов был обвинен в злоупотреблениях и взяточничестве. Покончил жизнь самоубийством. — прим. перев.
19. Граф Григорий Орлов — приближенный Екатерины II. Один из организаторов переворота 1762 года.
20 Апартаменты Версальского дворца, принадлежавшие свите. — прим. перев.
21 Имеется в виду Людовик XV, который скончался в 1774 году. — прим. перев.
22 Непременное условие — лат. — прим. перев.
23 Выделено в оригинале. — прим авт.
24 Исайя, XI.3.
25 "Объединенные Братья" — ит.
26 сенсация — франц.
27 Максимильян Хелл (придворный астроном). Этот известный ученый дал толчок для научного и практического изучения магнетизма.
28 Е.П. Блаватская, Теософский словарь, стр. 214 (Лондон, 1892).
29 Остается сожалеть, что напыщенные выводы Грёфера дают повод для пренебрежительных подозрений в шарлатанстве в умах современных исследователей оккультизма. Во всяком случае, его способ видения ошибочен. Более опытный исследователь, вполне возможно, по иному описал бы эту встречу, не искажая сути происшедшего. — прим. авт.
30 Тайная доктрина, II, стр. 212, 3.
.png)
Сергей Оленев18-03-2025 08:00:01
Каждый раз, перечитывая тексты о Сен-Жермене, находишь новые грани и факты сокровенной истории развития человечества. Духовная элита лучших представителей человечества была преемницей психической духовной энергии идущей от Сокровенной Страны в Гималаях. Это сокровенное действие происходило в определенный период столетия. Так, В.К. Джадж — член Теософского общества — утверждал: "Волею Учителей — или Махатм — в конце каждого века сильный поток духовной энергии льется на Землю. Он начинается в последние двадцать пять лет и длится до конца века, а возобновляется лишь в последней четверти следующего столетия", - пишется в статье.
Вероятно, в двадцатом веке была уникальная ситуация на планете, потому что Рерихи начали новый духовный цикл с Учения Ж.Э. в 1920 года. И он продолжался Б.Н.Абрамовым до 1972 года. Во истину в 20-ом веке был кульминационный момент, который ознаменовался победой Владык Мудрости Гималаев над князем мира сего в середине века.
К. Савитрин03-04-2025 08:32:01
Прекрасная публикация о Сен-Жермене. Давно хотелось прочитать о нем, да находились другие важные для формирования миропонимания публикации и книги.
Читал некоторое время тому назад оккультный роман Бульвер-Литтона "Занони". Прообразом Занони послужил как раз Сен-Жермен. Описывается в романе и время французской революции. Роман захватывающий и по динамичности сюжета, и по философско-оккультной составляющей. Теперь было интересно сопоставить два облика Сен-Жермена - исторического и литературного. Сюжетные линии романа сплетаются в целостную композицию. История жизни Сен-Жермена представляется как собрание отрывочных свидетельств, собранных Изабель Купер-Оукли воедино и дополненных записями о великом мистике Е.П.Блаватской и Е.И.Рерих. Пожалуй, биографический очерк живого человека со свидетельствами очевидцев по-своему гораздо интересней. Хотя и в романе "Занони" есть своя красота художественного, но весьма правдоподобно показанного вымысла.
Обратил внимание на то, что в публикации о Сен-Жермене есть несколько упоминаний о Екатерине II и её фаворитах - братьях Орловых. Екатерина, её мать, оба брата Орловых были знакомы с Сен-Жерменом.
Е.И.Рерих пишет: "Конечно, Сен-Жермен играл роль и в русской истории, именно при его помощи Екатерина Великая заняла русский престол. Знаю о вынесенных заключениях и пророчествах Сен-Жермена во время его пребывания в русской столице. Они не совсем лестны, и потому сейчас не время их опубликовывать, слишком много желающих так или иначе лягнуть и унизить нашу великую родину, именно великую во многих отношениях, несмотря ни на что. (Е.И. Рерих. Письма, т. 4. 1936 г. (МЦР), стр. 433. // №167. Е.А.Зильберсдорфу. 17.12.1936)
Хотя во второй части о нелестных заключениях и пророчествах Сен-Жермена во время его пребывания в русской столице можно усмотреть намеки на "шальную императрицу", но это - только наши домыслы, обусловленные в значительной степени трудам всевозможных "историков" конца 20 века, которые в угоду Западу и нередко за западные гранты усердно оклеветывали и оплевывали великие русские имена. Тогда как клеветники и предатели тогда обелялись и приукрашались, как, например "ум, честь и совесть" русской культуры А.СоЛЖЕницын. На такой лжи и оплёвывании тогда поднялись "историк" Э.Радзинский, "знаток всего тайного" О.Шишкин и многие другие.
Екатерина II, с моей точки зрения, была в числе многих великих, но оклеветанных. Статья о Е.Р.Дашковой хороша, но некоторые выводы относительно мотивов императрицы мне кажутся представленными субъективно. Не думаю, что Сен-Жермен мог быть причастен к восшествию на престол "шальной императрицы". Даже про Наполеона, которому, как известно из писем Е.И.Рерих и Учения был дан фрагмент Камня из Братства, которого предупреждали для успешности его дела, начал своё падение, как мне кажется гораздо раньше, чем пошел на Россию. Он изменил Жозефине, с которой они прошли через ужас французской революции. Он пошёл на поводу у своего тщеславия. И во след за тем уверовал в свою непогрешимость. Из чего он утратил моральное право на Помощь и решил, что сам будет определять судьбы мира. Результат мы знаем. Но падение политическое началось с нравственного падения. Поэтому не думаю, что Сен-Жермен, умевший видеть сквозь время, через десятилетия, стал жы содействовать восшествию на престол России императрицы, которую даже в недавнем сериале показывают всё с той же (внушенной нам в 90-е) склонностью к "шалостям".
В будущем многие имена великих будут очищены от клеветы. Этому в наступающей Эпохе будет способствовать увеличение числа людей, обладающих развитой психометрической способностью.
ВНИМАНИЕ:
В связи с тем, что увеличилось количество спама, мы изменили проверку. Для отправки комментария, необходимо после его написания:
1. Поставить галочку напротив слов "Я НЕ РОБОТ".
2. Откроется окно с заданием. Например: "Выберите все изображения, где есть дорожные знаки". Щелкаем мышкой по картинкам с дорожными знаками, не меньше трех картинок.
3. Когда выбрали все картинки. Нажимаем "Подтвердить".
4. Если после этого от вас требуют выбрать что-то на другой картинке, значит, вы не до конца все выбрали на первой.
5. Если все правильно сделали. Нажимаем кнопку "Отправить".